Саша. Характер - сахар со стеклом

Глава 6. Беда не приходит одна

Глава 6. Беда не приходит одна

Вы когда-нибудь задумывались о смерти? А о том, кто будет скучать больше всех после вашей кончины? 

Забавно видеть того, кого боялась, ненавидела, кого глубоко внутри ждала, мертвым. Я всегда думала, что смерть не сможет его догнать, что он слишком быстр для нее. Интересно, стоящий передо мной Коша, думал сейчас о своей судьбе, о том, что такое могло случиться и с ним?

Смерть - это глупо. Но еще глупее умереть, разбившись на мотоцикле, когда тебе пророчили смерть от рака. Да, мой отец даже тут не смирился с судьбой, закончил историю жизни по-своему. А мне хватило бы на это мужества? Сесть на мотоцикл, не предупредив ни единой души, разогнаться так, чтобы с сиденья сдувало, и затем взять и отпустить руль? Забыв про тормоза, опасность, близких, просто отдаться на волю прибывшей беде. Не думаю. И глядя на широкую спину Коши, обтянутую кожаной жилеткой, я понимала, что и ему бы не удалось. Свадьба была слишком недавно, чтобы Маришка могла ему так быстро надоесть.

Сестра появилась на перед взором, как всегда, прекрасная даже в черном длинном платье и платке на светлой голове. Она вела истерично рыдающую мать, утирала слезы, поправляя черный платок и обводя глазами толпу в поисках наших лиц. Я судорожно задержала дыхание, встречаясь с ней взглядом. А в живоет появилось такое ощущение, будто я проглотила тяжеленным камень, и он теперь застрял где-то внутри. Отвела взгляд, не намереваясь участвовать в этой показухе. Такое ощущение, будто близкого человека хоронили. Да этот «близкий» даже не вспомнил бы про нас, если бы не прижало.

- Саша!

- Александра, - голоса. Я не хотела даже смотреть в их сторону, быстрее бы загрузиться в машины и закопать это бездушное, бесполезное тело в яму. Надоело все. Надоело.

За столом было все также тоскливо. Перед глазами проносились картинки погребения, смутные образы бросаемой в могилу земли, тонкие пальцы, сжимающие мое плечо, глухие и громкие истеричные рыдания. В тот момент я готова была все отдать, лишь бы не слышать это сумасшествие.

- Саша. – Мать дернула меня за руку к двери, намереваясь отвести подальше от черной безмолвной толпы, пожирающей ресторанную еду.

- Саша, ты эгоистка! Не смей воротить нос от угощений! Ты обязана помянуть своего отца! Обязана! Слышишь? Обязана! – она вопила так громко, что даже эти животные отвлеклись от тарелок. А один – от ее вылизывания. Мерзко.

- Мама. Я ухожу. Не хочу больше здесь находиться. - Не вытерпела я. С меня хватит.

Мать недоуменно проводила меня стеклянным взглядом и возвратилась за стол к падальщикам. Как мерзко. Господи, как мерзко.

Свежий воздух освежил разгоряченные щеки. Гнев покидал свою обитель под действием упорного оптимизма. А я просто шагала по дороге, не обращая внимания на сигналящие машины, орущих водителей, на эту странную прекрасную жизнь, проходящую очень близко, пускающую свою длинные сети по всему миру.

Я свободна. И это хорошо. Я счастлива. Или лучше так: «Я счастлива?». Громкий сигнал где-то очень-очень близко.

- Ты что дура, совсем наркота мозги отшибла, под колеса машин лезешь? - крикнул кто-то, высунувшись из окна.

Рассмеялась. А может, и правда, отшибла? Только не наркота, а бесконечная вереница незнакомых противных, жаждущих чего-то лиц.

Знакомая скамейка радовала глаз. Коричневый цвет, черные ножки и одинокая урна, лениво качающаяся от удара мальчишки, что пнул ее ногой ради развлечения. А на скамейке – человек. Алекс. Что он здесь делал?

- Привет. – Молчит. Ну и хорошо. Так лучше. Так гораздо лучше.

Пару минут сидели в тишине, наблюдали за снующими, перекатывающимися, как пингвины, голубями. Маленькие детки в колясках, проходящих мимо мамочек, оживленно агукали, глядя на странных мелких птичек. Им еще пока было невдомек, что эти птички – голуби, что они любили семечки, что в год их миллионами сбивали машины и ловили уличные коты. Они – часть огромной цепи, как и мы, люди.

- Что случилось? – прикрыла глаза, вдыхая свежий аромат куста за спиной, слушая его мирный диалог с переставшей качаться урной.

- Ничего. Все хорошо. – Алекс даже умудрился выдавить улыбку. А глаза….больные, как у идущего на казнь. 

Вздохнула. Как часто мы все-таки врем, особенно в мелочах. Когда нас спрашивают: «Как дела?». Мы отвечаем: «Нормально». И не важно, что сейчас у все внутренности съеживаются от боли, голова взрывается от мыслей, а сердце ноет и стучит, ноет и стучит…. Нормально – отличное слово. Вроде плохо, но жить еще можно. 

- А у тебя что? - поинтересовался он.

- Ничего. - Пожала плечами  и снова вернулась к рассматриванию парка.

Два человека сидели рядом, на расстоянии плевка. Но они не плевали, не говорили и не слушали. Странная штука - жизнь. Она нас испытывала, даже когда мы не были одиноки. Даже когда мы смотрели в глаза любимым.