Сердце Бояджи

Первая серия

Все совпадения случайны, все персонажи и события - выдумка автора.

Мехмет очень тихо прикрыл за собой входную дверь особняка, по давней привычке подергал массивную ручку и отправился в ежедневный полуденный обход, который совершал уже больше двадцати лет.

Роскошная яли* из камня, окрашенная в белые и бежевые цвета, стояла на этой земле давно. Построил ее Юсуф Бояджи*, легендарный ювелир. Он и стал родоначальником известной во всей Турции семьи Бояджи, равно как и ее дела, ремесла.

Особняк расположился на берегу Босфора, в европейской* ее части, в респектабельном районе Сарыер*. Далеко не всякая семья могла позволить себе жить в таком доме и в таком месте: у воды, с причалом для яхт и прекрасным видом из окон. Но для Бояджи невозможного мало: владельцы огромного холдинга, миллионеры, неприлично разбогатевшие на золоте и драгоценных камнях, на разработках ультрасовременных технологий, не позабывшие притом и традиционных ремесел.

Сам дом – большой и основательный – фасадом выходил на широкую и тихую дорогу, а вот современной своей частью, перестроенной около пяти лет тому назад, смотрел на синие воды Босфора. Мехмету, единственному из всех обитателей особняка, был знаком каждый закоулок огромной яли. Он точно знал, что в доме десять спален, столько же ванных комнат, четыре гостиных – больших и малых –, две столовых – гостевая и семейная. Завершал парад ослепительной роскоши огромный зал для приемов, который частенько фотографировали для прессы.

Мехмет неторопливо и степенно прошелся по небольшому парку, сожалея, что частью облагороженной земли пришлось пожертвовать при перестройке дома: комфорт победил природу. Однако радовался тому, что часть парка и сад сохранились и даже похорошели: мастера ландшафтного дизайна славно потрудились. Бояджи никогда не экономили на красоте, всячески поддерживая реноме одной из самых богатых семей Турции, что на самом деле так и было.

В саду, пышно цветущем этим маем, Мехмет замедлил шаг, рассматривая скамьи, шезлонги и беседки, выискивая беспорядок. Затем заглянул в фонтан, опять же, по давней привычке старого и верного слуги семьи Бояджи. Задержался на аллее с редким сортом роз, вдохнул пленительный аромат цветов и едва заметно улыбнулся. Не удержавшись от соблазна, протянул руку, сорвал нежный лепесток и спрятал во внутренний карман пиджака: дворецкому нравился запах чуть увядших цветов.

Чуть позже, когда сад остался позади, Мехмет прошелся по дорожке выложенной красивой плиткой, приметив, что одна из ламп подсветки чуть скривилась. Как всегда, запомнив недочет, дворецкий двинулся дальше, миновал причал, нависающий над водой широким светлым карнизом, и увидел яхту, сделав вывод – Ферхат-бей* дома.

Ускорив шаг, Мехмет обошел особняк, замечая, что на широких террасах спален хозяев все в порядке: маркизы опущены, балконные двери приоткрыты для проветривания.

У входной двери слуга остановился и огляделся еще раз. Цепкий и внимательный взгляд Мехмета прошелся по высоким парадным воротам и задержался на охраннике Тарыке. Тот стоял прямо, опустив руки вдоль тела и не двигался. Мехмет удовлетворенно кивнул и взялся за ту самую ручку двери.

В холле больше похожем на музей Мехмет остановил Бору, нового слугу, решив, что надо проверить насколько тот внимателен:

– Ферхат-бей дома?

Молодой человек ответил тихо, опустив голову, как и положено прислуге:

– Эфенди* дома. Яхта пришвартована, – и застыл, ожидая приказа Мехмета.

– Передай Мерту, чтобы посмотрел на плитку возле двери в голубую гостиную. Осман-ага* платит нам не за то, чтобы дорогой мраморный пол трескался, а мы смотрели на это сквозь пальцы. Пусть Мерт скажет откуда взялась трещина и вызовет мастера Гюльчи. И, да, лампа подсветки на дорожке к парку покосилась. С этим тоже нужно разобраться как можно быстрее.

Бора кивнул:

– Я все передам ему, Мехмет-бей.

Дворецкий уже не слушал Бору, двигаясь неспешно по холлу и оглядывая роскошные напольные вазы, которые не любил. Цветов в них никогда не ставили, а сами они широкими своими горловинами навевали уныние на Мехмета: дворецкий не выносил пустоты и пыли, которая скапливалась в ней. Мыть вазы – большая проблема: высоки, глубоки и слишком дороги, чтобы просто полить их водой из шланга в саду.

У широкой лестницы Мехмет снова остановился и огляделся. Весь первый этаж дома являлся парадной его частью: гостиные, столовые, зал. Именно поэтому сугубое внимание доставалось им. Семья Бояджи не отличалась гостеприимством, но только потому, что слишком мало людей, которые могли бы соответствовать их статусу и иметь честь быть приглашенными в особняк. Однако это вовсе не означало, что гостей не ждали, а потому и содержали в полнейшем порядке парадные комнаты.

Со вздохом Мехмет начал подниматься по лестнице, но не потому, что устал или чувствовал близкое дыхание старости, а потому, что со вчерашнего дня в доме ощущалось напряжение. Дворецкий знал, что проблема серьезная, иных у Бояджи не было: чем больше влияния, тем больше ответственности и последствий. Мехмет никогда не вмешивался в дела хозяев, но ровно до тех пор, пока Осман-ага лично не просил его об этом. Вчера он не попросил, а потому дворецкий просто ждал, когда кризис минует.

Ожидание Мехмет скрашивал тем, что придирался к прислуге по мелочам. Он постоянно экзаменовал молодого Бору, часто проверял группу внешней охраны, дёргал Мерта, работника хозяйственной части, садовника Ибрагима, а помимо того и остальных мужчин, служивших в доме: Озгюра, Барыша и Мустафу. К повару Егиду вопросов не было, но только потому, что Мехмет ничего не понимал в кулинарии, даже несмотря на весь свой опыт. Личные шоферы хозяев не подчинялись дворецкому, а потому к ним тоже не было претензий, точнее, он просто не мог их высказать.

На лестнице Мехмет не задержался; еще вчера он придирчиво оглядел чугунные витые парапеты в поисках пыли и ничего не нашел. Вряд ли она могла осесть в большом количестве всего за сутки.