Самурай

Глава 5. Друзья и враги

Дни тянулись один за одним, и я даже поймал себя на мысли, что стал привыкать. К странным японцам, кланяющимся по поводу и без. К нашему командиру, который был, хоть и строг, но явно из лучших побуждений. И даже к угрюмому арбалетчику Хаято я тоже привык. 
Единственное, к чему так и не удалось привыкнуть — поведение Сатоши. Этот японец все время приковывал мое внимание к своей персоне. Он словно напрашивался на неприятности. Иногда я ловил себя на мысли, что очень хочу его ударить, чего делать вне тренировок было категорически запрещено. Когда Шин-маленький не сдержался однажды и, крупно повздорив с Климом, дал ему в челюсть хорошенько, за дело, честно говоря, его строго наказали. Шинджи продержал его в карцере на хлебе и воде два дня. Причем на дежурства он все равно ходил, с Климом в паре. Спарринговаться Шинджи их тоже заставил вместе. Странная политика, но, как я сумел убедиться, довольно действенная.
Клим больше не нарывался и вел себя относительно спокойно.
Я же перестал бояться крови, и когда во время тренировок кто-то из японцев или Клим ранили меня, то волны панического страха уже не накатывали такой удушливой волной, как раньше. Теперь я продолжал наступать на противника, даже истекая кровью, потому что знал: белая мазь вылечит, и на мосты я пойду как новенький.
В тот день на мостах было тихо и спокойно, и я дежурил вместе с Сатоши и большим Шином на самом тихом мосту, который связывал наш мост с десятым островом. Французы, живущие там, не любили и не умели драться, поэтому дежурство тут давно уже стало просто фикцией. Я знал, что у Шинджи в планах было завоевание этого острова (после английского).
Я стоял, облокотившись на перила, глядя в неестественно синюю воду, когда понял, что Сатоши чем-то обеспокоен. Большого Шина сложно было пронять, он молчал и, похоже, просто отдыхал после вчерашней стычки на южном мосту, где его сильно ранили в руку. Мазь, конечно, рану затянула, но вот слабость Шин все еще чувствовал. Теперь через всю его руку тянулся розовый шрам. Сильно же его полоснули. Я этого, слава Богу, не видел, был на северном мосту вместе с Шинджи.
Теперь Шин отдыхал. Я понял, что командир дал ему своеобразную поблажку. Интересно, с чего бы это? Не в интересах и правилах нашего Шинджи давать поблажки. Пораженный этой мыслью, я продолжил разглядывать Шина. А Сатоши между тем пристально высматривал что-то на острове противника.
— Абунай ("опасность!" — япон.) — вдруг выкрикнул он и вытащил свой меч. Я его и не понял поначалу — японский все еще не поддавался моему пониманию, хотя прошло уже пару месяцев, но тревога в голосе была понятна и так.
— Бака! ("Идиот!" — япон.) — вскинулся Шин, который, похоже, успел задремать.
Но Сатоши на него даже не оглянулся. Он продолжал вглядываться в тихий французский остров.
Внезапно и мне стало тревожно. К нам приближалось семеро ребят. Видимо, они полностью оголили остальные мосты, договорившись с другими, чтобы прийти к нам вот так — толпой. Это казалось совершенно невероятным.
Шин встал в полный рост, кивнул Сатоши, и тот ответил кривой усмешкой. На меня они даже не смотрели — кажется, и вовсе не брали в расчет.
Семь человек на троих — много. Слишком много. Я понимал это так же ясно, как и то, на каком острове я сейчас нахожусь.
Еще я понимал, что бежать за помощью глупо: вряд ли смогу объяснить быстро и толково. А оставшись, хотя бы помогу нашим.
Сатоши потянулся рукой за спину и... достал два меча. Нет, я видел второй у него за спиной и раньше. У Шинджи тоже видел, еще у пары ребят. Но считал, что это на случай, если меч сломается... Они же деревянные по сути. Оказывается, нет.
Теперь я со страхом, к которому примешивалось чисто детское любопытство и самый настоящий трепет, наблюдал, как Сатоши достал два меча из-за спины. Он улыбнулся и провел одним лезвием по другому. Этот противный, завораживающий скрежет, казалось, останется со мной на всю жизнь.
Сатоши усмехнулся. Его кривая ухмылка тоже врезалась в память: я видел теперь в нем не просто мальчишку, досаждавшего мне всем, чем только возможно, а настоящего воина. Он дрался красиво. Так красиво, что я порой забывал помогать и прикрывать, просто любуясь ловкими, выверенными движениями.
— Тиму! — крикнул он, явно предостерегая меня. И точно: я почти пропустил удар мальчишки с соседнего острова. Он очень решительно на меня пер, прижимая к перилам. Его меч почти коснулся моего горла, когда Сатоши налетел на него и перекинул через перила. Мальчишка успел только что-то обиженно выкрикнуть и тут же исчез белой вспышкой.
Я, как завороженный наблюдал его полет вниз, не заметив, чего стоило Сатоши спасение моей шкуры.
Все затихли. Французы, здорово обломавшись, отступали, одаривая нас злобными взглядами и оттаскивая раненых.
Я же замер возле тела, распростертого на сером камне моста.
Сатоши был ранен в живот: кровь толчками выплескивалась на землю.
Но самое страшное было не это.
У нас закончилась лечебная мазь.
Я как завороженный наблюдал, как выплескивается из раны кровь, как Сатоши, задыхаясь и закусив губу, пытается не кричать.
Шин стоял, опустив руки, и что-то отрывисто сказал Сатоши. Тот скорчился и бросил на него умоляющий взглядом. Шин покачал головой и с тоской посмотрел в сторону замка.
— Гады! — вдруг услышал я за спиной и обернулся: один из французов, белобрысый мальчишка, приблизительно мой ровесник, стоял над телом своего соратника и утирал слезы грязным кулаком.
— Ты... — выдохнул я, боясь поверить, что он сказал это на русском.
— Сволочи! Вы... убили его! Убили Мишеля... Вы всех убиваете... я ненавижу вас!
— А вы?! — закричал я, давясь слезами, — он умирает! У нас кончилась мазь... Вы пришли толпой в семь человек! Вы пришли убивать!
— Потому что у нас не было выбора! — закричал в ответ мальчишка с чужого острова.
Мы замолчали, тяжело дыша и глядя друг на друга в упор. Можно было, конечно, вытащить мечи, но мы оба были по горло сыты пролившейся кровью.
— Ты русский, — вдруг тоскливо сказал он.
— Татарин, — машинально поправил я, — Тимур.
— Сергей, — ответил он, протягивая руку. — И как, тяжело тебе с ними?
— Нормально...
— Тим! — окликнул меня Шин.
Я оглянулся: ожидал увидеть, что он поднял Сатоши и готов идти в замок. Внезапно стало страшно. Нельзя будет оставить мост. Неужели я останусь тут в одиночестве?
Но все было немного по-другому. Шин не собирался никуда нести Сатоши, он собирался уходить один. Сатоши, бледный, с выступившими бисеринками пота на лбу, лежал на сером камне моста и смотрел в небо, изредка моргая.
Если бы я тогда знал, как мои сотоварищи обходились с ранеными и что было принято делать с теми, кто стал обузой... Но тогда я об этом не думал.
Я чувствовал себя обязанным Сатоши и просто не мог допустить, чтобы он умер. Внезапная догадка появилась в голове, как вспышка молнии на ночном небе. Не только у нас есть лечебная мазь.
— Сережка... — крикнул я в удаляющуюся сгорбленную спину. Сергей обернулся и одарил меня полным ненависти взглядом. Что на меня нашло тогда? Не знаю. Я просто должен был спасти Сатоши.
— Помоги...
— Кому? — сказал, будто выплюнул.
— Сатоши, — я кивнул на скрючившегося мальчишку.
— Япошке? Нет.
— Пожалуйста... Я прошу тебя... я не убивал никого... я...
— Ты — нет. Он убивал.
— Он спасал меня...
— Я ненавижу вас! — закричал Сергей и снова заплакал.
— Хочешь, я встану на колени? — сказал я, смотря ему прямо в глаза.
— Хочу!
Я опустился коленями на мост, Шин что-то прошипел и стал доставать меч. Мост был горячий и шершавый. Коленкам было очень больно.
— Пожалуйста... — прошептал я, опустив голову.
Сергей скривился и швырнул мне бинтом с мазью в лицо:
— Подавись... И учти: в следующий раз никто не поможет. Мы — враги тут, понял?
— Понял, — прошептал я, глотая грязные слезы, не в силах унять дрожь, — я все понял...
Я поднялся с колен и, пошатываясь, кинулся к Сатоши. Тот уже потерял сознание, и я даже подумал, что он умер.
Стараясь не смотреть на страшную рану, я кое-как зажал ее бинтом с лечебной мазью.
— Осои.... ("поздно" — япон.) — сказал Шин.
— Чигау... ("нет" (с оттенком "ты не прав") — япон.) — ответил я. — Нет.
Шин махнул рукой и подошел к Сатоши. Взял его за руки, мне же кивком указал на его ноги. Я без слов понял, что японец от меня хочет и подхватил Сатоши за лодыжки. Он был совсем не легкий, но я упрямо тащил его, обливаясь потом и проклиная все на свете.
Когда мы оказались возле замка, дежурные выбежали навстречу. Один из них кинулся на Восточный мост, где был Шинджи, другой открывал нам двери, пока мы волокли Сатоши к кровати.
После он сменил повязку, наложив свежую, но Сатоши так и не очнулся.
К вечеру в замок подтянулись бойцы Острова Тысячи Камней. Про Сатоши никто не вспоминал: все молча ужинали, перебрасываясь обычными репликами, которые я даже начал понимать. Когда я попытался рассказать Климу, как все было, тот выслушал меня с угрюмой физиономией и сказал, что у них не принято говорить про раненых. Это только привлечет беду.
Беда... Это слово звоном отдалось в голове, заставило меня замереть с поднятой ложкой. Действительно. Беда. Сатоши может и не очнуться. Он может… умереть. Это незнакомое, непонятное тогда мне слово врезалось в мозг, словно нож, и осталось там навсегда.
Одно дело — смерти мальчишек с других островов. Тут они враги и воспринимались мною так же. Совсем другое — твои соратники, те, кто как и ты, сражаются за свободу своего острова, за наше право вернуться домой.
После ужина Шинджи и его верный помощник Хаято долго шептались в углу, а после ушли в комнату Сатоши. Не знаю, что там было, да я и не стремился узнать, честно говоря. На этот вечер у меня были иные планы.
Когда совсем стемнело, и Клим рядом стал тихонько посапывать во сне, я аккуратно выскользнул из комнаты. Мне очень хотелось посмотреть на остров и мосты ночью. Странное желание, но побороть его я не мог.
Легкий ветерок шуршал по песку острова, редкие кустики в свете луны казались чудовищами, которые ждут момента, чтобы напасть. Я задрал вверх голову... и от неожиданности сел прямо на камни. На небе было две луны. Удивительное, потрясающее на самом деле зрелище. И правда — другая планета. До этого я еще как-то сомневался и верил, что мы на Земле. Как оказалось, напрасно.
Завороженный ночным небом Островов, я приближался к ближайшему мосту. Это был Западный мост — тот, где мы были утром.
Еще издалека, только приближаясь к месту недавних боевых действий, я заприметил маленькую фигурку на другой половине моста. То, что это — Сережка, я понял сразу. Ну какому французу придет в голову выйти поглазеть на ночной мост? Они слишком любят свою безопасность. Я и не заметил, как стал думать о своих невольных соседях с презрением.
— Привет, Тимур, — поздоровался Сергей, вскинув руку. — Я не предлагаю рукопожатие, извини.
— Заметано, — фыркнул я, усаживаясь на свою половинку моста, опасно свесив вниз ноги.
— Ты зачем пришел? — подозрительно спросил он.
— А ты?
— Я часто прихожу сюда. Думать. А вот, что ты делаешь тут?
— Считай, что я стал приходить сюда. Думать.
— Ты не такой, как я, — улыбнулся он и посмотрел вверх. — Тебе не надо думать, чтобы делать. Ты хорошо приживешься на островах.
— С чего ты взял? — с возмущением сказал я и пожалел, что половинки мостов так далеко разошлись — не помешало бы врезать нахалу.
— Ну... я умею видеть людей.
Я искренне рассмеялся.
— Не попадись мне, ладно? — вдруг сказал я.
— Почему?
— Мне будет неприятно тебя убивать. — Не знаю, зачем я сказал эту дурацкую фразу. Она казалась мне такой сильной и взрослой.... На самом деле на тот момент я никого не убил, и сама мысль о том, что смогу сделать это, была противна. Но вот Сергею сказал эти слова. Он замолчал и продолжил смотреть в небо с двумя лунами, словно ничего особенного я не произнес.
— Как там ваш... этот... не запоминаю я их имена! — в сердцах воскликнул он.
— Сатоши, — подсказал я и тут же почувствовал прилив злости. Этот еще смеет спрашивать о нем.
— Я вообще-то мазью поделился, — насмешливо сказал Сергей, будто прочитав мои мысли, — и не смотри так удивленно — сначала научись контролировать свое лицо.
— Он жив, — уклончиво ответил я. — Был жив, когда я уходил.
— Ты так уверен в этом? — задумчиво спросил Сергей, и мне снова захотелось вмазать ему от души — прямо кулаки зачесались.
— Да! — зло выкрикнул я, — да...
— Ну ладно, — пожал он плечами, пусть жив.
Я отвернулся и пошел обратно к своему замку.
Тогда я верил, что Сатоши и правда жив.