Сердца. Сказ 3.

Женщина

– Остановить здесь, – приказываю я. – Выйти всем.

Покидаю душную кабину первой и, отойдя на пару метров в сторону, обращаюсь к уродливой пустыне. Но пусто было не на Земле: внутренние полые пространства заполонили людей и сгустками отсутствующих душ прижигали сердца. Меня трясёт, но сожалений я не испытываю. Не желаю и воображать бессмысленные отговорки.

– Госпожа, – обращается ко мне один из водителей, – с вами всё хорошо?

Госпожа. Когда они ворвались в дом Солнца и речами своими оскорбляли единственных его представителей, такого покладистого тона слышать я не могла.

С вами. Уважение сквозило из каждого слова, чего не было в момент командования погубившего Гелиоса (и нашу семью) щенка; все они намеренно огибали моё имя и сан, ссылаясь на безродное «девчонка».

Хорошо? Мои дела обстояли лучше, чем их, о чём я предпочитаю не распространяться и потому, игнорируя вопрос, велю отойти на некоторое расстояние.

Один из них догадывается.

Он кидается в мою сторону с сиплым криком, дабы предотвратить запланированное, но оружие горланит раньше. Водитель оказывается близок, а потому алые капли приглаживают мои щёки как некогда солнце вырисовывало свои пигменты на лице Гелиоса. Второй водитель растерянно озирается и убегает, но я – без колебаний, то страшно? – нагоняю его свинцовыми близнецами. Третий – что назвал меня госпожой – валится коленями в сухую землю и, предаваясь молитвам, просит пощады.

– Не каждый, кто молит о пощаде, заслуживает её, – говорю я. – Ровно как и не каждый молчащий смиренно принимает свою судьбу.

Мужчина называет меня богиней Солнца и извиняется.

– Бог простит, – смеюсь я.

Вот только Боги не прощают, они – карают.

Покрытое шрамами тело ударяется о покрытую трещинами почву. Все знающие о падении дома Солнца предаются крепкому сну. И лишь один – неизвестный – вытаптывает земли близ меня.

Знаю, что тайны стерегут исключительно мёртвые, а помимо троицы несчастных ещё кто-то ведал о падении дома Солнца. Потому я могла отпустить безвольных, попавших под влияние борзого; могла, но тогда бы не ощутила безвкусицу мести. А она вправду безвкусная...ни сладости, ни горечи: пресно и просто. Месть не заслуживает твоего внимания и многочисленных дум.

Убиваешь одного — и тебе боязно, страшно. Он преследует тебя. Морит. Терзает.

Убиваешь второго – и формируется принятие и знание «я могу».

А скольких нужно убить, дабы выработать привычку и более с дрожащими руками и колотящимся сердцем не мучиться?

Пешим шагом я возвращаюсь в Монастырь и оповещаю его Хозяина о трагичной гибели троих работяг-последователей.

– Это не похоже на Луну, которую я знал, – со скорбью протягивает Ян и следом натирает затылок: уверена, больше всего его беспокоит, как и чьими силами он будет избавляться от последствий моей горячности.

– Луна, которую ты знал, была продана, – уродливо насмехаюсь я.

– Всё припоминаешь?

– Не даю забыть.

В первую очередь, себе. Здесь – за пределами дома Солнца – должна править только эта истина: друзей нет и быть не может; каждый пользуется случаем и возможностью, каждый отдаёт и предаёт каждого и каждый заботится о собственной исключительности.

– Я любилаего, – обращаюсь к силуэту подле окна.

– Ошибаешься, Луна, – осаждает мужчина.

– Пока что ошибался только ты.

– Чего ты хочешь?

И я взрываюсь, вопрошая ответным прихотям и целям, и попрекаю в величайшей из совершённых ошибок: Бог Удовольствий даровал мне очередную свободу, выудив (напрасно) из желаемого плена (промах) и облачив в удручающие (монастырские) оковы.

– Ты говоришь иначе, - бросает он. Вот так сухо и совсем неуместно. А следом словам своим даёт пояснения: - Речь стала другой. Слова, интонация и даже манера. Всё в тебе переменилось, девочка в красном платье.

Отворачиваюсь и, пожав плечами, предполагаю:

– Подросла?

А Хозяин Монастыря кусается:

– Сразу видно, что твоим воспитанием занимался знатный человек. Деревенского в тебе не осталось.

– Как и в тебе человеческого.

Тогда Ян желает уколоть в ответ. И выбирает самый уродливый из существующих и самый беспощадный по отношению к чужому сердцу способ:

– Каково это: осознавать, что ты – лишь тень? Пережиток прошлого, которое невозвратимо, как бы то не хотелось.

– О чём ты? – пугаюсь я, дозревая до грядущих слов самостоятельно.

– Может, – продолжает он, – ты из семьи Солнца, но ты – не рода Солнца. Ты – не Она. Не Стелла. И никогда её не заменишь.