Серый снег

Серый снег

Тексты песен, использованных в произведении, принадлежат авторам: Наталье О’Шей, К. Баринову, О. Лишиной. Авторы «Серого снега» благодарят группу «Мельница» за вдохновение.

***

Ночью выпал тёмно-серый снег. Мягко приглушив звуки, он обернул непривычной пепельной вуалью большую дорогу, два десятка покосившихся домов и стоящий чуть поодаль трактир. Странный снег оседал на окнах, скапливался на крышах, совершенно как обычный белый.  Да он и не отличался от привычного ничем, кроме цвета. Такой же холодный, так же растекается противными струйками, если попадёт за шиворот, да и на вкус тоже обычный, детвора это проверила тем же утром.

Старый трактирщик Мицык и вовсе не стал забивать седую голову странностями природных явлений, он поправил на поясе кисет с кресалом, стряхнул накопившийся на крыше амбара серый сугроб прямо в бадью и, раз на десять шагов останавливаясь, чтобы выпрямиться и потереть кулаком больную спину, пошёл ставить посудину на огонь.

***

Седые от снежной пыли лошади, недовольно прядая ушами и фыркая в ответ на окрики кучера, нехотя тянули за собой дорожный экипаж. Тускло светящий фонарь едва освещал лица и фигуры сидящих внутри мужчин. Впрочем, они были давно знакомы, а значит, никакой надобности разглядывать друг друга у пассажиров не было. Один кутался в видавший виды чёрный плащ и поминутно вздрагивал от сочившихся из-под дверцы струек холодного воздуха. Второй, одетый в мохнатую шубу, засунул руки в рукава на манер муфты и выглядел как огромный взъерошенный воробей, впечатление портили только густые рыжие усы, свисающие до подбородка.

Кучер сдвинул слуховое окошко в экипаж, запустив туда новую порцию ледяного воздуха со снежинками, и прокричал:

— Господа, снег усиливается, прошу сделать остановку.

— А далеко ещё до города? — уточнил пассажир в плаще.

— К утру едва доедем по такой погоде.

— А до ближайшего жилья?

— Залески вот-вот должны появиться.

Через мгновение, словно в ответ на слова кучера, послышался лай собак, а в воздухе разлился запах дыма — тёплые и привычные признаки человеческого жилья. Лошади, почувствовав скорый отдых, потянули дружнее, и через лучину[1] экипаж, окутанный серым снежным облаком, ворвался в деревню.

В этот момент «воробей» шевельнулся и, воровато оглянувшись на слуховое окно, кивнул мужчине в плаще. Тот так же молча достал из-под полы длинную сухую ветку. Бледным замерзшим пальцем вытащил из щели под сидением смесь искрошенных старых листьев и пыли, насыпал этот мусор на ветку и переломил её. Та хрустнула, сломавшись пополам, и в этот же момент упряжка словно наскочила колесом на крупный булыжник. Раздался треск, и экипаж, накренившись, остановился.

***

Покланец размашистым движением закинул на высокую снежную гору ещё толику. Работал он старым шуточным щитом. Неказистым и пощепленным за годы тренировок, но в качестве снежной лопаты вполне пригодным. Отошёл на пару шагов, оценивая свои труды, и начал утрамбовывать и выравнивать тем же орудием ступени для подъёма.

Отдыхал он тут же, присев на торчащий из-под снега промороженный корень, на который предусмотрительно набросил овчинный тулуп. Работа грела лучше меха, а подхватить недобрую болезнь, посидев на холодном, можно куда быстрее, чем простыть на морозе, выколачивая очередную трубку.

Вот и ещё раз Покланец выстучал остатки табака из трубки и сунул её в специальный нагрудный карман. Сбившаяся повязка на миг открыла пурпурный шрам, похожий на замысловатую надпись. Мужчина поправил её, надёжно укрыв старую рану, поднялся и вернулся к работе.

Глухо мурлыча в усы что-то неразборчивое, он довершил ступени и начал формировать жёлоб. Через полчаса осталось только полить конструкцию колодезной водой, будет завтра ребятне радости.

У Богумила на соседнем дворе сначала заворчала, а потом зашлась в истошном лае свора. Цыкнув на высунувшуюся в окно жену, Покланец вышел к плетню и, напрягая глаза, уставился на окраинный ельник.

Спустя минуту там показалась четвёрка лошадей, увлекающая за собой дорожный экипаж. Не доехав всего четыре дома до трактира, карета подпрыгнула на ровном месте, точно на ухабе, неловко просела на угол и начала заваливаться.

Опытный кучер направил лошадей в сторону и тут же резко осадил. Экипаж остался стоять, скособочившись, чудом, а точнее, рукой мастера, не опрокинувшись.

У Покланца заныл старый рубец на левой лопатке. У иных зажившие раны к перемене погоды болят, суставы тянет к холодам, а у него занывший, а потом словно налившийся огнём шрам всегда точно определял близкую ворожбу или творимую магию. Покланец накинул припорошенную снегом доху на плечи и быстрым шагом направился к упряжке. Из дверей экипажа выглянул пассажир в объёмистой шубе и, пока они переругивались с кучером, Покланец успел дойти до места аварии.

— Доброго вам вечера, гости дорогие, — начал он ещё на подходе, прерывая брань кучера с пассажиром.

— Да ты есть смеёшься?! — тут же взвился «меховой», да и кучер приподнялся на козлах, в этот раз полностью согласный со своим клиентом.

— Ничуть! —  усмехнулся Покланец. — Вот ежели б вы оторвали рессору лигах в двадцати отсюда, в сосновнике, например, вечер был бы недобрым. Но окромя волков вам бы никто этого не сказал.

С этими словами мужчина вытащил трубку и принялся ловко её снаряжать.

— Стало быть, добрый вечер, гости дорогие, — повторил он, усмехаясь в усы.

Пассажир, кажется, оценил своеобразный юмор Покланца, спрыгнул на заснеженную дорогу и ответил уже спокойно: