Сезон опадающих листьев

Безымянный, часть третья

– На рассвете выходим. Перед отходом не забудьте проверить снаряжение.

Оглядев присутствующих, мужчина спрыгнул с ящиков, заменявших ему трибуну. Он пригласил нескольких членов созыва на разговор и скрылся с ними в двухэтажном амбаре. Толпа лениво расходилась по ночлежкам.

«Пропадите пропадом», – проговорил я про себя.

…

Лежа на кровати с меховой подстилкой, я тупым взглядом уставился в расплывающийся в темноте потолок.

Меня не было в списке. Опять. Опять ни во что не ставят, будто я пустое место! Я не раз доказывал, что могу принести пользу. Но им плевать. Козел отпущения, олицетворение отцовского греха. На мне метка несмываемого позора.

– Пс-с, рыба... Эй, рыба! – раздался приглушенный девичий голос в раскрытом окне.

– Меч.

– Разбудила? – спросили меня, забираясь в комнату.

– Нет. А ты чего? Где твои?

– Обсуждают что-то с советом. Нам не помешают, – послышалось, словно над самым ухом.

– Давай поменяем пароль, – отворачиваясь к стенке, сказал я. – Что это вообще за рыба такая – меч? Или меч в виде рыбы? Он сделан из рыбьей кости?

– Гадалка, та, что напросилась к нам, видела как-то улов моряков – крупную мощную рыбеху с хоботом, похожим на шпагу.

– Чушь собачья. И шар ее – подделка. Она не гадалка, а нахлебница, умеющая забалтывать глупцов.

– Мы никогда не были у океана, у этих водных широт. Что там растет? Какие обитают существа?

– И ты туда же?

– Ну спасибо! Я не дура, как ты мог подумать. У нее язык подвешен, да, складно и правдоподобно лопочет, но я давно ее раскусила. И знаешь, что? Послезавтра она прихватит вещички и свалит.

– Если удумала воровать, то кроме лошадей воровать-то и нечего.

– Уйдет по-тихому. Кошки гуляют сами по себе.

– Надеюсь, жизнями она запаслась.

– Слушай… – Веянье чужого тела приблизилось и ощущалось на участках кожи, незащищенные одеждой. – Ты отдаляешься. Это беспокоит меня.

– Вторая по статусу женщина переживает за осиротевшего бездельника.

– Моя обязанность – поддерживать племя и участвовать во всех его процессах. Но ты важен гораздо больше.

– Почему?

– Слова шувани – мои слова. Мне предначертано скрепить себя узами любви. И я счастлива, что сделаю это с тобой.

– Кажется нелепым, кажется невероятным заведомо ложный союз. Всеведущая сакральными знаниями и полукровка. Нам не позволят быть вместе. Ворвись сейчас, твои родители публично бы высекли меня или прогнали бы из племени.

– Не сетуй на них. Власть мне уготована, и я разберусь с ними. И с теми, и с этими, и с другими.

– Даже из уст юной госпожи это звучит слегка пугающе.

– Пока в наши отношения не лезут, ничего не случится. Хе… хе… Нашлю таких проклятий, что дождь из лягушек покажется сущим пустяком.

– Бедные лягушки...

– Так что тебя мучает?

– Ох, если бы я мог разобраться.

– Забыл, с кем разговариваешь?

– Ладно… Видение. Какую ночь подряд я слышу, как где-то бренчит связка ключей. Их сотни, тысячи. Их с короткими интервалами вставляют в замочную скважину, но ни один из них не подходит… После того, как отец умер от хвори, мне стало противно здесь находиться. Я будто чужой среди своих, свой среди чужих.

– Ты хочешь уйти?

– Не совсем… Эх, будь я посторонним, я бы восхитился тому, как виртуозно витаю в сомнениях и изобретательно занимаюсь самоистязанием. Но я здесь, будто прикованный.

– Не уходи, не разбивай мне сердце!

– Никуда я не денусь. Один не выживу – неспособен во всех смыслах. Я – пугало, которое поставили на середину площади.

– Потерпи, это пройдет. Я вылечу тебя.

– Как? Это не кровоточащая рана.

Меня вынудили лечь на спину. Хоть и не видя, я осознал, что она, сев сверху, была полностью голой.

– С ума сошла?!

– Я запрещу на тебя смотреть, дотрагиваться до тебя и разговаривать с тобой. Ты мой и только мой.

«Неразлучны. Мы погрязнем в вечности», – маниакально смеялась она.

Рык. Втыкающиеся иглы отрезвили, я скинул ее и…

Улица. Сизый шлейф от зарева пожара, ор и стоны разносились всеобщим хаосом. Будто зная, что делать, я бежал по поселению, встречая убитых соплеменников, контрастирующих с отсеченными головами, выдернутыми позвонками и выпущенными кишками. Чем гуще дорогу застилали тела, тем ближе я подбирался к эпицентру. И там, куда меня привел невидимый проводник, была выложена гора из трупов, и в ней я узрел свисающее тело юной госпожи.

– Кто это сделал?! Я убью тебя! Убью!

Я полон мщения. Ожесточен, но полностью беззащитен.