Самурай

Глава 11. Последний бой Острова Тысячи Камней

Утром на привычное приветствие Клима я не среагировал, и тот был крайне удивлен и все пытался заглянуть мне в глаза, будто чувствуя себя виноватым. 
А перед Сё ты тоже чувствовал свою вину, Клим? Когда предал его? Мальчишку, который только появился здесь.
На спарринге Сатоши явно чувствовал мою тревогу, он что-то спрашивал, ободряюще хлопал меня по плечу, но я не мог выдавить ни слова. Тем более я не знал, что мне сказать. 
Когда Шинджи поставил нас с Сатоши в разные группы, внутри меня что-то оборвалось, будто струна лопнула. 
— Най ("нет" - япон.), — твердо сказал я и встал рядом с другом. 
Шинджи не стал спорить, махнул рукой, а вот Клим как-то забеспокоился. Я смотрел на него с жалостью и презрением. Так можно было смотреть на насекомое, лениво ползущее по твоему плечу: пусть ползет еще пару секунд, все равно прихлопнут. 
Сатоши посмотрел на меня с удивлением, но потом улыбнулся — все-таки мы привыкли сражаться вместе. 
Тогда я еще не знал, что мне предстоит самый сложный бой в моей жизни. 
Все закрутилось очень быстро. 
Сначала мы заметили еле заметное шевеление на пустынном, Десятом острове. Хаято вскинул лук, готовясь выстрелить в любого, кто там появится. Но таинственные незнакомцы не спешили показываться на свет.
Мы увидели их спустя минут пятнадцать. Двадцать вооруженных до зубов парней приближались к Западному мосту, где нас было всего четверо. 
Я отчаянно засемафорил зеркальцем своим японцам, но не знал, увидели ли они мой сигнал. Я понял, кто решил свести с нами счеты. Это были ребята соседних островов. Они перешли на пустой, Десятый, чтобы сообща добраться до нас. Наверное, слава о воинах Острова Тысячи Камней дошла и до них, и они решили уничтожить сильного противника количеством. 
Стоя спиной к спине с Сатоши, я чувствовал, как пот холодной струйкой стекает между лопаток, чуть щекоча спину. 
— Гамбаттэ! ("Держись!" — япон.) — подбодрил меня Сатоши, доставая два своих смертоносных меча из-за спины. 
— Не сдавайся! — крикнул я ему по-русски, уверенный, что он уловит интонацию. 
— Сдохните, гады! — сказал кто-то из пришедших на чистейшем русском, кидаясь в бой. 
Пока они перебежками добрались до нас, Хаято успел уложить двоих. Один из них лежал прямо на мосту, истекая кровью, уставившись в небо остекленевшими глазами. Больше всего меня интересовал его меч. Если я не добуду второй меч, мы точно проиграем. 
— Сатоши! — крикнул я, кивком указывая на окровавленное оружие, до которого было около пяти шагов — невозможно далеко в условиях боя. 
Сатоши меня понял, и мы вместе стали постепенно двигаться к мертвому мальчишке с неизвестного острова. 
В это время стали прибывать наши. Я и не думал, что буду когда-нибудь настолько рад их видеть. 
Шинджи, Рису, Шин и Шин — да почти все. Клима я среди них не увидел. Надо отдать должное Шинджи, дрался он очень умело. Остервенело, я бы сказал. Да и вообще, мы умудрялись держаться под натиском этой толпы. Хотя ничего удивительного: они с разных островов, не могут доверять друг другу, у них разные командиры и свои симпатии и антипатии наверняка. Они же дрались друг против друга когда-то. А мы — команда, сплоченная и знающая, как драться вместе. 
Внезапно между нами словно рыжая молния ввинтилась: Мари прибежала помогать прямо с кухонным ножом в руках. 
— Мари! — крикнул Сатоши, грубо отпихивая ее в сторону: он явно не хотел, чтобы она дралась. 
Мы могли отбиться тогда. Точно могли бы. Если бы Восточный остров не объявил нам войну в тот же день. Англичане-пацифисты ринулись в бой с тыла. 
Они бежали к нам сзади, с нашего же острова, и это было не просто страшно, а по-настоящему жутко. 
Все происходило очень быстро: кто-то хрипел, харкая кровью, кто-то, не удержавшись, падал вниз, в море, исчезая белой вспышкой, не долетев до воды. Относительная узость мостов давала нам сегодня немалое преимущество. Мы стояли спина к спине посреди моста, зажав в центре Мари, ощетинившись мечами и стрелами, и были готовы убивать. 
Наши враги чувствовали себя вольготно, усмехались и отвешивали шуточки в наш адрес на разных языках.
Они боялись нас: я чувствовал их страх, и это придавало мне сил. 
Возможно, мы бы долго простояли вот так: не все настолько выносливы, как воины Острова Тысячи Камней — в этом я был уверен, но как всегда все решил случай.
Стрела английского арбалетчика ввинтилась прямо в нашу толпу, смертельно ранив Рису. Он застонал и сполз на землю; Мари, не теряя ни секунды, тут же склонилась над ним, на ходу доставая бинты. Мы сжались теснее, заключая ее и раненого Рису в круг. Но с такими ранениями не живут — это я понимал также ясно, как и то, что эта злосчастная стрела, возможно, и случайно выпущенная, решила все.
Насколько близки были Рису и Хаято? Они были молчаливые и мрачные всегда, но делали все удивительно синхронно и вместе. Что я знал о них? Не понимая их слов, сказанных друг другу, но отлично чувствуя взгляды. Да, эти двое были близкими друзьями, но старались не показывать этого. Нельзя. На островах нельзя ни к кому привязываться.
Теперь Хаято издал истошный вопль и, несмотря на предостережение командира, прицелился в обидчика.
Секунда - и тот мертвый свалился на мост. Хаято довольно оскалился, но в глазах застыла такая пелена боли, что я просто отвернулся, думая, а что будет со мной, если что-нибудь сейчас произойдет с Сатоши или Мари?
Я нагнулся и выхватил у Рису его меч. Теперь я мог драться в полную силу, как и Сатоши.
Страшно... Им было страшно, все-таки на тот момент мы представляли собой жуткий дуэт.
Но несмотря ни на что, их было слишком много. Они наступали с двух сторон, и нас становилось все меньше.
Сначала ранили Мари. Подло вонзив нож в спину, когда она склонилась над раненым Шином. Для меня все происходило как на кадрах в замедленном воспроизведении. Нам нельзя было разделяться с Сатоши, но я не мог ничего поделать. Мари умирала.
Он подхватил ее на руки и что-то шептал по-японски. А она улыбалась, бледными, почти посиневшими губами. Такая она была — Мари. Даже перед смертью она улыбалась.
И тихое, еле слышное:
— Je t'aime, — понятное на всех языках, как напоминание о том, что любовь нельзя победить ни предательством, ни войной.

В это время я заметил Клима. Он тихонько пробирался к нам со стороны замка, и вся моя ненависть и боль сосредоточились на одном конкретном человеке.
— Ты! — выдохнул я, стоя напротив него с двумя мечами, с лезвий которых на землю капала кровь.
— Тимур, — рассеянно сказал он.
— А ты думал, я уже умер, тварь, — усмехнулся я.
— Откуда ты... — он попятился.
— Я все слышал, Клим. Ты предал нас. Смотри. Смотри! — закричал я, хватая его за плечи, с силой разворачивая в сторону бойни. — Смотри внимательно, крыса... Рису. Хаято. Шин. Мари. Они все погибли. Все! — я понял, что плачу.
— Я не... — он сглотнул, — я не хотел. У меня не было выбора.
Я мог бы убить его прямо там. Оставить истекать кровью на развалинах нашего острова. Но что-то останавливало меня. Клим никогда не желал мне зла — он был рядом в первые дни на островах. И предал нас.
— Пойми, Тимур, — тараторил Клим, — я не мог иначе... Мне было десять лет, когда я попал сюда, а пришельцы предложили мне, что я буду знать японский и буду уметь драться, вернусь домой... Знаешь, как тяжело среди японцев было мне? Десятилетнему пацану?!
— Это не повод предавать, — заявил я.
— Хорошо быть принципиальным?! — оскалился он и покачал головой, опуская руки.
— Бей.
Я не мог ударить беззащитного. Просто не мог. И он это знал.
— Защищайся, мразь! — сказал я почти с отчаяньем.
Клим улыбнулся. Он понял, что я не ударю первым.
Я внимательно посмотрел в его глаза и уловил там страх. Усмехнулся. Неторопливо вытер мечи о его футболку и пошел обратно. К тому, кто был мне единственным другом здесь.
Сатоши, уже тоже раненый в руку, сражался из последних сил: я все-таки умудрился бросить его одного, ослепленный своей ненавистью к Климу.
— Сатоши! — крикнул я, пытаясь вложить в интонацию поддержку и одобрение. Но поймав его взгляд, ужаснулся. Он был пустым. Словно Сатоши умер там, вместе с Мари. Наверное, так оно и бывает у влюбленных, мне-то откуда было знать.
Оглянувшись я понял, что мы почти победили. Ценой многих жизней, но почти. Наших врагов осталось не так много.
Очень скоро все было кончено.
Шинджи погиб последним, защищая свой остров.
Мы остались с Сатоши вдвоем. Враги, оставшиеся в живых, разбежались, наши ребята были мертвы.
Сатоши был ранен в руку и в живот, и, кажется, потерял слишком много крови. Таким бледным я его никогда не видел.
— Тиму... — прошептал он, и я наклонился к нему, чтобы лучше слышать. Но он молчал. Я бы все равно его не понял. Он просто смотрел мне в глаза, вцепившись в мое плечо, и я понял, умирать — страшно. Мерзко и страшно.
— Держись, — прошептал я, — пожалуйста, Сатоши... держись...
Через несколько минут его не стало.
Я стоял на коленях, прижимая его к себе и кричал. Просто кричал, посреди мертвого моста, кричал без слов, чувствуя как из меня уходит жизнь, все то хорошее, что может, и было когда-то. Мальчик Тимур с пушистыми ресницами, так любивший рисовать, ушел на второй план. Теперь я стал другим. Безвозвратно.
Я аккуратно повернул уже мертвого Сатоши и бережно снял перевязь с мечами, уже деревянными, пропитанными кровью, с его спины.
Они всегда будут со мной, Сатоши. Мечи истинного смаурая.
Осталось только одно незавершенное дело.
Я вернулся в замок.
Клим был там и даже не пытался спрятаться.
— Убьешь? — равнодушно бросил он.
— Да, — кивнул я, понимая, что действительно готов его убить.
— Давай, — пожал он плечами. — Но если тебе интересно, конечно, я не думал, что все будет так. Я хочу умереть.
И тут я все понял — для того, чтобы его уничтожить, не обязательно убивать. На моих руках и так уже слишком много крови.
— Нет, — я криво усмехнулся окровавленным ртом, — нет, Клим. Живи. Неси в себе все то, что сегодня было. Завтра или послезавтра за тобой придут. Возможно, тут кто-нибудь успеет появиться, и ты объяснишь ему, что к чему. И даже станешь командиром. Мне все равно, Клим. Живи.
Я смачно сплюнул на пол и ушел.
Мне было неважно, смогу ли я выиграть в этой жестокой игре. Ведь уйдя со своего острова, я терял все шансы на победу. Это было неважно. Я собирался просто жить. 
Тут я больше не смогу.