За ширмой слышно было сотни голосов, люди сновали туда-сюда пытаясь найти свое место, в этом зале и в этой жизни. Периодически можно было разобрать высокий голос заведующей, она гоняла своих подопечных по строго отрепетированной программе и, восседая как коршун, смотрела на всех с трибуны. Звуковики перематывали звуковые дорожки в десятый раз и сверялись с таймингом, модели, замученные прогоном, клеили пластыри на измученные ноги. Мир моды трещал, галдел и готов был восстать.
Мимо нас пронеслась милая Энн, своими ногами от ушей она преодолевала расстояния в одну секунду, мгновенно оказываясь впереди всех. Сегодня она дефилировала в последней коллекции, представляя сразу два образа на миллион. Юбка из органзы покачивалась в такт ее бедрам, отмеряя размеренный бой как у часов. Топ струился по точеной фигуре, легкая драпировка рисовала силуэты тенями. Украшение в голове легко покачивалось на ветру. Словно струнка, Энн вышагивала по залу, заставляя оборачиваться ей вслед. Угловатые скулы, вздернутые вверх брови, белые как снег волосы и выпирающие лопатки, после себя она оставляла шлейф холода и очарования. Она была скульптурой высеченной в мраморе, где холодный камень играл в руках мастера.
До начала показа оставалось минут 20 и мы все были уже в боевой готовности. Закончилась наладка света, зал опустился во мрак. Звукорежиссер поочередно сменял цвета, проверяя синхронность их с музыкой. Будто в волшебном лесу на карнавале, мы светились как новогодние гирлянды. Свет приламлялся, отражался и играл на тканях. Холодные синие оттенки тут же сменялись не менее холодным красным. Наряды мерцали и переливались. Работы бессонных ночей сейчас рвались на сцену. Ткани струились и свет медленно ласкал проблески нежной кожи моделей. Мир замирал и снова бушевал, мы неслись на этом корабле в неминуемый шторм.
Стало душно, голова закружилась, глаза цеплялись за какие-то незначительные предметы. Все яркие краски превратились в чехарду, меня слепил прожектор сбоку, по другую сторону отблески от зеркал, прямо перед мной мелькали фото вспышки. Разум затуманился, люди как роботы выполняли свои привычные движения. Я пыталась сориентироваться, но общая суматоха выбила меня из колеи. Снующие туда-сюда ассистенты не давали прохода, пролетавшие мимо вешалки чуть не роняли тебя на пол, а замешкавшись неумехи получали гневный выговор и тут же отправлялись на выход.
Меня усадили за столик к гримеру. Закрыла глаза, отстранилась от всех звуков. Лицо аккуратно пушили кисточки из натуральных продуктов. Мягкие щетинки, тонны крема и тональника превращали меня в фарфоровую куклу. На месте прежних щек вырисовывались острые скулы, там где раньше были брови, теперь красовались кристаллы. Мне рисовали новые губы поверх моих, а из волос сооружали деревья. Работая сразу с тремя мастерами, мне оставалось только молчать и четко следовать указаниям.
До показа оставалось пару минут. Зал наполнялся важными людьми, способными решить нашу судьбу. Я поспешила занять свое место. В шеренге мои коллеги уже готовили свой фирменный взгляд хищниц. Дизайнеры порхали между ними поправляя подолы юбок и уголки рубашек. Для многих следующие 5 минут решать их карьеру. Кого-то заберут модельные агентства и с ними подпишут контракты. Других ждет возвращение на скамейку запасных, возможно им потребуется далеко не один сезон, чтобы вырваться из тени, ты никогда не знаешь какой типаж окажется нужным именно в этом сезоне.
Сегодня мы были нью-Японией, смешивая карнавальность 80-х годов с нежной эстетикой дорогих тканей. Я боялась дышать на свои рукава, что развивались волной. Ворот сильно душил и чесал шею. Булавки норовили впиться мне в позвоночник. Юбка сильно врезалась в бедра, натирая кости. Я была в коконе боли. Такое часто встречается, подгонять одежду под тебя никто не будет, заколют лишнее и напустят складку, дальше как хочешь. Терпи. Обувь тоже не для улыбки, выдают стандартного 37 размера, а дальше живи как хочешь, либо ужимайся, либо тащи вату и подкладывай. Мода шагнула вперед, модели стали разнообразнее, но подиум был других правил.
В этом плане Энн была в шикарных условиях, ее походке не мешало ничего и она летала на 15 сантиметровых шпильках как на своих родных двои. Да, я завидовала ей, восхищалась ей и ненавидела ее. Меня очаровывала ее сила и пугала ее успешность, будто сама судьба решилась пройти с ней за руку, оставив всех нас за бортом. Билеты на мероприятия, снимки и телефоны нужных людей, все это как по волшебству доставалось именно ей. Сколько бы ты не работал, ты все еще не будешь таким успешным как она.
Чья-то рука мягко упала мне на плечо, по телу пробежал ток и я повернула голову. Тугой ворот впился в нежную кожу шеи. Мое лицо исказилось гримасой боли, я жалобно подняла глаза вверх. Моя милая Энн. Она стояла рядом и смотрела на меня таким мягким взглядом, как на котенка в дождливый день. Затем она аккуратно провела своей рукой по моему плечу, как бы невзначай, остановилась на рукаве и легко его поддернула, чтобы он грациозно спадал. Я провожала взглядом ее действия как завороженная. Ее тонкие изящные пальцы с французским маникюром грациозно летали над складками моей блузы. Каждое движение было таким легким и свежим, как взмах крыла бабочки. Я боготворила ее.
Заметив восхищение в моих глазах, Энн легонько улыбнулась одними уголками губ. Ее глаза остались так же холодны и едва открыты. За объемными накладными ресницами скрывалась холодная, как тундра, душа. Мир вокруг стих, я смотрела ей в глаза, как будто снизу, пока она поправила выбившийся локон. Ее рука взлетела вверх, прядь волос мягко упала мне на плечо, после этого Энн одарила меня самым надменным взглядом и отвернулась, забрав с собой свет. Такие женщины пьют кровавую Мэри и никогда не смеются от души.
Отредактировано: 19.11.2022