Сердце Скал

Глава II. Дуэль

8-9 день Весенних Молний 399 год Круга Скал, Оллария

1

      Ранним утром 8 дня Весенних Молний на заднем дворе дома барона Феншо, ворота которого выходили на Старую Часовенную улицу, разворачивались две повозки. Первая благоухала свежеиспеченным хлебом, ароматными булочками и вафлями, только что доставленными прямо из пекарен; этот запах смешивался с более тяжелым мясным духом, шедшим от колбас и окороков, а также битой домашней птицы, сложенной в большие плетеные корзины в глубине подводы. Вторая повозка всего полчаса назад въехала в столицу через заставу Трех сержантов: она прибыла из фермы в Нейи́, где управляющий барона закупал свежие яйца, густые сливки в горшочках и превосходное масло. Сам управляющий, старик Одило́н Вуазе́ль, лично спустился во двор, чтобы осмотреть груз – несколько дней тому назад у барона поселились знатные гости, и Вуазелю не хотелось ударить в грязь лицом.
      Пока слуги разгружали телеги, Вуазель бегло осмотрел двор. Неприметный парень, спрыгнувший с первой повозки, перехватил его взгляд и поднес руку к шляпе, словно намереваясь снять ее в знак приветствия. Что-то в этом жесте вежливости привлекло внимание управляющего. Возможно, он просто узнал парня; во всяком случае, он тут же подошел к нему. Тот окончательно сорвал шляпу с головы и низко поклонился.
      — Якоб? Вы?..
      — Доброе утро, господин Вуазель! — отозвался Якоб елейным тоном. — Рад видеть вас в добром здравии. Тут дело вот в чем: папаша Огюстен попросил меня передать вам записочку. Это по поводу текущего счета. Не извольте беспокоиться: папаша Огюстен знает, что господин барон всегда платит аккуратно.
      И парень сунул в руки управляющему сложенный втрое листок довольно грязной бумаги.
      Трудно сказать почему, но письмо обеспокоило управляющего: едва кивнув Якобу на прощание, он заторопился обратно в дом и даже не остановился выбранить слугу, когда тот уронил корзинку с первой в этом году клубникой.
      Записка, переданная таким образом, мало напоминала обещанный счет; все ее содержание сводилось к трем строчкам:

      Дорогой друг!
      К сожалению, наша встреча невозможна: положение дел изменилось.
      А.

      Получив записку, хозяин дома – а он, несмотря на ранний час, уже поднялся, заторопился к самому знатному из своих гостей. Барон Феншо всего месяц назад вернулся из провинции, где был полностью поглощен похоронами единственного сына: болезненный, хрупкий Этьен Феншо, чье здоровье стало предметом особой заботы отца с самого его рождения, умер в тридцать восемь лет в доме, специально построенном для него в приморской Эпинэ, оставив безутешную вдову и несовершеннолетнего наследника. Семейное горе избавило барона от лицезрения Октавианской резни и ее последствий; однако по возвращении старый вельможа немедленно предоставил свой дом в распоряжение графа Ариго, только что вышедшего из Багерлее.
      — Дурные новости, — хмуро сказал Ариго, пробежав записку глазами. — Прошу вас, барон, немедленно пошлите за Килеаном и графом Гирке. А я разбужу брата и капитана: нам нельзя терять времени.
      Солнце взошло не больше часа тому назад, но граф Ариго, так же, как и его хозяин, был уже на ногах, словно ожидал чего-то.
      Через полчаса в малой гостиной собралось избранное общество, состоявшее из семи Людей Чести. Барон приветствовал своих гостей, стоя на пороге, одетый в тяжелый не по погоде бархат: после возвращения из Эпинэ семидесятилетний старик все время мерз. Первым спустился капитан Феншо-Тримейн: он гостил у барона уже неделю и, несмотря на то, что находился в отпуске, так и не расстался с формой своего полка. Граф Килеан-ур-Ломбах, поднявшийся с постели раньше, чем рассчитывал, выглядел сильно невыспавшимся, отчего его постная физиономия казалась еще постнее. В отличие от него граф Штефан Гирке был, как обычно, строг и подтянут; только набрякшие веки придавали ему несколько нездоровый вид. Но самым нездоровым казался, разумеется, граф Энтраг: едва войдя в гостиную, он упал в кресло, словно ноги его не держали. После Багерлее бедняга сильно сдал; казалось, что из его спины вынули хребет, и он только чудовищным усилием воли ухитряется держаться прямо. Последним в комнату вступил его старший брат, по пятам за которым следовал оруженосец. Юный Эдуард Феншо был, как и полагается, облачен в глубокий траур по отцу, однако его алая перевязь, ярко выделявшаяся на сером фоне камзола, наглядно свидетельствовала о вассальной верности семейства Феншо опальным братьям королевы.
      Едва раскланявшись с Гирке и Килеаном – последний небрежно уселся в кресло перед холодным камином, а первый отошел к окну, словно его не касалось то, что должно было произойти – граф Ариго бросил загадочную записку на стол.
      — Прочтите это вслух, Тримейн, — попросил он.
      Артур Феншо-Тримейн с военной четкостью шагнул к столу, развернул скомканную бумажку и прочитал ее слегка охрипшим от волнения голосом. Смысл записки не сразу дошел до собравшихся. Однако капитан, весьма похожий на старшего брата, отличался сообразительностью и схватывал все так же быстро, как покойный Оскар.
      — Насколько я понимаю, — уточнил он напряженным голосом, – это означает, что граф Штанцлер бежал?
      — Вы очень проницательны, — ответил Ги Ариго, скривив рот, что, по-видимому, должно было означать ироническую усмешку.
      Килеан-ур-Ломбах грохнул кулаком по подлокотнику кресла и прошипел грязное проклятие: только уважение к приличиям не позволило ему выругаться в полный голос. Но Энтрагу хватило и этого: он вздрогнул, как слабонервная девица, и издал какой-то невнятный звук, средний между испуганным писком и мучительным стоном.
      Гирке даже не повернул головы от окна. Похоже, он один не лишился присущего Приддам самообладания.
      — Как бежал? — удивился барон Феншо, поеживаясь словно от холода. — Это же чудовищная глупость!
      — Позвольте мне объяснить вам, барон, — спокойно проговорил Спрут, переводя взгляд с окна на старика. — Вы же помните список, с которым господин кансильер ознакомил нас неделю тому назад? Граф Штанцлер счел себя способным противодействовать планам Дорака и принял… особые меры. Он рискнул и не преуспел.
      — Какие особые меры? — Феншо, нахмурясь, смотрел то на одного, то на другого: было очевидно, что ничего не знал только он сам да еще его юный внук, застывший у закрытой двери в гостиную как часовой на карауле.
      — Если сказать в двух словах, любезный барон, — ядовито проговорил Килеан-ур-Ломбах сквозь зубы, — то все зло на свете проистекает от женщин. Они навязывают мужчинам странные идеи, и, к своему несчастью, мужчины слушают их. Ее величество королева почему-то решила, что Ворон готов стать нашим верным союзником против Дорака.
      Старик Феншо вытаращил глаза:
      — Это шутка, граф?
      — Вы правы, дорогой барон, — нехотя вмешался Ариго, все это время меривший шагами комнату. — Это была чудовищная глупость. Но я не посоветовался с вами, поскольку дело касалось моей сестры. Вы же знаете, что Штанцлер пляшет под ее дудку, и я, к сожалению, тоже. Катарина убедила нас, — продолжал он, запуская руку в свои густые пепельные волосы, — что проклятый Ворон пойдет против Дорака, если узнает о планах развести ее с королем.
      — И ваша сестра, — холодно спросил Артур Феншо-Тримейн, — успела переговорить об этом с… кэналлийцем?
      — О да, — зло усмехнулся Ариго. — И он даже пообещал ей свое вмешательство и защиту. С одной оговоркой. Если – если, господа! Вдумайтесь только в это многозначительное словечко! – Дорак и впрямь начнет угрожать ей.
      — Но позвольте, — произнес барон Феншо растерянно, — мы все знаем, что Алва скоро отбудет в Фельп.
      — Вот именно! — сплюнул Килеан. — Поэтому у кардинала будут развязаны руки, а ваша сестра, любезный Ариго, не успеет и рта раскрыть, чтобы позвать своего любовника, как окажется во власти мерзавца Дорака!
      Пораженный старик Феншо повернулся к Спруту, который, бросив свою реплику, продолжал изучать пейзаж за окном.
      — И это вы называете «особыми мерами», граф? — спросил он. — Я еще могу понять, почему граф Ариго согласился на такой шаг, но вас-то не связывают родственные чувства!..
      — Нет, любезный барон, — ответил Гирке, наконец отрываясь от своего занятия и оборачиваясь лицом к присутствующим. — У кансильера была запасная карта в рукаве, да только эта карта бита!
      Феншо-Тримейн вздрогнул, Килеан очередной раз выругался, а граф Энтраг снова издал неопределенный стонущий звук. Граф Ариго кивнул с подавленным видом.
      — Штанцлер собирался подослать к Алве мальчишку, — негромко пояснил он, брезгливо морщась. — Кансильер полагал, что Алва привязался к щенку. Я тоже так полагал. Вы же помните эти странности: орден Талигойской Розы, епископ Оноре в особняке у Ворона во время резни, и, наконец, только его имя и отсутствует в списке! Штанцлер решил, что Алва верит мальчишке, тем более, что тот честен и прям, как его отец. Ворон вообще питает слабость к прекраснодушным идиотам… Он мог посмеяться над страхами моей сестры, но к повторному предостережению вряд ли остался бы глух. Во всяком случае, так считала Катарина. Она была уверена, что Алва насторожится. Однако, если бы расчет не оправдался… Если бы Алва не поверил своему ручному зверенышу, тот должен был отравить вино. Сопляк достаточно влюблен, чтобы пойти на это. Конечно, это не вполне в горских традициях, но кровная вражда, в конце концов, все стерпит. Мальчишка вышел бы из игры, а нам ни о чем не пришлось бы беспокоиться. Подобного удара Дораку не пережить. Но этот щенок, прости, Создатель!.. Этот щенок оказался не способен даже на то, чтобы подсыпать яд Ворону в бокал.
      — Сопляк погубил нас всех, — зло бросил Килеан хозяину дома. — Штанцлер предупредил, что в случае провала остается только попробовать взбунтовать Эпинэ.
      Старик Феншо зябко натянул на себя полу накидки.
      — Поэтому мы и не ставили вас в известность обо всем, дорогой барон, — спокойно заключил Штефан Гирке. — Хотя я предупреждал Штанцлера, что глупо надеяться на привязанности Алвы. У этого человека мыльный пузырь вместо сердца.
      — Мы знаем, что у вас есть веская причина так думать, Штефан, — заметил Ариго (они вместе учились в Лаик и поэтому называли друг друга по имени), — и я даже охотно соглашусь с вами, но все же ваш племянник не был оруженосцем Ворона.
      — Юстин считал его своим другом, — спокойно согласился Гирке. — Но дело же не в словах. Алва охотно принимает и службу и дружбу, однако когда приходится расплачиваться за них полновесной монетой, он выбирает то, что обойдется ему дешевле. Между кардиналом и оруженосцем выбор явно будет не в пользу оруженосца. Герцогу Окделлу очень бы повезло, если бы он успел вовремя понять это… Но вот в чем вопрос: кто еще, кроме самого Окделла, разумеется, ответит за то, что этот славный юноша ошибочно посчитал Алву благородным человеком?
      — Мы все, — криво усмехнулся Килеан, — по списку.
      Молодой Эдуард Феншо, до сих пор стоявший у дверей с отсутствующим выражением лица, как и подобает часовому, теперь таращил глаза на своего эра и беззвучно открывал рот от изумления.
      — Да-да, кузен Эдуард, — подтвердил Феншо-Тримейн, заметив это. — Речь идет о вашем однокорытнике.
      Ги Ариго повернулся к своему оруженосцу.
      — У вас есть что сказать, милый Эдуард? —спросил он нетерпеливо.
      — Если эр позволит мне вставить слово… — почтительно проговорил молодой человек, бросая извиняющийся взгляд на деда.
      — Разрешаю!
      — Я сказал бы, монсеньор, что Ричард Окделл и яд несовместимы.
      — И вы оказались правы, мой милый Эдуард, — грустно подтвердил Ариго. — Поэтому сейчас ваш однокорытник, скорее всего, уже в сидит Багерлее, и кто знает, что он наговорит, когда познакомится с арсеналом тамошних дознавателей.
      — Создатель! — только и охнул младший Феншо.
      — Скажите лучше: Леворукий, — поправил его Килеан. — Без него тут не обошлось. Молодой Окделл в Багерлее, а Штанцлер бежал в Эпинэ. Что скажете вы, Ариго? Что делать нам?
      — Бежать! — выдохнул вдруг граф Энтраг, о котором грешным делом все забыли. — Мы должны бежать в Гайярэ немедля! Пусть Штанцлер поднимает Эпинэ, мы вооружим замок!
      — О-о, братец, так вы тоже здесь! — со злой иронией воскликнул Ги Ариго, поворачиваясь к Энтрагу. Тот тут же испуганно съежился. — Признаться, я думал, что вы еще не проснулись.
      — Энтраг прав, — неожиданно вступился за беднягу граф Гирке. — В столице вам делать нечего. Едва Ворон окажется в Фельпе, как Дорак примется за вас.
      — Странно слышать такой совет от вас, Штефан, — возразил ему Ариго. — От моего брата я и не жду иного, но вы-то умный человек! Неужели вы не понимаете, что я даже не успею добраться до Эпинэ, как Дорак объявит меня мятежником, изменником престола и государственным преступником!
      — Это он сделает в любом случае, — хладнокровно заметил Гирке. — Но в Гайярэ у вас больше шансов дожить хотя бы до осени.
      Феншо-Тримейн презрительно фыркнул:
      — Неужели несколько лишних месяцев кажутся вам такими важными? — спросил он.
      Гирке не ответил и даже не повернул головы к капитану. Он внимательно смотрел на графа Ариго, который в раздумье ерошил волосы.
      — Дело не во мне, — сказал Ариго, как бы отвечая на немой вопрос однокорытника. — Со мной уже покончено. Если я побегу в Гайярэ, зимой меня обезглавят в Занхе. А хуже всего то, что тогда я, как камень, потащу за собой сестру и племянников. Дораку только того и нужно. Нет, разрази меня гром, если я позволю мерзавцу расправиться с ними! Это коронованное ничтожество, мой зять, безропотно отдаст их кардиналу. Вы же понимаете, Штефан: обвинив меня, Дорак состряпает королю развод, а Карла и девочек объявит ублюдками! Ворон бросил их, и, верите ли, друг мой, я даже допускаю, что у него были на то основания. Видит Создатель, я не слепой, и братская любовь не делает меня идиотом. Но, какой бы шлюхой ни была Катарина, она моя сестра, и Карл останется наследником трона, даже если мне ради этого придется сдохнуть в зловонной яме! И вам тоже! — бросил он брату.
      — Что такое вы говорите, Ги? — проблеял Энтраг. — Вы же маршал Юга! Всё Эпинэ…
      — Ваши сведения несколько устарели, братец, — издевательски перебил его Ариго. — Я отказался от командования, когда Штанцлера осенила блестящая идея похоронить Ворона в Варасте! Что тут скажешь! Идея столь же замечательная, как и мысль взбунтовать Эпинэ.
      — Постойте, господа! Что может сказать в Багерлее герцог Окделл? — вернул присутствующих к настоящему озабоченный барон Феншо. — Что он знает?
      — Ничего, — коротко отозвался Гирке. — Он был слишком близок к Алве, и Штанцлер держал его в неведении.
      — Пытки освежат ему память, — иронически возразил Ариго. — Поверьте, Штефан, он скажет все, чего захочет Дорак.
      — Что такое вы говорите, Ги! — снова возопил Энтраг. Ужас от недавних слов брата придал ему сил, и он даже выпрямился в кресле, где до этого бессильно полулежал. — Он же герцог Окделл! К нему не посмеют применить пытки! К нам их не применяли!
      — Похоже, вы не вполне понимаете ситуацию, братец, — вкрадчиво произнес Ариго, слегка наклоняясь к Энтрагу, отчего тот обратно распластался на сиденье. — Одно дело сомнительные подозрения против братьев королевы и совсем другое – доказанное покушение на особу Первого маршала со стороны его оруженосца! К тому же Дорак – человек церкви и не станет прибегать к дыбе. Окделлу за глаза хватит пытки бессонницей. И за это все, — Ариго в упор посмотрел на угрюмого Килеана, который молча грыз себе ногти, — мы должны поблагодарить вас, любезный бывший комендант Олларии!
      Килеан едва не подпрыгнул от неожиданности.
      — Не делайте меня ответственным за пороки вашего семейства! — злобно огрызнулся он. — Если вы стали заложником распутства вашей сестры, я тут не при чем!
      В светлых глазах Ариго зажегся недобрый огонек. Тонкие черты его породистого лица, слегка осунувшегося после Багерлее, внезапно приобрели фамильную хищную тяжеловесность. Медленным и плавным движением граф повернулся к Килеану. Глаза последнего даже расширились от невольного страха: видно, он только сейчас сообразил, почему на гербе Ариго изображен леопард.
      — На вашем месте я бы поостерегся так говорить, дорогой Килеан, — мягко сказал Ариго, неторопливо приближаясь к камину. — Сначала вы бежите к прекрасной Марианне с предостережениями, потом отпускаете Авнира с открытым листом Дорака на все четыре стороны, а затем сдаете на милость Ворону свой собственный гарнизон. Может быть, я уже покойник, мой милый, но вас я переживу!
      — Открытый лист вам ничем бы не помог! — воскликнул Килеан, живо вскакивая с кресла и пятясь назад.
      — Я другого мнения, — спокойно возразил Ариго, продолжая медленно наступать. — Во всяком случае о моей семье вы больше не скажете ни слова!
      — Довольно, господа! — скомандовал капитан Феншо-Тримейн, становясь между Ариго и Килеаном. — Вы подаете дурной пример. Не хватало нам еще перегрызться между собою!
      — Успокойтесь, господа, успокойтесь! — поддержал родича старик Феншо. — К тому же вы так и не сказали, что собираетесь предпринять, дорогой Ариго.
      Ариго остановился на месте как вкопанный и внимательно посмотрел на своего хозяина.
      — Я теперь опасный гость, дорогой барон, — сказал он задумчиво. — Возможно, мне следует отказаться от вашего гостеприимства.
      — Что за чушь! — рассердился барон. — Что бы вы ни сделали, я поддержу вас.
      — Так что вы решили, Ариго? — жадно спросил Феншо-Тримейн, подавшись всем телом вперед.
      — Я могу сказать, чего я не сделаю, — ответил граф. — Я не стану отсиживаться за стенами Гайярэ.
      — Вы отказываетесь от единственного шанса выжить, дорогой Ги, — заметил Гирке рассудительным тоном.
      — Нет, Штефан. Только выиграть пару-тройку месяцев. Поверьте мне: Эпинэ нам не поднять. Ворон выиграл войну в Сагранне, он теперь кумир армии, а без армии мы обречены, — ответил Ариго.
      — Не говорите обо всей армии, — желчно бросил Феншо-Тримейн. — В ней достаточно недовольных.
      — Вы судите по себе, дорогой Тримейн, — возразил Ариго. — Если бы Ворон относился ко всем своим офицерам так же, как к вашему покойному брату, я согласился бы с вами. Но сейчас я вынужден сказать вам, что вы пристрастны.
      — Умоляю вас, любезный Гирке, — пролепетал Энтраг, глядя на Спрута влажными глазами, — убедите моего брата бежать! Штанцлер найдет способ убить Дорака, а потом сестрица поможет нам вернуться!
      — О! — с иронией отозвался глава семьи. — Сестрица, без сомнения, поможет вам, братец, только сейчас это вы должны помочь ей!
      — Что же вы можете сделать, находясь в столице? — пожал плечами граф Гирке. — Убить Дорака? Это невозможно.
      — Но мы все еще можем убить Алву, — резко возразил Феншо-Тримейн. — Нас здесь пятеро мужчин, господа, и все мы умеем держать в руках шпагу!
      — Надеюсь, дорогой Артур, — испуганно вмешался старый барон, — вы не предлагаете устроить засаду на Алву?
      — Вы знаете мои намерения, кузен, — высокомерно посмотрел на него Феншо-Тримейн. — Я приехал сюда, чтобы вызвать кэналлийца на дуэль, и буду драться до тех пор, пока один из нас не умрет. Всем вам известно, господа, что мерзавец не просто расстрелял моего брата и опозорил его имя, он обесчестил всю армию, отдав чин Оскара какому-то смерду! Я олларианец, Ариго, — продолжал он, обращаясь к брату королевы, — и не страдаю вашими эсператистскими фанабериями. Я буду драться на линии. Но ведь вам тоже терять нечего, и вы оскорблены не менее меня. Пять поединков друг за другом, господа, пусть среди них будет всего одна линия, не выдержит даже Алва. Кто-нибудь из нас обязательно его достанет.
      — Это ваше предложение, капитан? — задумчиво спросил граф Гирке. — Что ж, оно не из самых худших…
      — И я принимаю его, — гордо заявил Ариго. — Я думаю, что дуэль послужит нам лучше, чем яд кансильера.
      — Я еду в Гайярэ! — взвизгнул Энтраг, о котором все опять позабыли. Но на сей раз старший брат даже ухом не повел.
      — А что скажете вы, Килеан? — холодно спросил он.
      — Я не говорю «нет», — осторожно ответил бывший комендант, на лице которого образовалась сложносочиненная мина. — Однако как мы можем быть уверены, что поединки действительно произойдут сразу друг за другом?
      — Как оскорбленная сторона, я имею право назначить время и место, — презрительно пояснил Феншо-Тримейн очевидное. — Граф Ариго и вы находитесь в таком же положении.
      — В самом деле, — насмешливо вставил Ариго. — Ведь вы, кажется, когда-то взяли себе в оруженосцы щенка Колиньяров? Несчастный юноша! Он пал от руки Алвы, а вы молча проглотили это оскорбление. До Алвы его отцу, конечно, не дотянуться, Окделл стал падалью для Дорака, но на вас, любезный Килеан, налетит вся колиньяровская свора. Ату, ату его! Эти псы, любезный граф, вцепятся вам в горло мертвой хваткой.
      — Я буду драться, если будут драться все, — угрюмо заявил Килеан.
      — Я еду в Гайярэ! — взвизгнул Энтраг еще громче и даже нашел в себе силы встать на ноги.
      — Вы останетесь в Олларии, — бросил ему брат, даже не оглянувшись. — Впрочем, я предоставлю вам выбор. Если вы не хотите драться с Вороном, братец, вы будете драться со мной!
      При последних словах Ги Ариго бросил яростный взгляд на Энтрага, и тот, слабо заскулив, снова мешком осел в кресле.
      — Нам нужно составить вызов, — деловито произнес граф Гирке. — И нам нужны секунданты, милый Ги. Делу необходимо придать самую широкую огласку, чтобы Дорак не мог вмешаться и добиться у короля запрета на дуэль.
      Старик Феншо, по-прежнему зябко кутаясь в накидку, посмотрел в окно на часы Старой часовни.
      — До малого выхода короля осталось чуть больше часа, господа, — заметил он. — Предлагаю вам позавтракать и отправиться во дворец, чтобы найти секундантов и обговорить с ними все условия. Я охотно предложил бы вам свои услуги, но, боюсь, что кажусь вам слишком старым для такого дела. Однако вы можете рассчитывать на меня абсолютно во всем.