Семь

Семь

С недавних пор бизнесмен Сафронов обнаружил у себя проблему деликатного характера. Сознаваться жене, что подвержен позору столь интимного свойства, Сафронову не позволяла мужская гордость, поэтому в обход Лидочки он начал искать лечение.

Тщательно проанализировав самые лучшие клиники, Сафронов выбрал четыре с кристально чистой репутацией.

Как оказалось, кристально чистую репутацию вполне можно было купить за деньги, иначе как объяснить тот факт, что после лечения в первой клинике стало только хуже? Пережив унизительные для любого уважающего себя мужчины процедуры, Сафронов с ужасом изучал результат, в красках представляя, что скажет Лидочка. Доктора в белоснежных халатах грустно блеяли, что лечение только началось, но Сафронов уже натравил на них своих адвокатов.

Вторая клиника – с названием, похожим на русское матерное слово – чуть приостановила процесс возрастных изменений в мужском организме, но затем стало хуже – гораздо хуже, чем в первой клинике. Двадцать два года безупречной врачебной практики споткнулись о его случай – и схватившись за голову, Сафронов пулей покинул заведение. Поминая клинику ее же названием. Радостно жужжа, туда влетел рой его адвокатов.

Лучше не становилось, поэтому скрепя сердце Сафронов записался в третью клинику. Блондинка из ресепшена принесла чашку кофе, белозубо тряхнула локонами, по секрету сообщила, что здесь лечился ее муж, и если Сафронову где и могут помочь, то только тут. Подоспевшие врачи провели экскурсии по кабинетам, показали новейшее оборудование, вскружили обещаниями голову, содрали с него годовую зарплату среднестатистического менеджера – и выписали витаминки. Осатаневший Сафронов сравнял контору с землей.

Четвертая клиника находилась в Израиле. На нее Сафронов возлагал огромные надежды: евреи его еще никогда не подводили.

До этих пор.

Целая плеяда хирургов и ассистентов занималась им четыре часа.

Чтобы сообщить, что он входит в число тех двух процентов, которым уже не помочь.

Гордость Сафронова была окончательно растоптана и восстановлению не подлежала. Отчаявшись, Сафронов сдался.

И как настоящий взрослый мужчина начал избегать жену.

Пока она сама, уставшая от его выходок, не приехала к нему на работу и не приперла к стенке.

– В последнее время ты меня избегаешь. Я же вижу, что что-то случилось. В чем дело, милый?

– Ни в чем, – буркнул Сафронов и обиженно нахохлился.

Предателя-секретаря необходимо было уволить.

– Ты же знаешь, что можешь на меня положиться, – мягко увещевала жена, – вместе мы все преодолеем, но мне нужно, чтобы ты мне доверился. И в горе, и в радости, помнишь?

Признаваться не хотелось, но вечно убегать от жены и скрывать от нее правду было невозможно. Помолчав, Сафронов выдавил:

– Я облысел.

– Всего-то? – удивилась Лидочка.

– Угу, – обиженно сказал Сафронов и наклонил голову, показывая жене проплешину.

Лидочкины пальцы тут же зарылись в его волосы и начали их перебирать.

– Глупый, – пожурила она его, – это вовсе не повод для беспокойства. Честно говоря, лысина Вин Дизеля всегда казалась мне сексуальной. Она так красиво блестит на солнце.

Сафронов замурлыкал. Несколько кошмарных месяцев безуспешного лечения и трансплантации были тут же забыты. Комплексов как не бывало. Завтра же побреется налысо и натрется воском.

Потому что Лидочка считает, что у него сексуальная лысина.