Северный экспресс

Часть седьмая

– Дима был прав, – внезапно сообщил Антон, ни на миллиметр не отвлекаясь от дороги. Но упасть в обморок от шока я не успела, так как продолжил он совсем не о том, о чём ненароком подумалось, – в этой квартире оставаться опасно – слишком много глаз и ушей Совета. Завтра я отвезу тебя в другое место, но сегодня придется переночевать здесь.

Я украдкой перевела сбившееся дыхание и кивнула, отвернувшись к окну. Там уже сгустились вечерние сумерки, и серый город будто по мановению волшебной палочки окрасился яркими огнями. Такой Питер, сияющий фонарями под темно-синим куполом неба, завораживал и манил. Тянул остановить машину и выйти на прогулку, подышать влажным воздухом, подставляя лицо ветру с залива, а затем сидеть на лавочке и греться в горячих объятиях мужчины, который даже не смотрит в твою сторону. Да уж, что ни говори, романтика.

В итоге всю дорогу я обижалась непонятно на что. То на Дмитрия, вывалившего слишком много фактов, не всегда приятных, а порой и вовсе ненужных. То на Антона, напрочь отрицающего все доводы вампира. То на себя, столь странно прореагировавшую на происходящее. Мой привычный мир обратился в руины, а я страдаю из-за того, что какой-то вшивый волк не желает признавать меня своей парой.

Никогда бы не думала, что внезапно перестать быть объектом мужского интереса окажется до обидного неприятным. И если показное равнодушие вампира ничего не задело внутри, то поведение Антона злило и раздражало. И я злилась, хотя не имела на это ни малейшего права. 

В квартире, куда мы добрались по питерским пробкам целую вечность спустя, сразу же уселась на печально знакомый диван. Изучать этот странный лофт не было ни малейшего желания, берлога берлогой, даром что хозяин – волк. Отказалась от ужина (во мне ещё прошлый кипел буйством энергии, рвущейся наружу, хотя предлагали мне явно простую человеческую еду) и просто глядела в стену, пока переодевшийся и посвежевший Антон с мокрыми взъерошенными волосами и по-юношески гладкими скулами не присел рядом. Я и головы в его сторону не повернула и стараясь не дышать, но запах древесной свежести окутал коконом и будоражил ноздри, заставляя дышать всё чаще и глубже. Дмитрий не врал – оборотня во мне и вправду было немало, и сейчас он протяжно скулил внутри, желая придвинуться ближе к горячему мужскому телу. Вот только тело это аналогичных эмоций явно не испытывало:

– Не возражаешь, если мы новости посмотрим? – кивнул Антон на плоский экран напротив. Я безразлично пожала плечами, только сейчас как следует разглядев девайс. Хм, а ведь это одна из последних моделей. Я презентацию не так давно смотрела и удивлялась, что телевизор клеили на стену. А потом Арман купил эту модель в спальню. Полмиллиона стоил, если не больше. Довольно неожиданно разглядеть такое богатство на сером неотштукатуренном бетоне.

Оборотень нажал на кнопку, и со вспыхнувшего экрана на нас с улыбкой взглянула ослепительная брюнетка. У меня от яркого снимка помутилось в глазах, а из груди будто выбили весь воздух. Уже через мгновение фото уменьшилось и спряталось в угол экрана, его место заняла равнодушная физиономия диктора, и до сознания начали доходить слова:

– ...в розыск объявлена возможная подозреваемая, Ингеборга Дитовски, уроженка Латвии. В последнее время Армана Берковича видели с ней на всех раутах, но сразу после госпитализации политика девушка пропала. Однако, ее поиском спецслужбы почему-то занялись только сейчас, после смерти Берковича, по результатам выявленной после вскрытия информации. Напомним, что Арман Беркович скоропостижно скончался два дня назад в немецкой клинике, не приходя в сознание после обширного инсульта. Причиной смерти, по предварительным данным следствия, считается отравление.

Это был старый снимок. Хотя, какой старый? И пары месяцев не прошло с той вечеринки и выхода на ковровую дорожку! Какой-то там фестиваль... в Каннах, кажется? Или в Сочи? Я помнила это платье – узкое, душное, но эффектно поднимающее грудь. Арману нравилось, он весь вечер глаз не спускал. И крепко держал за талию, как какой-то трофей. Или как кубок, переходящий от одного страждущего к другому. Наверное, он тоже это понял в тот момент. Потому что на следующий день подарил кольцо. Немыслимо. Невероятно. Я крутила подаренный ободок с бриллиантом в руках и почти не слышала его слов. Где-то на краю сознания он уверял, что выкупит у Совета до конца жизни. Чьей, интересно? Будучи фейри, я считала себя практически бессмертной, а на сотни или тысячи лет контракта даже у Армана денег бы не хватило.

Воспоминание пронеслось, оставив после себя неясное чувство в душе. Я смотрела на своё лицо на экране, и не узнавала. Яркий макияж, пухлые губы, гладкие волосы, блеск украшений... а ведь последний месяц на лице даже капли тональника не было. Бледная тень самой себя. Не фейри. Не девушка-сказка. Что ж, тем лучше – во мне нынешней никто и не узнает прежнюю Ингеборгу. Стало ясно, отчего Антон не проникся симпатией. Прежняя я очаровывала, пленяла взглядом, завораживала улыбкой даже со статичной фотографии. Встречные мужчины, как один, сворачивали шеи, а те, с кем меня соединял контракт, бесились от ревности. А сейчас? Да, я по-прежнему красивее среднестатистической девушки, но если ту накрасить, завить и упаковать в дорогое платье, чаша весов отклонится совсем не в мою сторону.

Наверное, с моим лицом что-то произошло. Что-то совершенно невероятное. Иначе отчего Антон так внимательно смотрит? И экран телевизора погас, а я и не заметила…

– Ты не виновата, – в тишине голос оборотня по-живому резал нервы. А слова тупой болью отдавались внутри.

Не виновата, да. Я никогда не была виноватой. Прежде. Тогда договора расторгали по решению Совета, но в этот раз... в этот раз именно я приняла решение. Подвела черту под чужой жизнью в желании изменить свою. Арман заплатил за этот год, за каждую минуту вплоть до новогоднего боя курантов, а я лишила его последних трех месяцев. Но до этой минуты у меня оставалась надежда, что Совет оперативно подобрал ему кого-то из сестер. Не подобрал. Бросил умирать. И я его... бросила. Как же мне не чувствовать себя виноватой?