Сгорая во льдах Антарктики

Глава 1. Эль

– Вулкан Эребус по праву называют самым тихим местом на Земле. Это морозное белое королевство сосуществует с хаотично разбросанными буйными островками горячей почвы с собственным климатом…– Тихо вторю я женскому голосу диктора документального фильма. Я смотрю эту серию довольно часто вот уже семь лет, так что у меня получилось увековечить в памяти все самые интересные факты об Антарктиде.

– Ты правда не хочешь остаться с нами? Я предложила маме переделать игровую в твою комнату. – Тара сидит по-турецки на краешке кровати, не заваленном книгами.

– Хочу. Но я должна поехать с родителями. Я буду к вам часто приезжать, обещаю. – Тара вздыхает и понимающе кивает головой. Я не хочу брать на себя ответственность говорить восьмилетке о том, что что чувствую себя обязанной перед мамой и папой.

Когда я заболела, маме пришлось уйти с работы, но из-за папиного трудоголизма мы ещё несколько лет жили достаточно комфортно. А когда болезнь вернулась с двойной силой, нам пришлось продать дом и переехать на съёмную квартиру. Сейчас я здорова, но ничего уже не будет как раньше. Как до болезни.

Папа потерял свою престижную должность, но не опустил рук, и благодаря Эбби – моей старшей сестре, мы никогда ни в чём не нуждались. Через некоторое время Эбби от нас съехала, и мы переехали в более дешёвую квартиру на окраине. Когда наступила вторая ремиссия, я решила не поступать в университет. Болезнь была моим естеством, я не думала о том, кем хочу быть, и стала делать всё возможное, чтобы отплатить своей семье. Вот уже три года я работаю на нескольких работах, занимая этим всё своё время. С утра я работаю бариста в кофейне в центре, вечером делаю уборку в частном детскому саду, а по выходным выгуливаю собак, стригу газоны и помогаю брату с домашним заданием.

Поэтому, когда нам действительно неожиданно позвонил нотариус маленького коттеджного посёлка в пригороде городка раз в десять меньше нашего, и сказал, что маме в наследство от бабушкиного троюродного брата достался дом, мы не раздумывая стали собираться.

Я не привыкаю к местам – новые квартиры, новые больничные палаты, новые места работы. Они остаются, а люди в них меняются. Также как и я. Всю свою сознательную жизнь я находилась в постоянному ожидании своего ухода, я не привязана ни к чему на этой планете. Ну, может только к коллекции дисков с документалками об Антарктиде.

Диктор всё ещё монотонно ведёт свой рассказ, моя племянница рассматривает книги, которые мы решили сдать в библиотеку, а я осматриваю старый линолеум на полу и ухмыляюсь.

Два чемодана среднего размера, три с половиной коробки и упаковка с дисками – это всё, что останется после моего ухода. Когда бы он ни произошёл. Я не привязываюсь к вещам, люблю отдавать что-то на благотворительность и покупать одежду на барахолках. Наверное, это следствие тех четырёх лет, прожитых в страхе. Да я и сейчас живу в страхе, чего греха таить.

Почему три с половиной коробки, спросите вы. В старой розовой подарочной коробке, в которой мне на двенадцатый день рождения подарили ролики, лежит мой «экстренный набор». Вам это может показаться кощунством, но всем больным раком рекомендуют собрать такой на случай… На случай.

Я помню то, как в первый раз собирала эту коробку. Всю неделю меня разрывал истерический смех – что такого я сделала, что мне приходится готовить свои похороны? Но потом это вошло в привычку и каждый прожитый месяц я дополняла «набор» не только тем, что мне нужно будет на похоронах, но и то, что я хочу оставить своим близким. По секрету я расскажу, что там лежит. Ведь даже мама никогда туда не заглядывала. Зелёное хлопковое платье (женщина в магазине сказала, что его надевали один раз в 1973 году), белые кеды, типовые документы, согласие на донорство органов и блокнот с описанием похорон. Теперь там лежит небольшая керамическая урна, ведь после четырёх лет болезни я решила, что хочу быть кремирована, а свою «похоронную» одежду я завещаю Таре. Там ещё лежат кое-какие вещи, которые должны получить родные и мои подруги, но об этом я скажу позже.

Вся моя жизнь может уместиться в нескольких коробках.

Я не хочу оставаться в памяти людей, не хочу, чтобы меня помнили, как ничем не примечательную девушку. Семь лет назад я приняла болезнь, как данность. Конечно, после пары недель вопросов типа «Почему я» и «Что я такого сделала?». Я не стала потихоньку отрезать от себя людей, я оторвала их, как липкий пластырь.

А теперь я покидала город, в котором как я думала, я не только родилась, но и умру.

И даже две мои школьные подруги Джейн и Ханна не были удивлены моему отъезду – они уже давно отпустили меня, когда в столовой я сказала им о своём диагнозе. Я не хотела, чтобы меня жалели, чтобы они приходили в больницу и были свидетелями моего превращения в овощ. Конечно, в глубине души мне хотелось, чтобы они сказали, что никогда меня не бросят, но вселенная была против этого. Они посмотрели на меня так, будто я уже умерла, и стали чураться меня, словно я могу их заразить.

Когда наступила ремиссия Ханна сказала, что была уверена в том, что я выкарабкаюсь. «Поэтому мы не разыгрывали из этого трагедию. Ты же подросток, у тебя сильный организм».

Но они не видели, как ребята помладше уходили из этого мира чуть ли не каждую неделю, хотя многие из них были настоящими бойцами, а не соплёй вроде меня.

Мы и теперь встречаемся раз в пару месяцев, но я бы назвала наши встречи «для галочки». Родителям приятно знать, что у меня есть живое общение со сверстниками. Но между мной и подругами уже давно разверзлась огромная пропасть – они обе заканчивают университет и уже работают стажёрами в крупных компаниях. У них обеих уже есть стабильные отношения, они обе живут отдельно от родителей и мечтают о большом доме с бассейном, красивых детях и ежегодном отпуске на море.