Сфера

О новых знакомствах (где будет ещё немного предыстории и самая малость самой истории).

Через несколько недель я смогла сидеть, не сильно морщась от боли. Меня навещали друзья и семья, приезжал Егор. Мы много разговаривали. Однажды он рассказал о том, что Костя пришёл в себя. Я постаралась не выдать свою радость от этой новости.

Но большую часть времени я всё равно проводила одна. Егор работал в трехстах километрах от меня, а я думала о Косте. Это почти превратилось в навязчивую мысль. При мысли о нём перед глазами вставали обломки верного волка и болезненная синева.

Мы познакомились с Костей, когда ему едва исполнилось четырнадцать лет. Высокий и нескладный подросток с мрачным взглядом и частыми истериками выбивался из сверстников. Уже тогда он очень много читал, и это сблизило нас. Хотя своей начитанностью он откровенно гордился, как будто книги сложились у него под ногами в высокую башню, поднимая его над окружающими. Ему нравилось быть хмурым, погруженным в свою недовольность миром. Однажды, когда мы гуляли, он уверенно заявил, что является падшим ангелом. Я не рассказывала ему, как потом, наедине с собой, смеялась над этим.

Со временем, его характер выровнялся. Он стал спокойнее, сдержанней и действительно глубже. Мы часто приходили друг другу на выручку. В последний раз это обернулось для нас обоих трагедией.

Через полтора месяца меня выписали.

Дома было привычно тихо и пустынно, хотя за время, проведенное в больнице, я забыла о том, как быть дома. Я смотрела на ровные полочки разномастных книг, механически гладила кошку и чувствовала, как вина и стыд поднимаются от груди вверх, затапливая щеки и глаза.

Получится ли когда-нибудь выпросить прощение у Кости и его родителей? Его родители отказались от идеи суда, но я всё равно чувствовала, что никогда не смогу вернуться к тем отношениям, что были раньше. Я была слишком виновата перед ним. Новостей о нём почти не было, поэтому я понятия не имела, насколько сильные он получил травмы.

Мама оставила мне новый телефон взаимен убитого в тот день. Обычная черная панелька со старой сим-картой. Егор забирал из полиции мой старый, разбитый в дребезги телефон.

Серые сумерки опускались на дом, обволакивая и пряча меня от собственных мыслей. Не выдержав, я протянула руку и взяла телефон. Посмотрела список контактов. Билайн, Егор, Костя… Я замерла.

Было бы глупо надеяться, что номер у Кости не изменился, но я не выдержала. Глухие гудки бились прямо в грудной клетке. Каждый вязкий звук отдавался частым перезвоном моего сердца. Я затаила дыхание. Мысленно я уже плескала словами, разбрызгивая чувства, но гудки всё тянулись и тянулись.

- Абонент не отвечает, позвоните позже, - сообщила безликая женщина, и я нажала на отбой.

Кажется, эти гудки навсегда поселились в моей голове.

Не понятно, на что надеялась?..

Когда мама вернулась со смены, я всё ещё не спала. Лежала на кровати и смотрела в пустоту. Летняя ночь, серая и тусклая прилипла к стеклам окон. Вдалеке ритмично взвигивала чья-то сигнализация. Глаза пекло, словно осколки стекла остались в них.

На какой-то мамин вопрос, я отвернулась к стене и сделала вид, что ворочаюсь во сне. Лучше так, чем она услышит мой заплаканный голос.

После возвращения домой я снова начала носить очки – на линзы денег не было, все уходило на лекарства. Очки мне слегка не подходили, поэтому даже в них приходилось щуриться. Вечерами я звонила Косте, чтобы послушать гудки. Номер всегда не отвечал, хотя телефон, судя по всему, был включен. Наши общие друзья говорили, что им он тоже не отвечает и не здоровается, хотя они видели его пару раз на улице.

Очередным вечером, набирая его номер скорее на автомате, чем действительно надеясь на результат, я дала себе зарок больше ему не звонить, если в этот раз не получится.

- Слушаю, - раздалось в трубке. Низкий бархатистый голос произнес это слово так осторожно и сдержанно, что я невольно задержала дыхание. – Говорите.

- Костя, - я попыталась выдохнуть, но горло судорожно сдавила густая боль.

Он помедлил, а потом так же осторожно, как и в первый раз ответил:

- Я вас слушаю.

Мне показалось, что он тоже не дышит, будто боясь, что сейчас случится что-то страшное.

- Это Катя. Как ты? – я тихо всхлипнула, стараясь, чтобы он ничего не услышал.

- Катя? – переспросил он. – Я в порядке. Что-то случилось, Катя?

Та неловкость, с которой он произносил моё имя, обнажила происходящее. Я глубоко вздохнула, готовясь прикоснуться к оголенным проводам – произнести это.

- Ты меня помнишь?

Его выдох словно пошевелил мои рассыпанные по плечам пряди.

- Нет, прости, - голос Кости погрустнел. Я представила, как много лет назад он огорченно складывал брови домиком и терялся от печали.

- Это со мной ты попал в аварию, - стекла разрезали глаза, стекая солеными каплями по щекам.

- Я вообще ничего не помню, Катя, - Костя глухо вздохнул.

- Ты сейчас дома? – я приложила все силы, чтобы боль не пробилась дальше груди.