Входная дверь, запертая на все замки, открылась сама собой и в щель влезло потрепанное лицо с серой щетиной.
— Все тут, готовы? Надо идти, пан Нойман.
Ноах узнал Труху и потерял дар речи. Неужели спасение?
— Но они уже здесь, внизу. Как же мы?..
— Без лишних слов пожалуйста. Детенышей взяли на руки и за мной, ать-два.
Ноах велел своей семье слушаться. Бесшумно, они вышли на лестничную клетку. Труха запер дверь отмычкой и посмотрел на часы.
— Мирко, ты там текст заучивал, напомни?
— “Солдат, оторвавшийся от своей группы, поднимется в тринадцать минут, восемь секунд, это будет ваш сигнал, что есть пробел в охране, его тихо снять и идти вниз”. — продекламировал монотонно Мирко.
— Внизу же!... — задохнулся Ноах. Немцы! Весь первый этаж ведь кишит немцами, как можно туда идти?
Труха его перебил.
— Без паники, у нас четкие инструкции… Мирко, а что там еще было-то?..
— А, — он почесал в затылке, — “третья нижняя ступенька прогнила, девушка в синем платке сломает лодыжку, если наступит”.
Лея закрыла себе рот, чтобы не вскрикнуть. Ее бросило в жар. Она ведь сама не знала, что возьмет с собой этот синий платок.
— Вот, не забывай деталей, важно же! — сказал Труха глядя на часы. Внизу раздались шаги и он указал на лестницу одному из своих ребят. Внизу показалась голова немца в каске. Один из молодчиков Трухи бесшумно вырубил его и положил тело на пол. Труха ткнул ружьем в потолок, так чтобы оторвалась штукатурка и несколько кирпичей. Кирпичи были разложены вокруг солдата, как будто его прибило последствиями игнорирования необходимости ремонта.
— Правильно? — спросил он Мирко. Тот пожал плечами и кивнул. Труха повел Нойманов и своих людей вниз, на голоса. Требовалось немалое мужество, чтобы следовать инструкции. Внизу лестницы Труха перешагнул опасную ступеньку и подал руку Лее. Она переступила вниз с великой осторожностью обратив внимание, что дерево в том месте и правда прогнившее, но сама бы она ни за что не заметила второпях и в полумраке.
— “Ждать в темноте, немцы всей гурьбой пойдут в восьмую квартиру, вас не заметят. Ровно в пятнадцать минут и тридцать три секунды идите вниз. Дверь будет открыта, но немцы по комнатам, вас не увидят, если успеете за десять секунд.” — прошептал Труха, глядя на часы.
Со страшным грохотом и криками снизу стали подниматься нацисты. Ноах поднял глаза к потолку, моля бога спасти его семью, отвести глаза убийцам. Он боялся смотреть.
Семеро здоровых солдат в серой форме выломали дверь в восьмую квартиру и ввалились внутрь. Каким-то чудом никто из них не повернул голову и не увидел Нойманов и людей Трухи, вжавшихся в стену, площадкой выше.
Труха показал вперед и они пошли, быстро-быстро, тихо-тихо. Распахнутая дверь была все ближе. Сердце выпрыгивало у Ноаха из груди, пот заливал лицо, хотя его и трясло от холода. Все инстинкты подсказывали ему бежать прочь, а не идти на немцев, прямо им в лапы. Будто во сне он видел как дверь проплывает мимо. В коридоре горел свет и немцы шумели и ходили из комнаты в комнату. В квартире раздался мужской крик, автоматная очередь, смех.
Ноах видел спину солдата вышедшего в коридор, чтобы крикнуть что-то другим. Ему нужно было лишь самую малость повернуть голову и обнаружить беглецов. Но вот дверь была позади. Они спустились на первый этаж. Точно по инструкции, переждали проскочившего мимо солдата, посланного за забытыми в машине сигаретами: он бежал наверх к остальным, и, не знай они о нем, то наверняка попались бы.
Труха вывел их через черный ход, на пустой задний двор. Они переждали по инструкции пока из окон никто не смотрел, перешли двор и квартал за ним. Там, их ждала машина.
— Здесь все. Мои люди вывезут вас из города. Придется поплутать, но потом вы попадете на корабль и отправитесь к семье. Удачного путешествия, торопитесь. — сказал Труха.
— Я не могу поверить, что мы все живы, — сказал Ноах, — пан Труха. Если когда-нибудь вам что-то понадобиться, помните, что моя семья у вас в огромном долгу.
— Спасибо, но благодарите Виктора, — ответил Труха. — Если бы не он, сегодня кто-то из вас был бы мертв, и среди моих людей тоже были бы потери. А его план сработал без сучка, без задоринки.
Ноах слышал уже про сверхъестественную осведомленность Виктора, но чтобы настолько. Он никак не мог понять:
— Как это возможно, знать такие мелочи? И про ступеньку, и про забытые сигареты… как он мог?
— А вот это и мне чертовски интересно. Какие дела я мог бы проворачивать будь у меня то, что Виктору нашептывает… — Труха восхищенно покрутил головой. — Не знаю с чем у него там договор, с богом или с чертом, но точно не от людей он все это знает. Вы голову себе не забивайте, пан, давайте, езжайте, “окно” кончается.
И Ноах сел в машину, все еще не веря, что все кончилось и опасность позади.
Его семья была последней из тех, кто знал, кто на самом деле стоит за спасением евреев. Когда они уехали, в городе, да и во всей стране не осталось ни одного еврея, кто бы считал Виктора союзником, а не врагом.
***
— Они спасены, — сказал Ян, получив сообщение от Трухи. Анита сидела, опираясь на его плечо, прижимая к щеке мокрый холодный сверток со льдом. Ян бережно поддерживал ее, сжав ее ладонь. Была середина ночи и все безумно устали, но еще не ложились. Хорошая новость не обрадовала только Виктора — выражение его лица ничуть не переменилось.
— Ясно, — только и сказал он. — Анита, нам придется решить что с тобой делать дальше. Формально ты можешь вернуться в гестапо и продолжать работать там. Шрайбер считает тебя повернутой фанатичкой, одержимой убийствами, но не предателем.