Самый короткий день в году

Самый короткий день в году

Этого не должно было произойти. В тот день вообще все складывалось не так: с обеда на город напал шквалистый ветер с мокрым снегом, который таял, едва касаясь земли. Старенькая машина не завелась, кажется, сел аккумулятор. И этот ночной поезд до столицы. Что стоило взять билет на самолет? Вылет бы наверняка задержали, и тогда бы у нас осталось еще несколько часов на прощание.

Время неумолимо текло. Тусклое солнце пошло на закат слишком рано, и уже в четыре часа дня в комнату просочились сумерки. А вместе с ними и ощущение скорой разлуки: сколько ни сжимай руки, ни рви простыни, все равно придется одеться и отправиться на вокзал.

Если кормить собой тоску слишком долго, то невольно привыкаешь к укусам, боль становится почти незаметной. Поэтому прощание в тамбуре уже не затянется: его сухая ладонь ляжет на щеку, последний поцелуй и ставшее почти дежурным «Береги себя». Этот момент как облегчение — смогла, отпустила. Ждать отправления поезда тоже бессмысленно. Сколько раз видела, как купе начинает жить своей жизнью, стоит только покинуть его. Да и что сейчас можно увидеть кроме отражения фонарей в толстом стекле?

Натянуть повыше шарф и руки в карманы — ночной морозец дает о себе знать. Мокрый асфальт стал скользким, мягкие пятна уличного освещения превратились в колючие отблески льда. Ступать надо осторожно. Но разве думаешь об этом, когда в очередной раз твоя жизнь разбивается на осколки?

Этого не должно было произойти, но случайности сложились воедино. Мигнувший глаз светофора, соскользнувшая с тротуара нога в легком не по погоде ботинке, и отчаянный визг колес не успевшей вовремя затормозить машины. Тело отбросило в сторону, снег на обочине окрасился алым. В слетевшем наушнике надрывался голос: «Чье имя спасительно в час сплошной темноты?». Ему никто не ответил.

В 23:41 скорая захлебывалась в истерике по дороге в больницу.

В 23:57 сердце перестало биться.

В 00:01 оно заработало вновь.

Календарь перевернулся на 25 декабря. Так закончился мой самый короткий день в году.

***

С того момента жизнь круто переменилась. И причина даже не в том, что пришлось перенести несколько операций и встретить Новый год на больничной койке. Приходилось учиться заново жить, потому что прежние вещи казались либо пустыми, бессмысленными, либо словно отреклись от меня. Как я сама иногда любила шутить, в тот день в меня перелили слишком много чужой крови, и поэтому тело с душой теперь не в ладу.

— Представляешь, и эта фиалка тоже погибла. Стекла от солнца заклеила, поливаю как надо, но они все равно засыхают.

— Может быть, чувствуют, что ты теперь немного не от мира сего? — улыбнулась моя подруга Даша.

— Похоже на то. Раньше все подоконники утопали в зелени, а теперь сама видишь… Лук и тот пожух, ни одного перышка не дал.

— Переживаешь?

— Да не очень, подумаешь, лук какой-то.

— Ты ведь поняла, я не об этом.

Лейка в руке качнула тонким носиком, и вода, подкрашенная марганцовкой, пролилась мимо. «Как кровь тогда на снегу», — пронеслось в голове, и какой-то суеверный страх на мгновение заморозил, свернувшись узлом в желудке. Но даже эта секундная пауза была красноречивее любых слов. Даша подошла ко мне и обняла за плечи.

— Ничего, он еще напишет. Дурак какой, не понимает, чтó в этой жизни самое важное.

Ком из желудка перебрался куда-то к горлу. Голос не слушался, и я просто уткнулась лбом в плечо подруги. Жалости не хотелось, хотелось почувствовать себя нужной. И простоять бы так еще долго-долго, но из духовки донесся запах сгоревшего печенья.

А вот печенье было правда жалко. С выпечкой, как и со многим другим, совсем не ладилось. И я разрыдалась, снимая с потемневшего противня угольки. Пусть глупо, но за эти слезы никто не осудит.

— Знаешь, я давно должна сказать тебе одну вещь. Присядь.

Я всхлипнула в последний раз, вытерла руки полотенцем и села напротив подруги.

— Ты знаешь, я чувствую мир несколько иначе. Для меня не существует случайностей и простых совпадений. И то, что происходит с тобой сейчас — тоже не просто так. Тебе не понравится то, что ты услышишь, но я должна это сказать.

— Говори. Мне кажется, я готова услышать что угодно.

— Мне снился сон, давно уже. Там ты делала неправильный выбор и умирала. А потом случилось то, что случилось. Ты жива, но за тебя продолжают умирать другие: твои растения, твои вещи, твои занятия, которые ты любишь. А все потому, что ты до сих пор не приняла окончательного решения.

Я угрюмо молчала. Слова были беспощадны; видно, что даются они нелегко, но Даша продолжила.

— Ты должна распрощаться с ним, иначе все-таки умрешь. Другого исхода не дано. Я в этом уверена.

Как отказаться от чувства, которое делает тебя тобой, которое создавало и питало все это время? Как без него не потерять себя? Прошло больше полугода, а вокруг рушится все, к чему прикасаешься. Но несмотря ни на что у меня получается ощущать себя очень живой. Просто жить — это дорого, этого достаточно… Я кивнула.

Потом мы пили чай с магазинным печеньем и болтали обо всем на свете, словно и не было никакого разговора. Мягкий ветерок игриво дергал занавеску, густая листва шелестела в окно. На кухне было уютно, а по улице растекался жаркий августовский вечер. Взгляд упал на увядшую фиалку — может, у нее еще есть шанс? Если она сможет расцвести, то и у меня получится? Только надо отказаться…

***

Подруга всегда шутила, что не оставит меня без присмотра нигде, даже на том свете. После событий годичной давности ее слова обрели несколько иной смысл: а правда, заметит ли она, если со мной что-то случится? Получится ли у меня передать ей привет оттуда?

Я никогда не говорила о том, что пережила в ту ночь, когда умерла. И никто никогда не спрашивал, что я видела по ту сторону. Это к лучшему, ведь ответ наверняка разочаровал бы многих — там нет ничего. Пустота. Не тьма и не холод, но и не пушистые облака с бесконечно прекрасным светом, на который хочется идти. Там просто пусто и глухо, как в коробке с ватой. Блаженство заключалось в другом: там ты ничего не чувствуешь.

Время шло, летние ночи сменились первыми заморозками, и наступил новый декабрь. Фиалки погибли, еда утратила оттенки вкусов, а желание вставать по утрам ушло куда-то вслед за фиалками. Не было и дня, чтобы я не вернулась мысленно к тому разговору. «Ты должна распрощаться». Но где взять на это сил, если с каждым днем их становится все меньше?

Говорят, канун Рождества — особенное время, ведь в мир приходит Спаситель. Может, в этот раз и для меня он принесет немного счастья. Правда, с этим понятием я еще не определилась. А вот смерть теперь значит для меня совсем не то, что раньше. В ней можно найти силы отказаться от прошлого либо дать свершиться тому, что было уготовано еще год назад. У меня нет никаких ложных надежд на спасение, но я все равно готова шагнуть навстречу смерти — в этот раз по своей воле.

Уютная коробка с ватой уже ждет. Но вместо пустоты меня встречает калейдоскоп мыслей и картин. Реки не повернутся вспять, а цветы не перестанут пробиваться по весне через влажную землю. Люди в домах продолжат стучать вилкой о тарелку за ужином, а сладкое останется таким же вкусным. И все это я смогу увидеть, услышать и почувствовать.

Выбор еще никогда не казался таким очевидным. В старой жизни так много потрясающих вещей, которые стоит прихватить с собой в новую. Все, кроме отжившей свое любви, с которой сейчас удалось так легко распрощаться. И я делаю шаг назад.