Секрет успеха

Секрет успеха

Разве может такое случиться? Столько бумаг, столько проделанной работы, и все впустую? Камерный театр и раньше переживал трудные дни, в «лихие девяностые» никто не избежал перемен и трудностей, но что творилось сейчас, иначе как кошмаром не назовешь.
И так не вовремя зазвонил телефон.

- Астафьев слушает.
- Дмитрий Николаевич…
- Да, Ирина Геннадьевна? – вздохнул директор.
Неужели она расскажет что-то новое? С тех пор, как старый директор покинул свой пост, дела пошли скверно. Актеры не желали работать с новым начальством, устраивали скандалы и трагедии не хуже тех, что игрались на сцене самого театра. Держать их в ежовых рукавицах у Астафьева не было ни сил, ни желания, и это стало его главной ошибкой.
- Дмитрий Николаевич… - дрожащим голосом сказала женщина. - Камилов… опять…
- О Господи. - Астафьев устало закрыл глаза. – Что он опять учудил?
Ответа не последовало. Художественный руководитель, женщина, по определению не робкого десятка, сейчас бессильно плакала на том конце провода.
- Хорошо, Ирина Геннадьевна, послушайте, - сказал директор. – Отмените репетицию, пусть все расходятся по домам.
- Но, Дмитрий Николаевич! – удивилась она. – Через месяц…
- Я знаю, Ирина Геннадьевна, знаю. Но в таком состоянии Вы не сможете из них ничего выжать. Поберегите нервы, отпустите их.
- Да что ж это такое!
Раздались короткие гудки. Директор положил трубку и открыл ящик своего рабочего стола. Нельзя сказать, что он не был любителем выпить, но на рабочем месте Астафьев всегда был трезв как стеклышко. По крайней мере, до этого момента.
Бутылка коллекционного коньяка скупо приветствовала его блеском своих изгибов. Кто-то считает, что сосуд наполовину пуст, кто-то считает, что наполовину полон, а Астафьев знал, что уничтожать драгоценную жидкость с такой скоростью – не самая удачная затея. Но разве он мог что-то сделать. Мог, конечно, мог. И делал все, что в его силах, порой даже сверх того. Похоже, этого было недостаточно.
Раньше артисты знали свое место, никто не пытался строить из себя звезду-одиночку. Но оглушительный успех за границей не пошел им на пользу. Каждый стал «тянуть одеяло на себя», пьянство и дебоши на репетициях стали обычным делом. Самоуверенность поглотила их с головой, словно слава и известность – манна небесная, даруемая им свыше, просто за то, что они есть на этом свете. И треклятый Камилов – не единственный грешник в этом царстве драмы.
Астафьеву не хотелось думать. Просмаковав очередную рюмку коньяка, директор поднялся со стула и вежливо отпустил весь театр, лично. Он не смотрел в удивленные глаза своих подчиненных, просто оповещая их, словно и не произошло ничего необычного. Одни радостно убегали с рабочего места, другие нехотя, словно ожидая подвоха, собирали вещи. Лишь три человека не покинули своего поста: охранники Юра, Виталий и Костя.
- Что, опять проблемы, Дмитрий Николаич? – не удивляясь, спросил Юрий, младший среди соратников.
- И не говорите, - усмехнулся Астафьев. - Слушайте, ребята, не найдется закурить?
- Вы же, вроде, не курите? – спросил Виталий, старший из них. Средний, Костя, что-то писал в своем телефоне, даже не обратив внимания на директора.
- Всякое в жизни бывает.
- Вам крепких, или легких? – спросил Юра.
- Крепких, пожалуйста. И еще, Юра, можно тебя на пару слов?
- Конечно, Дмитрий Николаич. Все там же?
- Да. И пожалуйста, побыстрее.
- Сию минуту.
Ледяной ветер пробирал до костей, даже на заднем дворе нельзя было укрыться от его звериной хватки. Юрий тихо дрожал под плотной курткой, а директор в своем сером пиджаке, казалось, ничего не чувствовал.
- Настолько серьезно? – спросил охранник, давая Астафьеву прикурить.
- Даже не представляешь, Юр.
- Что, опять туда пойдете?
Как будто у него был выбор. Рваными облаками на крыльях осенней стужи уносился табачный дым. Директор не мог просто пустить все на самотек. Обычными средствами артистов не пронять, Астафьев давно смирился с тем, что из него вышел скверный руководитель. Он все еще не мог понять, как с такими способностями смог дорасти до директора Челябинского камерного театра. Что ж, у него были свои методы, и как показала практика, они работали не хуже других.
- Похоже, рассчитывать мне больше не на кого, - вздохнул Астафьев.
- Дмитрий Николаич, завязали бы Вы с этим. Грех все-таки.
- Отчаянные времена требуют отчаянных мер, Юра. Ты же помнишь наш уговор?
- Помню, Дмитрий Николаич, такое не забудешь… Кстати…
- Что, Юр?
- Может… Если уж на то дело пошло, научите меня?..
- Чему?
- Ну… Вы знаете.
- Не ты ли сейчас говорил…
- Ладно-ладно, понял, дурацкая затея. – Парень разочарованно бросил окурок через забор. – Как обычно, постоять на стреме?
- Иди, я пока приготовлюсь.
Никто теперь не помешает. Вернувшись в кабинет, директор взял свой верный кейс и проверил содержимое. Блюдце, сигары, свечи, мел, бутылка карибского рома… Вроде бы, все на месте. Все, что требуется, то, что Он любит.
Юра уже ждал директора у входа в подвал. Воздух здесь был затхлым, тянуло сыростью, но все же лучшего места не найти.
- Ну что, с Богом. – Охранник устало улыбнулся.
- С ним самым, Юра. Закрывай.
Тяжелая дверь захлопнулась за спиной Астафьева, отрезая последний путь к отступлению. Директор спускался все ниже, но не подвал был его целью. Катакомбы, старые подземелья, оставшиеся со времен купца Бреслина, в поместье которого нынче располагался Камерный театр. Большая часть подземных залов была засыпана строительным мусором, и никто, пожалуй, кроме крыс, не осмеливался спускаться сюда.
Под ногами трещали старый кирпич и кости грызунов, ложащиеся грязным ковром под ноги Астафьева. Подсвечивая себе дорогу брелоком-фонариком, он, порядком испачкавшись, добрался до нужного места. На отвесной стене еще угадывался след старого рисунка, выведенного дрожащей рукой директора, свечные огарки, окурки сигар.
Пожалуй, ему стоило сказать спасибо своему Учителю. Он появился из неоткуда, представительный темнокожий господин с соколиным взглядом. После удачного спектакля, проведенного для иностранных гостей, Учитель подошел к Астафьеву, выразил ему свою благодарность, хотя стоило благодарить еще не распустившихся тогда артистов. Слово за слово, и они уже чувствовали себя друзьями, словно знали друг друга много лет. Директор пытался узнать у членов делегации, кто этот человек, но те лишь загадочно улыбались и говорили, что Астафьеву крупно повезло.
В тот вечер он узнал много нового о мире, которого раньше не замечал, будто с его глаз сползла пелена многолетней лжи. Он называл себя унганом, и его настоящего имени директор так и не узнал. Это было и ни к чему. Древнее искусство, которое этот темнокожий господин принес со своей солнечной родины, навечно поселилось в сердце Астафьева. Он не был суеверным человеком, но одно имя прочно отпечаталось в его памяти – Эшу Рэй.
Неровный круг и восемь трезубцев были Его печатью. Конечно, мел - не костная мука мертвецов, но сойдет. Встав на колени, директор извлек из кейса свечи, выложил на блюдце сигары, поставил ром. Рэй достоин любой жертвы, какой пожелает. Но сперва стоило призвать проводника Легбу, без его дозволения даже Царь не услышит мольбы и не примет даров.
Щелкнув зажигалкой, Астафьев зажег свечи и принялся за дело.
- Ibaraku mollumba eshu ibako, - начал он, раскачиваясь в такт молитве, - mojumba ibako mojumba. Omote koniku ibako omote ako, Mollumba Eshu kulona.
Голова шла кругом от непонятных ему слов, пропитанных такой силой, что никому и не снилось.
- Ibaraku mollumba omole ko ibaraku mollumba omole ko. Ibaraku mollumba ako eshu kulona ibaraku mollumba. Ache eshu kulona ubaraku mollumba omole koako ache. Arong laro akong larole eshu kulona, A eshu koma komio ache. Akonka lar akonka lar, Ako ache, iba la guana Eshu. Larole akonko laro larole je larole akonko, Akonko larole akonka larole akonka. La guana je larole!
Вырвав зубами пробку, Астафьев жадно приложился к терпкому пойлу. Малая жертва, проводнику больше и не требуется. Сейчас наступит главный момент, Царь явится перед ним и расскажет ему все, что нужно. Всего пара шагов, директора буквально разрывало от нетерпения. Надо быть стойким, и Рэй посчитает тебя равным, так говорил Учитель.
- Nekela jenkruzil’jada tem um Rjej, jesse Rjej.I seu Tranka-Zhira Na utra jenkruzil’jada. Tem utru rejna Jedu, Ljusifer i di Pomba Zhira!!!
Дух не откликнулся. Сделав еще глоток, Астафьев уже настойчивей повторил молитву. Сознание на мгновенье померкло, пламя свечей закружилось в яростном танце. Директор выхватил сигару из жертвенного блюдца и жадно припал к пламени черной свечи. Терпкий дым обжег легкие, его тело трясло, бросало то в жар, то в холод, словно в горячечном бреду. Эшу Рэй уже близко, требовал упасть навзничь, не смотреть на Его могучий лик. Надо быть сильнее.
- Nekela jenkruzil’jada tem um Rjej, - срываясь на крик продолжил директор. Еще немного, всего каплю!!! - jesse Rjej!!! I seu Tranka-Zhira Na utra jenkruzil’jada!!! Tem utru rejna Jedu, Ljusifer i di Pomba Zhira!!!
Порыв ветра ворвался в подземелье, потушив пламя и хлестнув ледяной плетью по лицу Астафьева. Теперь он остался в темноте, один на один с Тем, кого пригласил в эти ветхие чертоги.
- Приветствую тебя, Царь всех духов, – Директор не решался открыть глаза. – Могущественнейший средь владык! Если Ты здесь и услышал мои молитвы, яви же Себя предо мной!
Невидимая рука задрала его голову вверх, раскрыла непослушные веки. Золотые глаза смотрели на него из темноты, властно, безмолвно, дух внимал каждому его слову.
- Светлейший средь богов, - Астафьев не мог скрыть ужаса, даже после стольких призываний этого могучего духа, - Ты принес мне множество благ. Всем, что имею я и этот театр, мы обязаны Тебе. Слава, признание, богатство – все пришло от щедрот Твоих. Но, увы, этого оказалось мало.
Существо в темноте прищурилось, словно смеясь над своим слугой. Он словно издевался над Астафьевым, но продолжал слушать его испуганный лепет.
- Твоя доброта извратила моих артистов. Они уже не те, что были раньше. Без царя в голове, никто не может найти на них управы. Если так пойдет дальше, все, чего мы достигли, развалится на куски! Эшу Рэй, Царь средь богов, покажи мне, чего Ты желаешь, и я все сделаю по воле Твоей! Приструни этих мерзавцев, все что угодно будет Твоим, только скажи!
Тяжелый смех ворвался в сознание просящего, все сильнее изматывая Астафьева. Он стал предлагать своему богу все, что приносил раньше.
Сигары?
Бог промолчал.
Еще алкоголя?
Рэй лишь презрительно фыркнул, или это осыпался старый кирпич, директор не понял.
Хорошо, чего еще нужно? Драгоценностей? Наркотиков? А может, жертвенных зверей?
Стальная хватка бога ослабла, Астафьев угадал желание Эшу. Он перебрал в голове всех животных, каких мог принести сюда без опасности быть замеченным. На этот раз Царь ответил сам.
Молодой человек. Он пьян, скачет по сцене, словно бешеный пес и бросается на людей, будто голод снедает его изнутри. До боли знакомое лицо…
- Камилов? – удивился директор. – Ты хочешь кровь человека?! Нет, так не…
Звериный рев оглушил его со всех сторон. Царь не любит, когда ему отказывают.
- Нет, Эшу Рэй, я не могу! – кричал Астафьев, напрасно пытаясь закрыть уши. – Что угодно: птицу, собаку, козу, хоть целого вола, только не человека!
Незримый дух был готов разорвать его в клочья, не оставить камня на камне от Камерного театра, Он требовал крови! Кровь во имя величия! Кровь во имя власти! Кровь во имя победы!
Астафьев не мог стерпеть этих мук. Внутри него что-то надломилось, поддалось ярости голодного бога.
- Хорошо, хорошо, хорошо!!!
Буря стихла, ледяные когти исчезли, словно их и не было. Они заключили сделку, окончательно и бесповоротно. Учитель не смог бы гордиться Астафьевым, он оказался слишком слаб, но что теперь делать?