1. Данияр Иркагалиев. Обои
2. Никита Гулаков. Земля
3. Алена Темникова. Огурец
4. Алексей Кочкуров. Перепутье
Данияр Иркагалиев
Обои
Свет. Ослепительно яркий свет утренней зари освещает большую комнату в квартире. Он встает со скрипучей кровати, обнимает Ее, уходит в ванную.
В комнате стоит большой книжный стеллаж с массой книг и советского сервиза, массивная деревянная кровать, пара тумбочек. Но главные здесь, как бы это странно не прозвучало, Обои. Самые красивые на свете, самые лучшие. Эти Обои висят на стенах еще с тех пор, когда Он мог с легкостью пройти под столом, не нагибаясь. Они были, еще когда Его отец был маленьким мальчиком.
Обои помнили все. Каждую перестановку, каждый ох-вздох, каждый крик и ссору. Они помнили еще Хрущева, позже Горбачева, Ельцина, Путина, Путина, Медведева, опять Путина, Путина, Путина, Путина…
Именно Обои всегда были неприкосновенны.
Но все изменилось, когда в квартиру вошла Она - рыжая Ведьма! У нее был недобрый оценивающий взгляд, сразу было понятно - что-то не так. Он любил Ее, Она Его - нет.
После полугода Ведьма начала диктовать свои условия. Они поменяли шкаф в спальне, заменили линолеум в прихожей. Но до Обоев все не доходили.
И вот, в один из дней, Она Его уломала. Начался великий ремонт. Заменили полы в спальне на паркет, купили новый телевизор, новые кровати, новые тумбы, содрали старые Обои, а вместо них наклеили новые - прямую противоположность старым. Совершенная безвкусица.
Но старую хозяйку квартиры они полностью не искоренили – совсем маленький кусок остался в углу, позже его заклеили. И Обои продолжили существовать в квартире, только главенство свое потеряли.
А после началась самая настоящая война. Она - скандалы ему, Он - старался ее успокоить, но тщетно. Через пару месяцев они развелись. Квартиру, по невиданной наглости судей, отдали Ей. Она пожила в квартире пару месяцев, для приличия, а после продала за огромную сумму, и уехала.
Сменились поколения, хозяева, но Обои все оставались. Они существовали в комнате еще очень долго, пока новый Он не сжег половину многоквартирного дома, находясь в пьяном угаре.
Никита Гулаков
Земля
Что ощущает человек, который умер, но как бы ни сразу это понял? Что ощущает душа, и способна ли она на это?
Ощущает, несомненно. Я уверен. Ощущает, наверняка, не сама душа, если есть ее наличие, а человек. Остатки его разума, пока душа не упокоена. Пока призрак бродит, наблюдая за тем, как лицемерные люди скорбят.
Так все же, что ощущает та самая душа, неупокоенная?
Досаду. Обиду. Боль. Но никакого страха. Человек, вроде, умер, и все забыли и бросили его. Он проморгал момент, когда умер, и все его забыли. Родственники пустили слезу, помянули, заказали гроб, похоронили.
Все.
От такого человека, независимо от его положения, всегда остается лишь одно - надгробие над бугром земли. Даже если те самые две строчки на сером камне остались, человека не запомнят. Года пройдут, и камень сточится водой, и растворится в пучине лет.
Никто никого никогда не вспомнит.
Земля - на самом деле, парадоксальная вещь. Люди хоронят в землю погибших, но земля - один из важнейших источников, что дарит миру жизнь. Прямой круговорот жизни и смерти в самой почве. Сколько раз я осмыслял это, видя насекомых и растения. И сколько раз я думал над этим, видя очередные похороны.
Люди умирали и воскрешались у меня на глазах. Уход в клиническую смерть, кома. Я все это видел, но этого… этого мне не объяснить.
Как я до этого докатился? Судьба, мать ее за ногу.
Видимо, случилось то, чего я так искренне боялся всю свою сознательную жизнь. Я нахожусь в деревянном ящике под толстым слоем земли. И обо мне вряд ли кто вспомнит.
Да, вот тебе, и добрый вечер.
Я умер. Вернее, крепко уснул, впал в летаргический сон, вошел в состояние комы. Да черт с ним! При мне эту чепуху называли по-разному, и никто так и не объяснил, как избежать этого. Я стал мертвым для всех, кому был близок. Проспал свои похороны.
Меня похоронили, и я видел это со стороны. Самое страшное - это то, что я ничего не смог сделать, видя, как крышка гроба закрылась, и заскрипели лопаты, роняя сырую землю в яму, где лежал я - мертвый ли? Или уснувший?
Сомневаюсь, что каждый раз, когда люди умирают, случается подобное.
Итак, с чего бы начать…
Меня зовут… да какая уже разница, как меня зовут. Этот монолог лишь в моей голове, и моя невидимая аудитория, души, голоса со всего кладбища, должны меня услышать.
Что чувствовал я, перед тем, как оказаться вне своего тела, и увидеть себя со стороны? А что чувствует душа? Может ли она вообще что-то осознавать? Кто знает, кто знает…
Вряд ли я чувствовал что-то остатками сознания, которое меня покинуло. Я видел, как я лежу на кровати, сладко сплю, как в комнату заходят моя возлюбленная, и счастливая прыгает на мягкую постель, толкая спящего меня и пытаясь разбудить. Она усаживается на меня сверху и покрывает мое блаженное лицо поцелуями, жарко прижимаясь к спящему мне. Сейчас я бы душу продал, лишь бы прикоснуться к ней вновь. В итоге, любовь всей моей жизни замирает, наклоняясь к моему лицу, и обеспокоенно ловит мое дыхание. Дыхание, которого, видимо нет.
Милая девушка потерянно смотрит на меня и хватает за плечи, начиная трясти. В ее глазах теплилась надежда, что это моя очередная шутка, что я просто притворяюсь и затаил дыхание. Я видел и ждал, когда же она возьмет меня за руку, чтобы пощупать пульс.
В следующую секунду она вскрикивает, и спрыгивает с меня, ползком отстраняясь от кровати. Плач охватывает всю квартиру. Дрожащими руками моя любовь пытается нащупать на тумбочке свой телефон, и вместо номера скорой набирает номер матери, чтобы глупо кричать ей в трубку, что я внезапно умер во сне.
Женщины…
Затем, наблюдая за действиями девушки, меня осенило, что я жил с тупейшим человеком. Врачи оказались в комнате, где я сплю уже как два часа. Стандартная процедура: пульс, осмотр, вердикт. Сердечный приступ. Плоскоголовые доктора даже не задумались, что молодой парень, не доживший до тридцати, умер от приступа, не имея никаких проблем с сердцем.
Через несколько часов все родственники были в больницы, а я сидел с ними рядом, слушая их речи о том, каким же хорошим мальчиком я был. Вернее, сидел не я, а внутренняя часть меня. Я смотрел на них, видел в глазах искреннюю боль. Мать истошно рыдала, причитая, что «это неправда, и он просто спит». Святая женщина, я всегда верил, что она будет верить в меня. Но, в итоге, я оказался в морге до того, как меня оттуда заберут и уложат в ящик. Но единственный человек, кто до последнего сомневался, был отец. Он тоже боялся уснуть и не проснуться, оказаться в ящике под землей, и очнуться в гробу, умирая от недостатка кислорода.
Вот тут и началось мое наблюдение. За два дня чего я только не увидел: измену своей любимой, которая, как оказалось, спелась с моим другом еще до того, как я «откинул ласты». Я искренне ненавидел ее теперь, отрекаясь от чувств, которые испытывал к ней, видя, как она убивается после моей смерти, а после утопает в объятиях того урода. Жалкое зрелище, если честно.
Мой сгусток души постепенно слабел, и попадать в пространства квартиры стало сложнее. Появлялись первые затруднения, и, видимо, я старался постепенно вернуться в свое тело.
Становилось искренне скучно, и какими-то путями я пришел на кладбище, в надежде увидеть тех несказанных призраков, которые являются заблудшими душами. Но тут было пусто. Никаких неупокоенных. Только гробовщик, копающий новые ямы для умерших, и какие-то посетители близ других могил.
Но мою могилу пришли лишь несколько близких родственников, которые прощались со мной и плакали, до сих пор не веря в мою… смерть. Со временем, я тоже начал привыкать к этому, а слабость души приписывал к тому, что покидаю это мир и отхожу в иной.
Шанс уснуть летаргическим сном не так велик. Я оказался одним из тех счастливчиков, которые все же уснули, и проснулись не там, где хотелось бы. При жизни мне так везло, скажу я так.
Хоронили меня все. От близких до малознакомых. Человек, которого я любил, раструбил всем друзьям, что я наконец-то сдох, и на похороны как раз пришли все. И ее дуры-подружки, и мои пацаны, с которыми мы собирались в пятницу выпить в баре. Сегодня та самая пятница, и одного человека не будет в той компании. Ни сегодня, ни завтра. Ни-ког-да.
Душа после похорон вовсе ослабела, а наблюдать за семьей и друзьями мне порядком надоело. Я проводил время там, где происходили главные парадоксы жизни и смерти. Земля, в которую хоронили людей, дарила миру жизнь. Цветы, растения, насекомые. Размышляя над всем этим, в один момент я не заметил, как душа ослабла, и я постепенно уходил.
Души коротают время, отведенное им на блуждания за осмыслением. Остатки сознания, закупоренные в черты души, медленно понимают и пытаются осознать, что к чему. А я все зациклился на чертовой земле. Ну, почва, ну трупы, и кучи ящиков под тремя метрами слоя земли. Круговороты жизни.
Я знаю, что все это глупо. И искать что-то философское в этом также глупо, как хоронить людей, а не кремировать. Сомневаюсь, что будь я сожженным, моя душа бы была не упокоена, и бродила бы вдоль могил и надгробий.
Но задуматься над тем, что земля – это не просто почва, а прямая картина мира и опора циклов, вполне адекватно. Даже если за тебя мыслят остатки разума.
Но у всего странного всегда есть конец. Начало страшного идет с конца самого странного в нашем мире.
Спустя три дня, после моего глубокого сна, мои глаза встретились взором с крышкой гроба, и абсолютная темнота, теснота и отсутствие воздуха сковали меня. Я не был клаустрофобом, нет. Я спокойно мог находиться в лифтах, застрять в нем, спать в коробке. Но сам факт того, что меня никто не вспомнит и не откопает, заставил меня задрожать.
Я не умер, нет. Я уснул. Моя душа просто выскочила из тела на пару дней, сердце замерло, а меня похоронили. Так бывает, что уж поделать.
Но осознание того, что я умираю от недостатка кислорода, и паника, сразу же охватили меня. Я не был клаустрофобом, и уж точно не затесался бы в их ряды, попадая и не в такие пространства. Однако, лежа в гробу, в абсолютной темноте и тесноте, я орал до срыва горла.
Пока не охрип.
Вы думаете, к чему я продолжаю все это и веду рассказ? Я помнил все, что видела моя душа. Все чувства и переживания охватили меня и вылились в плач и крик. Видимо, тонкая душа впитала в себя, словно губка, все воспоминания и фрагменты загробной жизни. А такое возвращение сказалось на эмоциях. Я плакал и смеялся, срывался на рев, и вновь истерически смеялся.
Однако злость и всплеск адреналина в крови заставили меня действовать. Как голодный пес, как жертва, я бежал от смерти, вырываясь из ее цепких хладных когтей.
Удар за ударом. Стук за стуком.
Я рвался наружу.
И я вырвался. Послал к черту все, и, поддавшись себе, вырвался сквозь деревянный ящик.
В итоге, я сбежал из лап смерти, и теперь осмыслил, что же бывает в этой жизни. Спонтанная смерть, спонтанное рождение нового человека. Я осознал все свои грехи, что успел вспомнить душой своей запятнанной. О моем возвращении не знает никто. Даже родные. Я зарыл ту яму вместе со своим прошлым, до смерти напугав гробовщика на выходе.
Теперь меня ждет только жизнь с чистого листа. И только земля скроет прошлое.
Как когда-то дала мне жизнь, и погребла меня в себя, забрав ее.
Только новая земля под ногами. Только рождение, дарованное ею.
Готов ли я к этому? Готов принять новый мир, увидев его изнанку? Что ждет меня, и не сведет ли меня все это с ума?
Ответ на этот вопрос я оставлю внутри себя, что потом погребет земля.
А тот, кто это наверняка читает, сам для себя решит: земля - это почва, или что-то иное, в образе почвы?