Семь воскресений

Глава 1

                             ***

Дождь шёл уже почти две недели, не прекращаясь. Стояла середина ноября-время, когда красивая золотая осень сдаёт свои позиции, уступая сырой и серой осени, вечной спутнице тоски и одиночества.

Чёрный ботинок нарушил спокойную гладь широкой лужи. Одетый во все тёмное, сгорбленный человек шёл, тяжело ступая, в направлении жилых домов. Его звали Том, и он возвращался домой с работы. Капли дождя стекали по повисшим полям его шляпы и падали в лужи. Подойдя к подъезду, он щёлкнул старой задвижкой, открыл дверь, издавшую при этом невыносимой скрип, и вошёл внутрь. Грязный и такой же серый, как все вокруг, подъезд давил на него своими некрашеными много лет стенами. Том поднялся по лестнице, открыл двери квартиры и, забыв закрыть, зашёл в спальню, и как был, в одежде, упал на кровать.

Тому было двадцать три года, но чувствовал он себя на все семьдесят три. Он работал шесть дней в неделю, и жил чуть ли не впроголодь. Он считался одним из лучших инженеров-специалистов в своей компании, но это почему-то не приносило ему ни дохода, ни радости, ни гордости. Ему говорили, что он умен, что у него талант, но он не понимал, в чем этот талант проявляется. Можно было бы сказать, что он потерял смысл жизни, если бы он вообще его когда-нибудь находил.

В детстве его отдали в детский сад. Тому сказали, что там он научится взаимодействовать с другими детьми, и это очень пригодится ему в дальнейшей жизни. Дети обижали и дразнили его, и вместо того, чтобы научиться взаимодействовать с ними, он отдалился от них и закрылся в себе. Потом Том пошёл в школу. Насчёт этого ему сказали, что образование-это очень важно, ведь он должен овладеть знаниями, чтобы стать умным. На вопрос, почему он не может овладевать этими знаниями дома, ему ответили, что нужно научиться общаться и взаимодействовать с людьми. Другие дети избегали его, а он избегал их. Это получалось как-то само собой, через какое-то время Том совершенно не мог представить себя общающимся с кем-то. Он бросил все мысли об этом. Он смирился с тем, что может овладеть хоть всеми науками мира, но никогда не научится взаимодействовать с людьми. Ему было это неинтересно.

После школы родители сказали ему поступать на инженера, и он так и сделал, не зная, что делает и зачем. Он учился отлично и отлично закончил университет, без проблем устроился на работу, с которой, собственно, сегодня и вернулся. Ему пророчили богатство и успех, если он будет учиться хорошо, но ничего из этого он не получил. Когда однажды Том спросил у своих родственников, где же тот «головокружительный успех», они сослались на «кризис в стране» и бросили ему раздраженное: «ну ты же должен понимать». Том беспрекословно принял это и, вроде как, смирился с кризисом и своим серым существованием.

Но что-то мучило его, терзало и давило, как те грязные и некрашеные стены подъезда. Это что-то бунтовало, не желало «понимать» и мириться с «кризисом в стране». Оно все время шептало, потом говорило, а потом и вовсе начинало кричать о том, что его жизнь не должна быть такой, что все можно изменить. Но Том не знал другой жизни, он не знал, что нужно менять, зачем и как. Он был заперт в камере, без окон и дверей, из холодного сырого камня, но с тем маленьким лучиком солнца, неизвестно откуда взявшимся, который постоянно указывает ему на маленькую щель в камнях, через которую можно выбраться наружу. Он шарил, шарил по мокрым стенам, но ничего не находил.

Наблюдая за другими людьми, Том начинал осознавать, что не все одинаковы. Он чем-то отличается от них, хотя нет никаких внешних признаков этого. Он жил как и сотни, тысячи, миллионы людей, разница состояла в том, что они не слышали этого голоса, кричащего о том, что нужно все менять. В их мире было все хорошо, так, как и должно быть. Так Том понял, что каждый из людей живёт в своём мире. И то, что видит и слышит он, не видят и не слышат другие. Он совершенно одинок.

Том всегда удивлялся, как его близкие люди не слышат этого голоса. Ведь они же родные ему, значит, они похожи. Однажды он сделал пугающее открытие- он, его семья, его знакомые являются лишь человеческой массой. По одиночке они не значили ничего, а вместе были рабочей силой. Том поделился этим открытием со своей тетушкой. Она ответила ему народной мудростью: «один прутик легко сломать, а вот попробуй сломать целый веник». Сколько ни старался, Том не мог найти здесь связи. Да и вообще, можно поджечь этот веник, и через минуту его уже не будет.

В конце концов Тому стало трудно делать вид, будто он не понимает этих очевидных вещей, и выше его сил было притворяться, что его все устраивает и он вполне доволен своей жизнью. Но что нужно делать, чтобы выбраться из этого болота, он не знал, и чувствовал себя жалким и слабым, пытаясь заставить себя поверить в то, что должен жить как и все, и ничем он не лучше. Ведь «кризис», надо же это понимать. Стоя перед зеркалом, Том растягивал свои губы в улыбке, но она казалась столь неестественной, что начинала пугать Тома. Он перестал улыбаться. Покрытое слоем пыли, зеркало забытое валялось в чулане.

                               ***

На утро Том проснулся в одежде, пальто и ботинках-не заметил, как заснул вчера. Протерев глаза, он скинул пальто и снял ботинки, чтобы пойти на кухню заварить себе чай.

По воскресеньям Том обычно гулял по утрам. Не то чтобы это приносило ему какое-то удовольствие, просто он не знал других полезных занятий, кроме работы… Побродив по улицам города, Том обычно возвращался домой, готовил обед, обедал, вечером читал газету или смотрел телевизор и ложился спать. Так проходил каждый без исключения выходной день, и сегодня также, не нарушая традиций, Том вышел на улицу.

Ничего не изменилось со вчерашнего вечера-все так же тоскливо и серо. Солнце скрылось за тучами. Том побрел по дорожке, разбрасывая жёлтые намокшие листья в разные стороны, как вдруг долетевший до его слуха звук заставил Тома застыть на месте.