Самый бездарный роман

Глава 33

   Дни шли вперёд за днями. Нагло, упрямо, настырно. Первый молчал и делал вид, что ничего не случилось. А, может быть, для него и правда ничего не случилось. Что для Первого какой-то там Михаил и его страдания? У него этих Михаилов полно, не страдающих, а весёлых и благодарных. Михаил думал и стыдился, а потом всё равно снова думал, и снова стыдился, и снова думал, он уже не мог об этом не думать. Он сознавал, что этим самым отодвигает себя от Первого и всех остальных, тех, которые любят Первого и которых любит он.

   А ещё этот Олив приходил чуть ли не каждый день и подначивал, точил, словно вода камень. Михаил, и без того нервный, нервничал всё сильнее и сильнее. И наконец настал тот день, когда Миша понял, что он уже не в силах сдерживать себя. Либо он согласиться с Оливом, либо сойдёт с ума. Выход один. Уйти, убежать, унестись. И Миша пошёл к Первому.

   – Отпусти меня, а? – жалостливо прошептал он. – Не могу я здесь, истомился весь.

   – Куда ты пойдёшь? – строго сдвинул брови Первый. – Разве тебе есть куда пойти?

   – В больницу снова пойду. Работать буду, как все люди.

   – Работать. Болеть. Умирать.

   – Жить.

   – А сможешь?

   – Всё лучше, чем…

   – Чем что?

   – Ничего. Отпусти, пожалуйста.

   – Иди. Я отпрошу тебя. Он никогда вам не отказывал. Выбор всегда за вами.

   – А…

   – Я помогу первое время. Конечно, я помогу.

   – Благодарю тебя, Первый.

   Первый вздохнул и махнул рукой, как-то обречённо.

   И Михаил ушёл, навсегда покинул свой уютный дом, в котором обитал с момента своего появления на свет. Ушёл, чтобы не предать, чтобы не стать подлецом, чтобы видеть в отражениях вод себя, а не подонка.

   ***

   И он снова оказался в знакомой больнице. Почему он выбрал этот город? От больных воспоминаний нужно бежать, как от чумы, от проказы, от лихорадки. Нет, Михаил, видимо, решил добить себя, подобно ему поступают и некоторые люди, когда слушают печальные, практически заупокойные, песни, находясь в унылом расположении духа, вместо того, чтобы плясать под весёлую музыку. Ведь доказано, что танцы помогают даже предотвратить болезнь Альцгеймера, а что уж о хандре-то говорить.

   А Михаил и не стремился лечиться, пользуясь тем, что внешность у него в этот раз была другая – сам так захотел – он часто наведывался в знакомый магазин, перебирал книги и смотрел на Катю. Катя… он всё ещё её так называл. Ну, не мог он считать эту женщину Оксаной, ведь Оксана, его Оксана, была другой, шебутной, вспыльчивой, смешливой. Эта та Оксана должна была остаться… Нет. Он не поддался Оливу, нет, ни в коем случае. Он не хочет вернуть Оксану, то есть хочет, конечно, но не так. Он хочет, чтобы она была, и в тоже время не хочет, потому что понимает, что просто так, безо всяких условий она не вернётся, как раньше уже не будет, да и не нужно ему, чтобы, как раньше, ведь Оксана была не здорова, больна была Оксана. В общем, Михаил сам запутался и терзался от того, что запутался. Так близкие умершего человека, который долго и сильно болел, желают его возвращения, но уже не больным, и, конечно, не умершим. И когда они, страдая, просят небеса вернуть им человека обратно, кого они в самом деле хотят увидеть? Память то и дело подсовывает счастливые моменты. Эти моменты им нужны. Они хотят увидеть прошлое и остаться в нём, пусть даже переживать один и тот же день заново миллион раз, если в этом дне будет дорогой им человек, они согласны и на это. Сначала. А… потом?

   ***

   Вот Катя улыбается, вот смеётся, вот поправляет волосы, вот что-то говорит, почти шепчет покупателю. Всё такая же робкая, застенчивая, но уже забывшая. Она, похоже, счастлива. У неё есть любимая работа, мужчина, который ей нравится, даже подругу себе новую завела – Наташу. Что Нину забрала из интерната, молодец, в доброте ей не откажешь. А та Оксана, интересно, сделала бы такое? Наверняка, сделала бы. Она добрая, только не любит показывать. Самому ему с этим не справиться, и он решился.

   – Девушка, а вы не подскажете, чтобы такое почитать скучающему одинокому мужчине? – Михаил улыбнулся и посмотрел в её зелёные, такие бесценные глаза.

   Оксана, как и следовало ожидать, засмущалась от такого пристального взора.

   – Какие жанры вам нравятся? – улыбнулась она кончиками губ и слегка зарделась.

   – А вот это, что за книга? Интересная? – Михаил указал на «Самый бездарный роман»

   – Наверное, по ней собираются снять фильм, наверное… – ещё больше смутилась Оксана.

   – Никогда не видел раньше книг этого автора. Екатерина Невольная. Это псевдоним, как вы думаете?

   – Да, да, псевдоним. Автора на самом деле зовут, как меня. Оксана.

   – У вас очень красивое имя, Оксана. Как у Гоголя.

   – При чём тут Гоголь, его разве Оксана звали? – неожиданно рассердилась Оксана, и сразу же стала похожа на ту, другую, Оксану. Михаил только, что рот не открыл от удивления, не ожидал такого.

   – Это я написала эту книгу. Я. И Гоголь тут совершенно ни при чём. И его Оксана тоже. Меня так папа назвал. У вас всё ко мне?

   – Простите, я не хотел, – промямлил Михаил. – Не думал, что вы так странно отреагируете.

   – Это вы простите, не знаю, что на меня нашло. Не люблю, когда меня с кем-то сравнивают. Я одна, такая, какая есть.