Серебряная скрижаль

Глава 1. Конец лета

Полуденное солнце ласково касалось беленых стен прощальными лучами уходящего лета и играло отсветами на листьях начавших желтеть лип, кое-где пронизывая их кроны золотыми стрелами. В неспешных мутноватых водах Рейнбах отражались легкие облака. Доносящиеся с набережной звуки казались чуть более звонкими и протяжными, чем всего лишь несколько дней назад, а в воздухе чувствовались нотки по-осеннему хмельных запахов. Город казался неуловимо не таким, как вчера, будто во всем ощущалось нечто новое – в ветре, треплющем флаг на ратуше, в камнях чисто выметенной мостовой и в отражениях, глядящих из вымытых до блеска оконных стекол. Осень, явившаяся чуть раньше положенного срока, тихо прогуливалась по красной черепице крыш и украдкой заглядывала в узкие извилистые улочки Кённена, примеряясь к своим будущим владениям и прислушиваясь к звукам шагов горожан.

– Лабберт, я прошу тебя, давай быстрее.

– Да куда быстрее? Ты мне предлагаешь бежать, словно рабу под страхом взбучки?

– Мы и так уже почти опоздали к обедне. И даже не «к», а почти что «на». Отец будет в ярости!

– А могли бы и верхом…

– Разумеется! А потом еще искали бы, куда поставить лошадей. Конюх, наверное, давно уже в Соборе.

– Поэтому мы несемся сломя голову, уже два квартала потешая зевак и голодранцев. Великолепно!

– Лабберт, ради Властелина, быстрей! Последнее, что мне нужно в день своего рождения, – это опоздать на службу.

Рутгер Ван Альтенберг, средний сын Франца Ван Альтенберга, провожал свое восемнадцатое лето.

Если бы не юношеская легкость, то разрумянившийся на бегу, он мог бы казаться похожим на лики героических воителей с церковных фресок – разметавшиеся светлые волосы, голубые глаза, нос с фамильной горбинкой Альтенбергов и резко очерченные губы. Будь на нем не белая шелковая рубаха, сшитые по последней моде штаны и небрежно наброшенный голубой колет, а доспехи и длинный алый плащ, он был бы похож на Йохана Доблестного, повергающего язычников. Особенно, если учесть праведное сыновнее рвение, горящее в глазах. Правда, это рвение не вызывало особой поддержки у его спутника.

Лабберт Ван Вальденхугель был на полтора года старше и ему не пристало торопиться. Баловень судьбы и любимец дам, он был единственным сыном и наследником престарелого отца. Вот почему русоволосому широкоплечему красавцу Лабберту еще до наступления совершеннолетия прощались мелкие прегрешения против покорности, смирения и прочих добродетелей, приличествующих благонравному отпрыску знатного рода. Теперь же он всем своим видом стремился продемонстрировать окружающим высоту своего возраста и положения.

Величественная громада Собора Зигберта Завоевателя возвышалась над Герехтенплатц и тянулась к небу остроконечными шпилями. Вверх по розовым гранитным стенам взегало ажурное каменное кружево, среди вычурных узоров которого расположились безмолвные золоченные фигуры двадцати трех Святых Подвижников, пристально глядевшие на площадь. У ступеней собора толпились городские нищие, предвкушая щедрое подаяние после службы.

Рутгер прикинул расстояние до ступеней, потом посмотрел на ратушные часы и что есть духу бросился через площадь, не обращая внимания на возгласы отставшего друга. Вход собора закрывали массивные двери, богато украшенные изображениями сцен из двенадцатой главы Книги Восхождения. Взлетев по ступеням, запыхавшийся юный мейстер ворвался внутрь, на ходу поправляя растрепанные волосы и не давая себе времени отдышаться. Собор встретил его запахом нарда и стройным хором певчих.

– Как создал Высочайший твердь земную и свод небесный над ней, и воду и ветер, а следом – тварей живых и духов бестелесных, и послал в созданное чад своих, дабы владели они сотворенным Им по воле Его, так от тех пор и доныне под десницей Его и в милости Его пребываем, хвалу вознося и денно, и нощно, и ныне, и до скончания времен, – голос отца Винсенто плавным речитативом заполнял пространство под высокими сводами.

Солнечный свет лился сквозь многоцветие витражей, споря с сиянием пламени множества свечей. Беспорочные Сестры, застывшие с мечами наголо по обе стороны от алтаря, склонили головы, приложив руки к груди в молитвенном жесте. Из-под алых атласных плащей серебром сверкали их доспехи.

Стараясь не привлекать к себе внимание, Рутгер осторожно присел на край последней лавки, стараясь высмотреть синее бархатное платье матери и пронизанную проседью светлую шевелюру отца. Когда прихожане в очередной раз встали со своих мест, Рутгер постарался проскользнуть поближе к алтарю и осторожно встал за спиной ландшера Карла Ван Энфертфельда, торопливо застегивая непослушные мелкие пуговки своего отделанного парчой колета. Благо, спина герра Карла могла с успехом скрыть кого-нибудь размерами и поболее юного мейстера.

– Как един Властелин со Властителем – обличием и воплощением Его, – так и милость Императора да прибудет с нами, на земле бренной и в чертогах Его небесных. Да осенит благословение Его земли наши всяк день и всяк час, – продолжал выводить священник.

По окончании совместной молитвы прихожане снова опустились на лавки. Не успел Рутгер примоститься рядом с пышной дамой, как кто-то довольно сильно пихнул в его бок.

– Двигайся, мейстер, – заговорщическим шепотом дохнул в ухо Рутгера запыхавшийся ландшер Ганс Ван Винкельхок. – Что, опоздал на собственное совершеннолетие?

Рутгер попытался было оправдаться, но рыжеволосый ландшер подмигнул имениннику, приложил палец к губам и сосредоточился на службе, напустив на себя благообразный вид.

Юный мейстер снова украдкой посмотрел туда, где рядом с его родителями сидели родители Лабберта. Ландшерин Ван Вальденхугель, первая красавица Кённена, могла бы показаться дочерью седовласого старика, сидевшего рядом с ней. Словно созданная из витражных бликов изящная статуэтка, она была моложе своего супруга лет на тридцать с небольшим. Рутгер дождался момента, когда встревоженный взгляд матери заскользит по головам и вынырнул из-за плеча герра Карла, стараясь привлечь к себе внимание и изо всех сил изображая растерянную невинность. Заметив сына, фрау Тэрсия облегченно вздохнула и быстро шепнула что-то на ухо супругу. Герр Франц оглянулся и едва заметным кивком велел сыну подойти. Мейстер перелез через колени герра Ганса, пригнувшись, добрался до передней лавки и сел рядом с отцом.



Отредактировано: 06.02.2016