Сделка с реальностью

Картина первая. Дно мира

Желая что-то, обретайте. Обретая, желайте большего. Ибо в этом есть двигатель мира. Ибо в этом есть единственный двигатель человеческого мира.

Ибо в этом есть единственный способ для вас выжить.

Послание Демиурга людям

Так что же такое жизнь? Бег от желания к желанию, ни больше, ни меньше. Первое желание, полученное и отработанное, упавшее у ног, остается ступенькой для второго. Потом и эта вторая покрывается плесенью и мхом, пока глаза вожделенно съедают третью. Так учится человек с детства, ходить, хотеть и получать. С поправкой лишь на опыт и обретенные в процессе жизни для этого технизмы. В этом и состоит единственно верный способ продвижения в стихии жизни – стремление наверх. Для того и нужны ступени. Ведь определенно хочется, и непременно кому-то нужно подняться на вершину. Какую-то там вершину.

Для того, кому не хочется, кто задал вдруг другой, помечу, в контексте известной нам машины жизни, неправильный вопрос, не открыто ничего, в прекрасном человечьем мире. Такому суждено катиться вниз, отбивая задом дробь по ступенькам успешных и досужих, что выбирались в счастливый верх минутой ли, секундой ли, пораньше. Но те, что выбрались, оставят о себе что-то в зале славы. И популярную инструкцию, как прошли свой путь.

Все стремятся вверх, не стремится никто на дно. Дно случается само. Все стремятся вверх, даже, если и не были там ни разу, и не ведают, где это. Стремятся вверх и страшатся низа. Но знают ли на самом деле, что это такое? Где есть низ? Где есть дно?

Человек лежал, лежал на спине, закинув голову, скрестив руки на груди и вытянув ноги. Внезапно, для себя, при всей мерзости ситуации, происходившей с ним, он испытал подъем. Какой-то аристотелевский, сократовский подъем – так он представил для себя. И воодушевился. Он видел вожделенную вершину. Видел где-то там, в заоблачном верху. Вершину, вожделенную и им когда-то. Он даже вспомнил, как был на ней. На краткий миг когда-то зацепился. И цеплялся, и бился и взбивал это пресловутое масло, которое по ведомым законам, но не ясно для чего установленным законам, все равно потом растает, растечется в несъедобную жижу. Но надо же ему было испытать к этому процессу настоящее безразличие.

И сейчас он был на дне. Действительно на дне. Два метра в глубине и прямоугольник просвета из куска неба перед глазами. Края прямоугольника обсыпались, роняли то маленькие, то большие камешки. Куски уже просохшей глины, обсыпались, словно обещая, что в любой момент, как только захотят, могут засыпать яму вовсе. Для них это означало, лишь вернуться на круги своя. Выполнить какой-то свой, часто людям неведомый закон – вернуть на место, испортить то, что было теми сделано. Что для глины мог значить человек? Кто-то сказал, что из нее его слепили? И кто-то считает себя лучше ее? Считает себя хозяином над ней? Пускай считает и дальше, она все равно ждет его, чтобы забрать свое. И это у нее получается.

Не это ли было то самое дно этого мира? Безразличное и холодное дно мира, ниже которого точно уже не опуститься. Все люди, все существа, как бы ни пытаясь вырваться из липких лап силы тяготения, рано или поздно, оказываются здесь.

И в этот момент и появился он. Какой-то странный, немного страшный, он. Пришелец, то ли, или хозяин. Хозяин и повелитель дна?

Человек, лежавший на дне, не удивился даже. Будто появление его было предопределенным. Испугался, безусловно, но не удивился. И, как и подобает ситуации, вскочил. Лежать, как прежде расхотелось. Да, и, как вести себя иначе, при всем опыте, обретенном в жизни, не представлялось. Да и не могло представиться. Все мысли, способные на это вдруг исчезли. Испарились прочь из головы. Ведь и происходило подобное с ним впервые. Он лишь вскочил. Вскочившим так стоять и оставался, на этого пришельца во все глаза таращась.

Фигура в нормальный человеческий рост, черная с кудрями шевелюра, борода, крепкие руки от плеч, да ноги. Ах, да, ноги. Отдельный разговор. Вот тут-то не все так просто было. Они были, безусловно, были, если посмотреть от бедер. Но вот все, что опускалось ниже, от колен, было видимо, как туман, ноги нитевидные и какие-то истощавшие.

«Теперь понятно, отчего их рисовали, как копыта»,- вдруг сама по себе представилась мысль. Представилась, напугала человека, и также улетела другим мыслям вслед, прочь из головы.

Но напротив объемных бедер эти злосчастные ноги, действительно, казались окончанием козьих ножек. Неуверенно державших довольно крепкий верх.

- Так и будешь пялиться на них?

Прозвучавший голос был низким и сильным. В любой другой ситуации мог быть определенным, как приятный. Но теперь? В особенности, когда взгляд коснулся глаз. А с ними тоже не все слава Богу было. Они смотрели, как-то странно. Выглядели так, что ни один из них не попадал в цель точно. Но лицо выражало при этом свою безмерную правоту. Глядя в это лицо, у человека возникло понимание, что не глаза косят у этого пришельца, а неправильно стоит именно он сам. Не там где нужно. И захотелось сдвинуться и отойти, самому поймать на себе фокус хотя бы одного глаза, нацеленного не туда, не на него.

- Вы кто?- не имея уже сил бороться с собственными догадками, да и, преисполнившись желанием сделать хоть что-то, чтоб в обморок не упасть, спросил человек. И хотя вопрос выглядел формальным, как начать иначе он все равно не ведал.

- Прекрасно, говоришь. А я-то забеспокоился уже. Ладно, давай к сути перейдем. Я пришел о сделке тебе напомнить. Возможно, наконец, наш с тобой вопрос закрыть.

- О сделке? Какой сделке? С кем? С вами?

- Нет. Что ты?! Я как ты, такой же, художник бедный. Не со мной. С реальной силой.

- Не понимаю.

- Не прибедняйся. Тем более, что сделку, одну такую, ты совершал однажды. Тебе, похоже, аукнулась она.

- Я? Совершал? Аукнулась? Когда?