История Первая, насмешливо апокрифическая, ущемляющая ущемленных, развлекающая развлекающихся и дающая пищу алчущим
Звали его Симон, а иначе Петр…
Нещадно палящее солнце уже было высоко над горизонтом, и поэтому Иерихонская дорога пустовала. Еще несколько часов назад в этом месте некуда было камню упасть: многочисленные толпы направлялись в Иерусалим, и редкие ручейки людей уходили из него. Жуткий скрип повозок, рев верблюдов, ржание лошадей, человеческая ругань – все это было с утра, а сейчас вся суета сгинула вместе с прохладой, спряталась от невыносимого зноя. Иерихонская дорога теперь не пылила, а лишь слегка колебала воздух, выходящий из-под горячих камней и из раскаленных трещин.
Тишина. Ни дуновения ветра, ни птичьего пения, ни осторожных шорохов рептилий или насекомых – ничего. Тишина…
И вдруг звуковой вакуум был нарушен. Откуда-то сбоку послышались шелест травы и натужное дыхание. На дорогу, подняв столб пыли, вышли трое мужчин. Первый из них, облаченный в дорогую одежду, был высокого роста, строен, красив лицом, с аккуратной бородой и длинными чистыми волосами. Второй, одетый в выцветший, но чистый балахон, был коренаст, с пухлыми губами, правильными чертами лица. Третий, если быть беспристрастным, походил на оборванца: грубые подбородок и скулы, покрытые недельной щетиной, грязные жесткие кучерявые волосы, непропорциональная фигура и абсолютно нелепая козья шкура, надетая на немытое по меньшей мере месяц тело, с прицепленным к ней мечом.
Мужчина в выцветшем балахоне и оборванец о чем-то вяло спорили.
– Нет, Симон, – обратился к своему оппоненту пухлогубый, подняв вверх указательный палец, – меч никогда не заменит слова. Скажешь горе: сдвинься с места, и она сдвинется, а поднявший меч, от меча и погибнет.
– Вон, смотри, Елеонская гора, с которой мы только что спустились, – оборванец почесал заросший подбородок, – давай-ка, Петр, сдвинь ее с места.
– И ежели будет в нас веры хоть на горчичное зерно, то скажем горе: «Сдвинься» и сдвинется она, – не отступал пухлогубый.
– Вот, давай возьми и сдвинь ее, – настаивал на своем оборванец, – неужели в тебе нет даже крохи веры.
– Но я несовершенен, ибо грешен, а вот Учитель наш бесконечно мудр, ¬– Петр покосился на третьего, не принимавшего участия в споре. – Рассуди нас, Учитель.
Человек, до сей поры молчавший, взглянул с безнадежностью на полемизирующих, вдохнул в себя обжигающий воздух и тихо произнес:
– В споре нет истины. Поберегите красноречие для Иерусалима. Не лучше ли нам передохнуть возле той смоковницы, что недалеко от дороги, перед тем как войти в город?
К одиноко стоящему дереву вела широкая тропа.
– Можно, - согласился Симон.
– Вы, как всегда, правы, - одобрил предложение Учителя Петр.
Рядом с деревом из земли бил ключ. Мелодично журчащие ручейки, разбиваясь на множество тонких, практически невидимых глазу нитей воды, затем собирались в одну веселую струю и, совершив замысловатый изгиб, рассеивались вновь, бесследно исчезая в корневище смоковницы. После пыльной дороги, после созерцания измученной зноем потрескавшейся земли это казалось самым настоящим чудом. Учитель сел в тени дерева, Симон, закрыв глаза, встал на колени возле ручья и с почти сакральным трепетом несколько раз вдохнул прохладный воздух, а Петр со стоном нырнул лицом в студеную воду, в место, откуда бил ключ.
– Хорошо, - прошептал Симон, испив две пригоршни.
– Блаженны алчущие, ибо насытятся, – проговорил развалившийся на земле Петр.
А Учитель ничего не сказал. Он что-то рисовал пальцем в пыли. Только слабая улыбка касалась его губ.
– Как будто с меня все грехи сняли, – сказал Петр, – какое блаженство, Господи! Вот именно в такие моменты я чувствую Вселенскую любовь, она проходит сквозь меня, и я готов простить все грехи ближним своим, и даже подставить правую щеку, ежели ударят меня по левой, – Петр сделал выжидающую паузу, а затем, приподнявшись на локте, повернул голову к Симону и спросил:
– А ты, Симон?
– А я нет.
– Ну так же нельзя, Симон, ведь мы должны стоять выше земного, мы должны любить ближних, ибо это закон Божий. Неужели ты не испытываешь любви к людям?
– Отчасти.
– Как это, отчасти? – Петр вскинул руку, выказывая тем самым крайнее удивление, – Или нет, или да. Для истинно верующего в таких вопросах третьего не дано. Неужели ты, Симон, не веришь в Господа?
– Отчасти.
Петр прикрыл ладонью рот и расширил глаза, показав, таким образом, испуг:
– Ты богохульствуешь…
– Это ты богохульствуешь! – вдруг вспыхнул Симон.
– Я? – удивился Петр.
– Ты!
– Как можно так говорить, Симон?! Я искренен… Учитель, рассуди нас… - обратился Петр к не участвующему в споре человеку в красивых одеждах.
– Что там? – задал вопрос Учитель, показывая в сторону города.
– Там Иерусалим, побивающий своих пророков, – ответил Петр, ожидая услышать новую поучительную притчу.