Сезон опадающих листьев

Река уксуса, часть пятая

Общество зиждется на справках, квитанциях, сертификатах и прочих документах. Меня перепутали с кем-то и подсунули не ту бумажку. Первому суждено было стать центром всеобщего внимания, второму – отвернуться от всего ради нелепых идеалов; третьему – вечно жалеть о былом; четвертому – независимо от обстоятельств вернуть утраченное, пятому… А что ему? Плюнули в лицо, вылили ведро помоев, толкнули в канаву. И нет виновных, безнаказанным оставят преступление. Этого я заслуживаю? Великодушно.

– Бог выдает столько испытаний, чтобы каждый смог с ними справиться, – словно прочитав мои мысли, сказала Тацуба, шагая впереди меня.

– Весы пускай купит, эти неисправны, – фырча от негодования, вставил я.

– Тю-ю… Завязывай. Злоба портит твою смазливую мордашку.

– …

– Пицца с ананасами – нечто. Вершина кулинарной индустрии! Зря отказался.

– Я склонен к традиционным вкусам.

– Признаки скудоумия вижу я в тебе. Расширять кругозор – немаловажный аспект для каждого индивидуума. И ты пойдешь против системы?

– Мне все равно.

– Бе-е-е… – Тацуба высунула язык. Ее щеки обиженно надулись. – Эй, передохнем?

Меня потащили на цветастую игровую площадку. Тацуба оккупировала качели, а я – скамейку с глиняными кувшинами по бокам. Грозный средневековый форт с двумя башнями был здесь главной декорацией. Разыгрываемые баталии тут, наверное, не уступали по зрелищности постановочным.

Разноцветные клумбы и молодые деревца. Судя по их неуклюжему строению, жители местных домов сами следили за этим клочком земли. Уют, созданный собственными руками, бесценен.

– Кавасуги, какое время суток ты больше всего любишь?

– Однозначно ночь.

– И что в ней такого? Под ее покровом активизируются криминальные элементы. Дадут по башке, ограбят и оставят без штанов.

– Я далек от этой низости. Я там, где безмятежность, где во всей красе летают светлячки. И ты, лежа на еще не совсем остывшей земле, пробуешь под их бархатным свечением разобраться в себе.

– А ты романтик, оказывается.

Румяные, пухлые губы Тацубы расплылись в улыбке.

Это что-то новенькое. У нас вечер откровений? Мы стали так близки?

– Е-если хочешь, я могу показать, где…

Она рассмеялась моему неуклюжему приглашению.

– Уже планы на второе свидание? Ты душка.

Интуиция подсказывает, что я об этом пожалею.

– А такое? Зимний парк, мягкий розовый рассвет, саван. Укутанное снегом хрустальное королевство, где все оцепенело в безмолвной тишине. Мороз щиплет, и ты, отдаваясь ему на растерзание, впадаешь в сказочную спячку.

– Кратковременная красота утра. Но, освободившись от чар, ты попадешь в водоворот быстроменяющихся кадров. Гвалт, стресс и деньги. Я не фанат этого кино.

– «Я мыслю, следовательно, я есмь». Подставь «двигаюсь», и смысл останется прежним. Ты, ненавидящий день потому, что в нем кипит жизнь, показываешь себя парадоксальным мальчиком.

– Скорее недолюбливаю. Примерно так же, как и не люблю неугомонных, назойливых соседей. Ты видишь их почти каждый день, разговариваешь с ними, привыкаешь, и со временем начинаешь испытывать какую-то привязанность. И если они надолго уезжают, становится чуточку грустно. Словно потерял частичку чего-то. Однако в глубине ты все еще испытывать неприязнь…

– Симпатизировать тому, что бесит? Твоя пагубная сторона мутирует.

Тацуба как-то опечалено натянула улыбку и спросила:

– Когда ты выяснишь, где твоя мама, что будешь делать?

– Я не знаю… Хорошая ли вообще эта затея?

– Мы идем, и кустарники режут нас шипами. Учимся и растем, плачем и смеемся. Запираясь со своими тараканами ты, как белка в колесе, застрянешь в петле мыслей. Вызови страх, одолей его. И камень, что душу придавил, ты сбросишь. Как прекрасен станет мир! Следующую главу начнет писать обновленный Кавасуги Айра.

– Может обойдемся без тирад?

– Пф. – Тацуба выпрыгнула из качелей и заняла позу рестлера. – Хочешь спарринг?

– Твоя подруга. Сомневаюсь, что она поможет.

– Ты про это… – Ее тоскливый взгляд блуждал. – Познав суть, ничто уже не погибнет, ничто не пропадет. Не парься.

А унылый тон говорит об обратном.

…

Мы встали у калитки; вытоптанная дорожка уходила во дворы. С ноги, со всей яростью, Тацуба распахнула дверцы. Чудом они не соскочили с петель, а с глухим звуком ударились об бетонный забор.

– Вандалка! Не твое, так крушить?

Высунув голову и выпятив зад, она осмотрелась, убедительно похмыкала и пощупала себя там, где, по идее, находились задние карманы. Видимо, мне подан был знак, намекающий, что путь свободен.

– Дальше ты сам.

– А?!

– Чем-то недоволен?