Счастливый случай

Счастливый случай

Девять могил сохнут под жгучим солнцем, выглянувшим пару часов назад и даже не думающим прятаться за тучами, кружащими вокруг. Ветер скидывает в ямы, распростёршие огромные пасти, серую землю. Казалось, они ждут тот момент, когда деревянные ящики опустятся в их объятья, чтоб навечно скрыть тела моих друзей. Десятая могила, так и не выкопанная в земле, зияет такой же огромной пастью в моих мыслях, тоже ожидая, когда сможет поглотить душу, опустевшую несколько дней назад.

Я стою на дорожке старого кладбища, я постоянно ловлю на себе чьи-то взгляды. Кто-то смотрит с жалостью, кто-то с ненавистью, но есть и взгляды, полные непонимания и растерянности. Ещё бы! Ведь я стою, дышу, рыдаю, а девять моих самых близких друзей лежат в гробах… закрытых навечно… Я должен был оказаться десятым, но судьбе было не интересно, таким способом завершать мой жизненный путь. Три дня назад мой аппендицит решил, что пора уже воспалиться, и тем самым закинул меня в больницу. Когда я ложился на операцию, мои друзья, собиравшиеся в небе отпраздновать день рождения Сашки, уже заходили в самолёт, а когда меня привезли в палату, их уже не было в живых. Они упали недалеко от аэродрома, успев подняться на приличную высоту…

Поначалу я немного завидовал, что они смогли поехать, а я лежу в палате, ожидая врача. Мне звонили по видеосвязи, показывали парашюты и радостно рассказывали, как будут весь полёт представлять моё расстроенное лицо. Долго тогда смеялись… Сашка, вспоминая наши детские годы, сказал, что мы ещё с ним обязательно прыгнем! И я верил! Я тоже смеялся, показывая большой палец. Конечно, прыгнем! Но это ведь его юбилей… Сорок лет прожил Сашка, оставаясь редким шутником и самым надёжным человеком, которого я только знал. Он таким был с детства. Помню, если что-то скажет, то даже с поломанной ногой, в гипсе и бинтах, выполнит обещанное. Семь лет назад Сашка влюбился в небо, и сейчас, к своему юбилею, совершил пятьдесят четыре прыжка с парашютом. Этот прыжок должен был тоже стать юбилейным, поэтому он собрал нас всех. Мы с самого детства были вместе: шестеро парней, живших в одном доме. Трое взяли с собой жён, а один из них захватил дочь. Я должен был ехать один, так как за свои тридцать семь не удосужился обзавестись хоть чем-то из вышеперечисленного. Мы знали друг друга хорошо, и даже Катя, в свои двенадцать лет была для нас другом, а не просто дочерью Серёги.

Закрытые гробы, спрятав внутри всё, что осталось от моих друзей, ныряют один за другим в землю. Я смотрю на них, и вижу чёткую ассоциацию с несостоявшимися прыжками с парашютами. Вот Сашкин гроб повисает над ямой, удерживаемый стропами-полотенцами, срывается вниз и приземляется на твёрдую почву. Пятьдесят четыре раза она ловила его за ноги, а сегодня он совершил последний прыжок, уцепившись за землю красной материей гроба. И всё… Финальный прыжок и финальное приземление…

Люди кидают землю в могилы, при этом некоторые не забывают кинуть в меня тяжёлый взгляд. Интересно, если бы я тоже лежал здесь в деревянном ящике, кому бы достались все эти эмоции? Наверное, несправедливому небу, не сумевшему удержать железную машину и десяток тел… Я тоже кидаю землю, а сам думаю, что где-то хоронят пилота, который занял моё место среди умерших в тот день друзей. На вечеринке, по поводу совместной смерти, Сашка удивится, что на моём месте находится другой человек. Огорчится, конечно, но примет его в компанию, а потом все вместе начнут поджидать меня, чтоб снова что-то отпраздновать и вдоволь насмеяться. К тому моменту, пилот уже отлично вольётся в коллектив, так что мне будет немного неловко, когда придётся знакомиться с новым участником наших посиделок.

Хотя, о чём это я? Раскидает ребят… кого в рай, а кого в ад. Будут чистить обгоревшие котлы, да орать вместе с остальными грешниками адские песенки земных музыкантов-металлистов. А мне теперь жить за них за всех… По крайней мере, фразу такую я слышал, а что она значит — не знаю. Ладно, поживём — увидим.

* * *

После этих похорон в моей жизни что-то изменилось. Не могу сказать, что я начал сходить с ума, но чувство постоянного взгляда из пустоты стало усиливаться на девятый день с момента катастрофы. Если кто-то видел меня на улице, то скорее всего думал, что у меня развилась паранойя, так как я оборачивался назад чуть ли не каждые две-три минуты. На работе, сидя за компьютером, я, вместо проработки дизайна, постоянно оглядывался за кресло, отчего коллеги на вторую неделю не вытерпели и отправились к начальнику. Мне дали отпуск на две недели, объяснив это необходимостью восстановить нервы. Шеф понимающе кивал, но наотрез отказался оставить меня в офисе, напомнив, что сразу же после катастрофы предлагал побыть недельку дома, а я, дурак, отказался.

— Вот теперь иди и… отдыхай морально, — подвёл он резюме, пожав на прощание мою вспотевшую ладонь. Признаюсь честно, мне стоило большого труда не заглянуть за его стол, всё ещё надеясь остаться в тёплом офисе, а не в одиночестве дома.

По улице шагалось легко, несмотря на недавно прошедший дождь. Раньше я любил такую летнюю погоду, за прибитую к земле пыль, но сейчас… Казалось, что меня выбросили, предали, выгнали за ненадобностью и навсегда стёрли с памяти. Как моих друзей, покинувших недавно этот мир... Но их, хотя бы, пару раз в году вспоминать будут, а меня сняли с проектов, и дали шанс почувствовать себя никчёмным.

Я даже забыл оглядываться по сторонам, полностью погрузившись в мысли, но тут на дороге мой кроссовок встретился с глубокой ямой, полной дождевой воды. Пришлось срочно выныривать не только из мыслей, но и из густой грязи, вспоминая по матери неизвестных сотрудников дорожных служб. В кроссовке хлюпало, пальцы елозили по каше, размазавшейся по стельке, а на душе становилось противно от всех этих чувств. Очень хотелось закричать, но признать собственное бессилие я не мог.