Серебряная клетка. Книга 1

ГЛАВА 20

 

Вадим никак не мог успокоиться. Не помогало ничего. Ни бокал бренди. Ни прогулка по ночному городу. Было уже два часа ночи, а он все никак не мог выбросить из головы эту девчонку и ее слова, которые отчего-то так больно резанули его по сердцу. А потом… майор и сам не понял, как его пальцы набрали на коммуникаторе номер двоюродного брата. Станислав ответил почти мгновенно.

— Привет.

— Привет. Прости, что звоню так поздно…

— Ты опять забыл о разнице в часовых поясах. У нас сейчас только десять вечера. Что случилось?

— Нет, ничего.

— Ты что-то от меня хочешь?

— А я разве не могу позвонить просто так?

— Можешь. Но делаешь это, как правило, в менее взвинченном состоянии. А теперь я повторю вопрос. Что случилось?

— Ничего. Правда. Просто мне нужна твоя помощь. Ты можешь поискать информацию об одном человеке.

— Что тебя интересует?

— Все, что сможешь накопать. Я же знаю, в ваших архивах столько всего хранится. Просто если ты не репортер, тебе и соваться туда не стоит. Все равно ничего не найдешь.

— Да не проблема. Поищу. Сбрось данные по интересующему тебя лицу и подожди. Но если у вас поздно, иди спать. Я позвоню тебе завтра и расскажу все, что смог откопать.

— Не хочу спать. Позвони сразу, как что-нибудь найдешь. Ладно?

— Хорошо.

— Спасибо.

— Пока еще не за что. До связи.

 

Время тянулось медленно. И Вадим не раз уж пожалел, что вообще позвонил Стасу. Ведь ничего действительно интересного он откопать не сможет. Максимум пару детских выступлений. Ведь Диана всю свою сознательную жизнь провела в закрытой школе. О единственном происшествии с ее участием он и так в курсе. Так зачем он это затеял?

Звонок прозвучал неожиданно и через минуту он услышал голос брата:

— Еще раз привет. Не разбудил?

— Нет.

— Это хорошо.

— Тебе есть чем меня порадовать?

— На счет «порадовать» — не знаю. Но кое-что у меня на нее есть. Андорский театр мы же опустим? О фактах ты должен быть осведомлен лучше меня. А домыслы всяких идиотов…

— Пусть остаются на их совести.

— Эх, Вадим, неужели ты до сих пор не понял, что ни чести, ни совести, ни даже здравого смысла ты у этих падальщиков не найдешь? Но да черт с ними со всеми. Ты мне вот, что скажи. У тебя к девчонке… личный интерес?

— Прости… я не совсем тебя понимаю.

— Она просто твоя ученица или ты в ней лично заинтересован?

— А это имеет значение?

— Да. Если она может стать членом моей семьи, я забуду о том, что нашел и слова не пророню о ее местонахождении. Если же Диана Вирэн просто твой курсант, извини брат, ее ищут.

— Знаю я, кто ее ищет.

— Это вряд ли. То есть ее разыскивают многие. Но ты же не думаешь, что я могу сдать девушку тем, кто хочет ей навредить?

— И кому же ты хочешь сообщить о ней?

— Ты все равно их не знаешь. Но если так хочешь… Рудольф Карден, Антонио Верко, Пьер Норан, Изабелла Горская. Это самые активные. Выступают единым фронтом. Но есть и другие.

— А кто эти?

— Все за исключением Горской выпускники Танийской Академии. Изабелла — оперная певица.

— Танийцы — понятно. А этой Горской она зачем?

— Дед Изабеллы был одним из учителей Вирэн. Но из-за произошедшей трагедии, а точнее из-за того, что администрация решила выбросить на улицу единственного выжившего ребенка, только бы их не затронула и тень скандала, у старика случился сердечный приступ. А перед этим ему попытались подсунуть на подпись заключение в котором говорилось, что Диана Вирэн не имеет достаточных данных для дальнейшего обучения и неоднократно нарушала учебную дисциплину. Это-то его и добило. Он умер через четыре дня. Но пока был жив, успел пообщаться с внучкой и несколькими своими учениками. Ты даже не представляешь, сколько людей теперь готовы линчевать и директора той академии, и всю ее администрацию. За сорок восемь лет преподавания Горский выучил стольких артистов балета, что и подумать страшно. А это ведь не какая-то заштатная школа. Это Танийская Академия Классического Балета — лучшее учебное заведение, где девяносто пять процентов выпускников уже через полгода становятся солистами.

— А остальные пять?

— Их сразу приглашают танцевать ведущие партии. Ну, так что? Девчонка просто твоя подопечная или нечто большее?

— Нечто большее. Но ей семнадцать лет.

— Через несколько месяцев будет восемнадцать. Так что ничего предосудительного я в твоем интересе к ней не вижу. И уж раз она тебе нужна, дам совет. Не позволяй ей бросить Артен еще как минимум год. Пусть все успокоится немного. Сейчас ее неминуемо сделают оружием против Танийской Академии. Точнее, против администрации академии. Потом нужно будет осторожно связаться с Рудольфом Карденом. Он поможет ей устроится. Точнее, Рудольф хоть сейчас готов взять ее в свою труппу. Он направил на нее запрос о распределении, когда та еще подростком была.

— Это все?

— Нет. Хочешь узнать, что еще мне стало о ней известно? Ладно, смотри. Это традиционная рождественская постановка «Щелкунчика» Нового Мариинского Театра. Поклоны. Труппа выходит уже третий раз. Вот сейчас. На сцену выбегает молодой человек, который держит за руки двух девушек. Это, кстати, Антонио Верко. Маленькая в розовом платьице — твоя Диана. Ей сейчас одиннадцать. Кто другая — не помню.

— Почему она такая грустная? Такое ощущение, что еще чуть-чуть и расплачется.

— Там какая-то не очень хорошая история была. Танийцы ежегодно ставят «Щелкунчика». Три дня. Шесть спектаклей. Обычно роль маленькой Мари играют две девочки по очереди. Одна утром, другая — вечером. Но вторая исполнительница, тоже, кстати, Диана, заболела, за день до постановки, подхватив где-то кишечную инфекцию. Как итог Вирэн пришлось отдуваться за двоих. Она справилась, но на последнем спектакле у нее сдали нервы. Маленькая Мари проснувшись, и поняв, что и принц и сказочный мир ей попросту приснились, должна обнять куклу—Щелкунчика и улыбнуться.



Отредактировано: 19.12.2016