Сезон колдовства

Новый союзник   

Новый союзник

Вырвавшись из ужасного кошмара, я резко дернулся, попытался встать, но беспомощно повалился обратно на лежак.

- Будь ты проклят, гребаный моменраг! - послышался недовольный голос поводыря.

- Где я?

- Там же где и я, - не стала вдаваться в подробности двуголовая.

Я открыл глаз, второй был стянут тугой повязкой. Голова разламывалась на части, но я нашел в себе силы задать один немаловажный вопрос. 

- Мы в безопасности.

- А как ты думаешь?

- Может все-таки объяснишь, куда меня притащила?

- А вот и нет, - фыркнула одна голова.

- Хватит над ним издеваться, - заявила вторая. - Он ведь наш новый хозяин.

- Жижа он болотная, а не хозяин! – рявкнула первая.

У меня не осталось сил спорить ни с одной, ни с другой. Волна слабости вновь приковала к лежаку. Только и мог, что безвольно ворочать языком.

- Что с шатуном?

- Окочурилось это страшилище, - откликнулась вторая голова.

- Мы даже обрадовались, думали, ты вместе с ним отправился в нужник к старым богам, - ехидно заявила первая.  

- Зачем же тогда позволили мне выжить? – удивился я. – Могли ведь просто бросить. Долго бы я все равно не протянул: либо замерз, либо стал обедом для падальщиков.

Сморщенные лица старух стали похожи на древесную кору.

- Вот и надо было тебя там оставить, неблагодарный муренмук!

- Да, если бы не твой амулет, - обе головы покосились на деревянный знак искупления, который висел на бревенчатом сучке, прямо напротив топчана.

- Исполни необходимое, а потом иди на все четыре стороны, - тихо произнесла двуголовая. Голоса слились в один, и мне показалось, что эта фраза просочилась прямо в голову. – Таково наше услужение. Поводырь должен рыть носом землю, а когда отыщет дорогу, пройти по ней до самого конца. Вместе с тем, кто произнес обращение.

Я только кивнул и провалился в очередное забытье.

- Будь ты проклят, пыльный странник… 

Их голоса преследовали меня даже в беспамятстве. Сон это или явь – кто его знает. Но я был уверен в одном - те проклятья, что терзают меня в ночных кошмарах, исходили от поводыря. 

Процесс выздоровления шел медленно. Сон был не только внутри, но и снаружи. И неважно, открываешь или закрываешь глаза. Мир превратился в один размытый фон. Он кружил, словно в детской трубе-калейдоскопе. Лишь спустя неделю мне стало немного лучше.

Как-то утром я выбрался на крыльцо и осторожно присел на край порожка. Деревянный дом стоял на высоких подпорках в полтора человеческих роста и напоминал настоящую дозорную башню. В голове сразу возник закономерный вопрос: как этой дряблой особе удалось затащить меня на такую высоту?

- Закинула как мешок с мукой, - словно услышав мои мысли, откликнулась двуголовая.

Я устало улыбнулся:

- Так просто?

- Куда уж проще, - фыркнула старуха и, согнувшись пополам, продолжила ковыряться в земле.

Слегка передохнув, я все-таки решился не останавливаться на достигнутом и осторожно сполз вниз. Признаюсь честно, это простое движение далось мне с большим трудом. Но главное, получилось, и уже через минуту, я вновь стоял на грешной земле. Старуха даже не обернулась. Ее плечи равномерно двигались из стороны в сторону, предавая голове нехитрое движение, словно ходики у маятниковых часов. 

Я подошел поближе и не без интереса проследил за ее кропотливой работой. Выдрав из почвы пару мочковых корней и немного отряхнув от земли, поводырь, недолго думая, засунула их в рот. Я брезгливо поежился. Затем начался тяжелый процесс пережевывания. Обе ее челюсти работали почти синхронно. Раздутые щеки шевелились, смещаясь то влево, то вправо. Внезапно внутри двуголовой что-то хрустнуло, она ненадолго остановилась, но вскоре монотонное движение продолжилось. Через какое-то время старуха сплюнула крохотные кусочки земли и вывалила на руку плотную темную кашицу.

- Задирай рубаху, моменраг, - прошипела она.

- Зачем? – растерянно поинтересовался я. Видимо, болезнь окончательно расправилась с моим разумом, оставив лишь умение задавать глупые вопросы.

- Ты это слышала сестренка? – обратилась одна голова к другой.

- Мир и впрямь слетел с равновесных катушек, - согласилась соседка.

- Правильно люди харкают вслед, что ваши кочерыжки тверже, чем черноколпачников, - и обе постучали себе кулаком по голове.

- Это почему же? – удивился я.

Раньше мне не доводилось вести беседы с исчадием. Присутствовать на исповеди или казни – это сколько угодно, а вот услышать мнение тех, в ком течет смолянистая отрава, а не кровь – никогда.

Двуголовая не стала отвечать, а сама задала вопрос: 

- Скажи честно: этот мир для вас на вроде навозной кучи?

- Ты это о чем?

- Глядеть можно, а разгребать нет! 

- Очень образное выражение, - уклончиво ответил я.

- Которое не так далеко от истины.

- Не далеко, - тяжело вздохнул я.

Но видимо, мой ответ ее не удовлетворил, и она продолжила. 

- И кто же мы для вас? Назойливые комары, поганые крысы или заноза, которую никак не выгнать из-под кожи?

Этот вопрос заставил меня задуматься. Порой объяснить даже самые простые вещи не так легко, как кажется на первый взгляд. Тем более когда твой собеседник не обладает и десятой долей твоих знаний. Пока я подбирал нужные слова, старуха задрала мне рубаху и, приложив к глубоким порезам изготовленное снадобье, потуже затянула повязку.

- Вы для нас большая загадка, – вдруг произнес я. Внезапно, неосознанно. Но более точного определения подобрать, пожалуй, было невозможно.  

Испуганный взгляд двух пар глаз уставился на меня, словно поводырь услышала главную тайну мироздания. Впрочем, я был не так уж далек от истины.