Счастливый человек

Счастливый человек

По всему он был счастливым человеком. Даже причина смерти у него такая как положено счастливому человеку – остановка сердца. Просто остановка сердца. Без всяких ужасных, долгих болезней или катастроф. Остановка сердца и всё. В общем, любая смерть происходит от остановки сердца, но остановка обычно вызвана чем-нибудь – болезнью или травмой. А тут, будто он сам сказал сердцу: «всё, хватит, надо отдохнуть» и оно остановилось. Вот и имеем теперь – смерть от остановки сердца. Как и подобает счастливому человеку.

Его несли шесть человек – наверное, это было чересчур, он не был таким тяжёлым, четверо, а то и двое вполне справились бы. Он был очень красив лёжа там – белоснежная рубашка, чёрный галстук, двубортный пиджак, выглаженные брюки и новенькие, начищенные до блеска туфли с острым носком.

Сразу за шестью ребятами, несущими виновника процессии, шла она. Чёрная вуаль закрывала её лицо, но было видно, что она не плачет, взгляд на труну был решительный и будто бы даже с укоризной. Шаг тоже был длинный и твёрдый, будто бы это шла не молодая вдова, а бывалый генерал перед ротой солдат.

Она всегда была такой. Вообще, все мы учились в одном университете. С только что отошедшим, мы были однокурсниками (и одногодками. Подумать только, нам же и сорока ещё нет), а она была курсом младше и училась на другом факультете. История умалчивает, как и где они познакомились – учась в одном вузе много где можно. Первые года два он за ней бегал не жалея сил, времени и денег. Вот только не верилось в его шансы в этой борьбе. То она его игнорировала (он ей «Привет!», а она просто отворачивается в другую сторону или уходит от него скорым шагом), то устраивала ему скандалы («да сколько можно за мной ходить! Я уже устала от тебя! Оставь меня в покое!» и ХЛОП дверью), а потом как ни в чём не бывало приглашала его погулять, а когда он приходил, то оказывалось, что она там не одна, а со своим очередным парнем. И нашему бедолаге приходилось часами мучиться, наблюдая за их «зайчик, котик», гуляниями за ручку и (о, ужас!) поцелуями. После этого он всегда несколько дней не выходил на занятия – даже экзамены пропускал. В запое был, лежал у себя в комнатушке и на гитаре побрынькивал. Целыми днями.

Я ему не один раз советовал бросить её, забыть её, на худой конец – послать её, но он – ни в какую. Видел он в ней что-то, любил её за что-то.

Каково было наше удивление, когда в один весенний день он подошёл к нам, по-хозяйски держа её за руку, и объявил что летом они женятся. Она была не похожа на себя - смотрела на него полным любви взглядом и лишь поддакивала. Вот это да! Вот это сила воли! Столько времени добиваться её, долбиться о, казалось бы, несокрушимую стену и всё же достиг своего. Это определённо вызывало уважение.

Надо сказать, что она действительно была красива. Миловидное личико, пышная грудь, изящная фигура – в её внешности было всё что нужно.

На свадьбе она выглядела победителем, торжествующий взгляд, триумфальная улыбка, и опять же, твёрдый, уверенный шаг. Невеста явно затмевала жениха.

Потом он на некоторое время исчез из нашей жизни. Первый месяц после свадьбы мы ему по понятным причинам и не звонили, далее он постоянно говорил нам, что на встречи нет времени, да и говорить он не может – занят. На фоне его голоса в трубке частенько был слышен её голос. То ли она общалась с кем-то другим, то ли, то, что он говорил по телефону её не смущало, и она продолжала что-то говорить.

Впервые после их свадьбы мы встретились примерно спустя год. Мы в ресторане отмечали день рождения кого-то из нашей кампании и конечно же, пригласили его. Он сказал что придёт, но только с женой. Появились они с небольшим опозданием, все уже сидели за столом. Надо сказать, что он существенно изменился за тот год – слегка похудел, причёска вместо обычной растрёпанной (даже на свадьбе такая была, сколько он не пытался причёсываться – у него всегда были растрёпанные волосы) теперь была намазана гелем и аккуратно зачёсана набок, а вместо привычных в студенческие годы джинсов и кроссовок на нём были строгие брюки и остроносые туфли. Теперь она по-хозяйски держала его за руку и шла слегка впереди него, словно ведя за собой.

Сели. Вспомнили былые времена, поздравили именинника, расспросили о перипетиях семейной жизни (тут отвечала в основном она). Потом все пошли танцевать, за столом с одного конца остался я (никогда не любил танцы), с другого конца - наша супружеская пара (было видно, что он пытался пойти потанцевать, но она сказала ему сидеть). Я наминал любимые оливки и запивал коньяком и услышал с противоположной стороны стола короткий диалог, который видимо, не предназначался для моих ушей, но слух у меня острый:

- Жмут эти туфли твои страшно, как дойду домой - не знаю.
- Так, я сказала – тебе в них красиво! Ты смотри, только что он выпрыгивал танцевать, а тут туфли жмут ему!

- Ну, не начинай…

- Я тебе дам не начинай! Сиди молча! Туфли разносятся!
И тут, заметив меня, она вмиг улыбнулась и изящным движением сделала глоток вина.

Я и думать забыл об этом диалоге, но вот сейчас, когда я увидел его в труне в точно таких же туфлях, вдруг вспомнил. Бедный, теперь и на том свете ему придётся терпеть эти туфли с острым носком. Зато ему в них красиво.

Вот так и жили, каждый своей жизнью, виделись с ним не чаще чем раз в полгода и обычно он приходил на все, даже сугубо мужские встречи, с женой. Через несколько лет наши дружеские отношения покрылись пылью времени и теперь, изредка приглашая его куда-то, мы это делали скорее по привычке, по инерции, а ещё – не желая ему и себе признаваться, что наша с ним дружба не выдержала испытания временем и, наверное, супружеской жизнью.