Сборник рассказов

Путевой смотритель.Из дневников путешественников

...Путь мой в этом дождливом и пустынном краю пролегал через запретную территорию, и в одном месте должен был пересечь железнодорожные пути. На привалах я подолгу рассматривал карты, силясь отыскать другую дорогу, потому как всей душой желал избежать приближения к рельсам. Но если я хотел попасть в Гельхайм (а таким было моё желание), то выбора не оставалось: старая ветка разделяла весь регион от края до края, и чтобы обойти её, мне пришлось бы сделать огромнейший крюк. Поразмыслив, я решил, что если буду бдителен и осторожен, то не подвергну себя чрезмерной опасности.

Сегодня я шёл в полном одиночестве с самого утра. Если в прошедшие дни мне попадались другие путники, пешие и в гужевых повозках, встречались хутора и даже небольшая деревушка на излучине реки, то теперь вокруг была лишь первозданная природа - леса и поля, покуда глаз хватало. Если бы не размытая грунтовая дорога, по которой я следовал, можно было почувствовать себя первооткрывателем на далёком неизведанном континенте. Люди сторонились железных дорог, и желая защитить себя от угрозы - настоящей ли, мнимой ли, - уходили за много миль от страшного места.

По правде, следы цивилизации встречались мне и здесь, но были они весьма печальны. За час до полудня, повернув на старое асфальтовое шоссе, я мог лицезреть настоящий затор, образованный упавшим поперёк дороги клёном. В первых рядах застыли ржавые автомобили невероятно древнего вида - все эти дурацкие "шевроле" и "пежо", сплющенные и рассыпающиеся от долгого воздействия непогоды. Чуть дальше стояло несколько более новых тарантасов с разбитыми ступицами и порванными матерчатыми пологами. Ещё дальше я увидел вполне современную карету, невесть как сюда заехавшую. Две лошади, не распряжённые, лежали перед ней голыми костяками. Я не стал заглядывать через выбитые окна, дабы не огорчать себя картинами, которые могли открыться мне внутри.

Шагая по треснутой и выщербленной левой полосе, на которую осень уже роняла первые разноцветные листья, я поневоле ускорял шаг, потому что хотел как можно быстрее миновать жуткое место, и вследствие этой торопливости вышел к переезду даже раньше намеченного срока - в районе обеда. Перво-наперво вдалеке показались шлагбаумы: один поднятый, другой опущенный, и хотя дерево подгнило, на нём ещё различимы были красно-белые полосы. Через десяток шагов я уже не слышал вокруг ни птиц, ни насекомых, ни прочих живых существ, незримо сопровождавших меня прежде. Когда же я подошёл ближе, то заметил, что и растения вблизи насыпи пожухли, а самые ближние к ней деревья представляли собой сухие, скрюченные и зачастую обугленные стволы.

Наконец, миновав сигнальщик - совсем новый по виду, - я с немалым усилием заставил себя сделать ещё несколько шагов. Всё моё естество пронзила внутренняя дрожь при виде двух пар рельс, убегали от переезда в обе стороны, исчезая в лесу. Верхние части металлических полос были гладкими и блестящими, свидетельствуя, что линия по-прежнему действует. Шпалы же, щебень и вся насыпь, напротив, почернели, их покрывала копоть, а в воздухе витал слабый запах гари и какой-то химической отравы - ей, как говорят, пропитывалось железнодорожное полотно, чтобы наверняка убить всё живое.

Сбросив гнетущее оцепенение, я побыстрее пересёк пути и двинулся прочь от рукотворной просеки, радуясь, что самый опасный участок пути пройден без происшествий. Но каково же было моё удивление, когда возле шоссе, всего в полусотне шагов от железной дороги, я увидел маленький аккуратный домик! Его ухоженный вид, свежая краска и целые стёкла, а так же небольшой огород, разбитый с противоположной от рельс стороны - всё это не оставляло сомнений в обитаемости строения. Но кто в здравом уме захочет жить возле путей?

Я понимал, что самое сердце запретной территории - плохое место для проявления любопытства, но всё же не смог удержать себя: приблизившись к двери по узкой дорожке, присыпанной гранитным крошевом, я постучал по медной пластине молотком, висящим тут же. После недолгой задержки дверь мне открыл пожилой мужчина, одетый в угольно-чёрный сюртук поверх синей рубашки, такие же чёрные галифе и начищенные до блеска сапоги с широкими отворотами. Не менее ярко блестела обширная лысина незнакомца, а жидкие седые волосы на боках и затылке были причёсаны с аккуратностью, достойной много более густой шевелюры. И хотя фигура старика высохла и сгорбилась, а черты лица утонули в морщинах, светло-голубые глаза по-прежнему горели жизнью, а рукопожатие оказалось неожиданно крепким.

- Нечасто ко мне захаживают гости. - скрипучий низкий голос пронзал тишину, лишённую птичьих голосов и других привычных звуков леса. - Ольгерд Шляхски, путевой смотритель, к вашим услугам.

- Роберт Эйзенхауэр. - представился я, после чего объяснил, что я путешественник и этот дом привлёк моё внимание.

- Не ожидаешь увидеть человеческое жильё возле рельс, правда же? - усмехнулся Ольгерд. - Но что это я? Совсем о приличиях забыл, держу гостя на пороге... Проходите, уважаемый!

В домике смотрителя была всего одна комната, чистая и уютная - она совмещала в себе и спальню, и кухню, и гостиную. Здесь и вправду редко бывали посетители - возле небольшого обеденного стола стоял всего один стул. Радушный старик порывался отдать его мне, но я счёл некрасивым так поступать с хозяином и вместо этого устроился на массивном, обитом железом сундуке с плоской крышкой. Ольгерд споро натопил большой красивый самовар, потемневший от времени, разлил по чашкам ароматный травяной чай, выставил на стол кое-какую снедь - в основном сухари и подсохшую выпечку.