Самурай

Глава 3. Дежурства и тренировки

Наверное, я был слишком наивен в свои тринадцать лет. Потому что проснувшись утром на Острове Тысячи Камней, я вдруг почувствовал себя почти счастливым. В какое-то мгновение эта затея с островами показалось очень веселой. И я даже улыбнулся собственному отражению в мутном треснутом зеркале на стене.
Это же просто игра, — подумал я, — стоит попросить, и меня отправят домой. Если я не захочу играть.
— Ты чего соскочил? — недовольно спросил Клим с соседней кровати: он спал без подушки, щекой прижавшись к грубой деревянной спинке, свесив длинную руку до пола. Теперь через все его лицо тянулся длинный красный след. Он сонно поморгал и уставился на меня с явным неудовольствием.
— Скоро подъем. Даже поспать не дал, — проворчал он.
— Вы тут по часам встаете? — удивился я, — как в лагере?
В лагере я успел побывать к тому времени и говорил со знанием дела: жаворонок по натуре, я не испытывал никаких неудобств от раннего подъема. Но ведь тогда я просто не знал, насколько рано встают на островах. И чем занимаются.
Вдруг по замку разнесся тяжелый гул. Будто кто-то со всей силы ударил по чему-то железному.
Не мешкая ни секунды, Клим соскочил с кровати и принялся надевать свои лохмотья.
— Пошли, — коротко кивнул он мне, сделавшись вдруг очень серьезным, будто разом забыв о своей шутливости и бесшабашности вчера. — Не забудь, — добавил он, указывая на деревянный меч, висевший на стене над моей кроватью.
Я поспешно вернулся и взял его. В руках тут же возникла странная тяжесть, будто я держал не деревянную игрушку, а настоящее оружие. Я провел ладонью по деревянному клинку. Дерево. Оно показалось мне теплым. Меч меня буквально заворожил. Я будто уже тогда знал, что не расстанусь с этим оружием еще многие годы.
В зал уже высыпали заспанные, но уже собранные и готовые (к чему?..), японцы.
— Охаё! ("доброе утро!" — япон.) — коротко поприветствовал всех наш командир, имя которого я успел забыть. Да разве можно запомнить такие сложные имена!
— Это они здороваются, — шепнул мне Клим, но я и так уже понял, что означает это короткое и емкое слово.
— Охаё! — нестройными голосами откликнулся их, теперь уже наш, маленький отряд и, к моему немалому удивлению, поклонился. Они все коротко поклонились. Я же стоял, тараща на этих странных мальчишек глаза и ничего не понимая. Да будь он хоть трижды командир тут, кланяться-то зачем? Что за рабские замашки? Я гордо вскинул голову, демонстрируя, что наши не кланяются.
И незамедлительно получил оплеуху от Клима, который коротко прошипел мне в самое ухо:
— Поклонись, идиот. Просто склони голову.
— Совсем крыша поехала, да? — обиженно возмутился я, но тут поймал взгляд этого... Сатоши. Царапина на шее тут же заныла, напоминая о вчерашнем. И я склонил голову, посмотрев на японца чуть ли не с ненавистью.
Сатоши победно усмехнулся и очень серьезно склонил голову в ответ. Лично мне.
Общаться с людьми, такими же мальчишками, как и я, не зная их языка, оказалось забавно.
— Сейчас Шинджи на тренировку погонит, — широко зевнув сообщил Клим.
Я сразу же вспомнил, что так зовут нашего командира. Надо же... Я все-таки запомнил.
Тем временем Шинджи, по-видимому, скомандовал начало тренировки, но я не смог разобрать слов.
Все, тихонько переговариваясь, вышли на улицу. Я думал, что будет прохладно с утра и жарко к обеду, прямо как у меня дома, но оказалось, что было так же жарко, как и днем.
Шинджи заговорил с Климом, посматривая на меня, что мне не составило труда понять — речь идет обо мне.
— Шинджи говорит, чтобы я напомнил тебе о правилах. Нельзя смотреть вверх после заката — накажут. Нельзя играть в поддавки, — нудным голосом тянул Клим, будто выполняя повинность, — нельзя испытывать привязанность к кому-либо, особенно любить.
Я тихонько фыркнул в ладонь. Перспектива кого-то тут любить на тот момент казалась мне абсурдной. Тем не менее я спросил:
— А девчонки-то тут бывают?
— Бывают, — откликнулся Клим и снова помрачнел. — У нас их двое было. Японки.
Я коротко кивнул, словно слово "было" многое объясняло.
Между тем Шинджи командным голосом начал произносить имена.
— Кому с кем тренироваться, — прокомментировал Клим.
— Клим — Рису, — произнес он, и Клим, не обращая больше на меня никакого внимания, встал напротив растрепанного мальчишки лет четырнадцати.
— Шин — Арато. Шин — Хаято. Сатоши... — его взгляд замер на мне, и я невольно поежился: командир смотрел на меня холодно, даже презрительно. — Сатоши — Тиму, — решительно закончил он и снова коротко поклонился, словно благодаря ребят за что-то.
Сатоши издал короткий звук, в котором явно звучало разочарование.
Пары выстроились в каком-то странном, им одном ведомом порядке, так, что вокруг каждой образовалось пространство в несколько метров.
Сатоши подошел ко мне, небрежно поклонился и выжидающе замер. Решив не искушать судьбу, неимоверно злой на Шинжи, что подкинул мне такого напарника, тоже коротко поклонился.
— Ёсь! ("давай!" — япон.) — произнес Сатоши и взмахнул своим мечом.
Я еле успел увернуться и просто отбежал в сторону с ужасом видя, как меч Сатоши из деревянного стал стальным.
Стало страшно. Этот псих мог порезать меня по-настоящему!
— Прекрати! — выкрикнул я, чуть не плача.
— Яппари, ("так я и думал" — япон.) — презрительно сказал Сатоши и равнодушно взмахнул мечом, перекрутившись всем телом, неотвратимо наступая. Я оказался прижат к стене замка и теперь ощущал острые края камней, больно впившиеся под лопатки.
Глаза моего противника сверкали, выглядел он очень воинственно. Я инстинктивно прикрылся рукой и успел подумать, что сейчас самое время для чуда. Как это бывает в фильмах, когда герой на волоске от гибели, появляется кто-то, кто его спасает или же происходит нечто, не позволяющее герою умереть.
Это в фильмах красиво. На самом же деле — сердце колотится так, что, кажется, можно умереть только от этого бешеного ритма. И все происходит до смешного быстро.
Острое лезвие полоснуло по руке, я ощутил острую боль, и горячая влага заструилась от локтя до пальцев, падая с повисшей плетью руки на землю с глухим стуком.
Я же просто ревел, глядя на свою искалеченную руку, не понимая, что это за игра. Не понимая, как получилось так, что лезвие из деревянного стало настоящим. И почему никто меня не защитил, а все просто продолжают заниматься, как ни в чем ни бывало — даже Клим. Меня же покалечили! Больно. Как же больно...
Сатоши брезгливо вытер свой меч о мою же футболку и что-то сказал подошедшему Шинджи. Тот кинул беглый взгляд на мою руку, пожал плечами и полез в карман своих обрезанных джинсов. Ловко выудил оттуда бинт, пропитанный чем-то белым, вязким.
Показал жестом, что бинт надо приложить к ране и небрежно кинул его в мою сторону.
Поймав его, продолжая заливаться слезами, я последовал совету.
Боль сразу же отступила, стало легче. Я смахнул слезы и огляделся. Тренировка заканчивалась: японцы и Клим снова подошли к Шинджи.
Тот скомандовал что-то, опять называя имена.
— Мосты, — коротко пояснил Клим, — дежурство на мостах. Тебе на восточный, вместе с Рису, Хаято и со мной. Пошли.
Я как-то даже обиделся, хоть и послушно пошел следом. Зачем меня сразу же отправлять на какое-то дежурство, да еще и после ранения. К своему удивлению я осознал, что рука практически не болит, лишь немного почесывается, как заживающая болячка. Но все равно, будь я командиром, я бы так никогда не поступил...
На мосту было тихо. Половинки моста еще не сошлись и тихо поскрипывали, медленно разрастаясь, приближаясь друг к другу.
На другой стороне у моста тоже ждали четверо мальчишек. На вид европейцы, почему-то показалось, нерусские. Хмурые и сонные, они, как и мы, ждали, когда сойдутся половинки моста. На их лицах мелькнуло удивление при виде меня.
— Do you speak English? Who are you? — выкрикнул один из них, наступая на свою половинку моста, уже соединившуюся с нашей.
Моих скудных познаний английского, вбитых в школе, хватило понять, что он от меня хотел.
— Не слушай его, — рассмеялся Клим, — он всех зовет. Они пацифисты, — презрительно добавил он, — воевать не хотят, все свои гимны поют. Боже спаси Королеву... И постоянно всех к себе зовут. Особенно англоязычных. Думают, это сделает их сильнее. Как бы ни так. Если уйти со своего острова, то никогда не вернешься домой. Потому что сражаться можно только за свой. Иначе все бы давно отсюда поубегали, — тоскливо прибавил он.
— He doesn't speak. Go fuck yourself and die there! — крикнул он, и Рису рассмеялся вместе с ним. Хаято даже не улыбнулся.
— Пожелание доброго утра, — пояснил Клим. — Пусть катятся подальше. Они с виду такие мирные. А стоит повернуться к ним спиной, как они тут же нападут, забыв про весь свой пацифизм…
— Чего? — это слово я слышал впервые.
— Ну пацифизм. Это когда человек воевать не любит, говорят, что он — пацифист, понимаешь?
— Ага, — кивнул я.
И посмотрел на чужих мальчишек с любопытством.
Они расположились, усевшись прямо на мост. Двое остались стоять, выжидающе глядя на нас.
Рису, наверное, самый длинноволосый из всех, с усмешкой покрутил своим мечом. Хаято же спокойно стоял чуть поодаль, сжимая в руках лук. Самодельный, с деревянными стрелами, к которым были прикручены деревянные же наконечники. Я понял, что изобретательные японцы догадались из кусков деревянного меча сделать наконечники. И теперь те наверняка будут стальными в бою. Как это происходит, я хотел было спросить у Клима, потом подумал, что тот вряд ли сможет объяснить, ведь попал на острова так же, как и я. Вместо этого спросил, глядя на стальные мечи в руках противников:
— Нас могут убить?
— Да, — коротко ответил Клим.
— А мы что, будем убивать?
— Да. Это игра, малыш. Игра, в которой убивают.
И тогда мне стало по-настоящему страшно.