В попытках прогнать страшное видение и заглушить почти срывающийся с губ крик я хватаюсь за простыни, притягиваю, сжимаю их так, что кажется, на кровати дрались или прыгали дети.
– Шшшшш, тихо-тихо, – успокаивающе шепчу сама себе. Все позади, это сон, просто сон.
Да ни черта это не просто сон. Все повторяется, это уже было, было совсем недавно, лет десять назад, мне было лет девять-десять. Мне снились такие же сны, голос пропадал так, что говорить – какое там говорить, шипеть, хрипеть можно было только шепотом. Тело трясло словно от озноба, но нельзя, нельзя было уходить от этого сна. Я же и тогда точно знала, что это знак. Надо подождать, потерпеть. Но...не получилось. Я захлебывалась от слез, рассказывая маме про Шахмару, о том, что это я виновата, не поддержала его в трудную минуту, ушла, предала. Не было голоса, но я шипела и хрипела:
- Шахмара, атам, Шахмара, анам, кичер без гөнаһлыларны, кичер, кичер, кичер!!! [1].
Когда это повторилось в третий раз, родители не выдержали и положили в неврологическую клинику. Врачи помогли. Помогли так, что сон перестал меня мучить, но на сердце осталась такая пустота, такая дыра, которую невозможно было заполнить ничем. Потом, уже в 17-18 лет я пыталась заполнить ее отношениями, сигаретами, алкоголем, смешно, но спасением ото всей этой грязи стала депрессия. Причем подкралась она, как это, оказывается, бывает, совсем неожиданно. Просто в один миг я поняла, что даже на это пустоту мне плевать. Что можно просто лежать и не вставать: нет смысла идти в новый день. А зачем? Что мне мог дать этот день? Я лежала, завернувшись в плед, и хотела пролежать так до окончания своих дней, надеясь, что их осталось не так уж и много. Жизнь вмиг потеряла цвет, не было цветов, не было полутонов, все стало одинаково серым. Не было еды – сладкой, горькой, копченой, соленой, все в один миг стало резиновым и безвкусным. Так было и на следующий день, и после. Вставать по утрам стало восприниматься как подвиг, а впрочем, скоро я даже этот «подвиг» перестала пытаться совершать. И тогда, в начале апреля, когда мне позвонила Аля и сказала, что вопрос о моем отчислении из колледжа уже поднимался, я с невероятными усилиями заставила себя подняться, почистить зубы, расчесать волосы. Нацепила куртку, джинсы, хотела мельком взглянуть в зеркало и шагнуть уже в эту ненавистную реальность и … вот тогда накрыло по-настоящему, мне и стало страшно. Нет, не потому, что я выглядела как привидение, на это-то мне как раз было плевать. Страшным было то, что за секунду до того как увидеть свое изображение, зеркало выдало мне картину темного серого леса, над которым кружили вороны с недобрыми глазами, а по земле ползала змея – белая, красивая, умная. Сердце простреливает чем-то острым, но прежде чем я восклицаю: «Шахмара, сын Шахмары, это ты?» – изображение словно бы покрывается водной рябью и исчезает, уступая место мне: худой, с кругами под глазами, наспех расчесанными волосами, которые отливают медным цветом. Я бегу в колледж, обещаю наверстать все упущенное, потому что знаю: как прежде не будет. Теперь я не имею право проводить время в дремоте и слепоте. Мне надо много, много успеть. И я успеваю. Успеваю читать, записывать конспекты, отвечать на семинарах. И жду. Жду со страхом и приятным трепетом. Не знаю, как долго еще ждать, но вот-вот что-то неведомое постучится в двери моей судьбы. И сон – это знак. Теперь я понимаю: сегодняшний сон – это мое спасение. Он даст мне подсказку, что делать, куда идти. Неведомым образом я понимаю, что сейчас главное – перетерпеть этот страх, благоговейный ужас ночами, а дальше придет подсказка. Мне уже не десять, а почти двадцать, я выдержу, выдержу, выдержу, дай, Всевышний, мне силы. Словно заклинание повторяю всплывающие в памяти слова: «Шахмара, атам, Шахмара, анам, кичер без гөнаһлыларны, кичер, кичер, кичер!!!»
Тогда, в детстве все списали на мою излишнюю впечатлительность, мама пыталась со мной разговаривать, объясняла, что Шахмара – сказочный персонаж, я излишне эмоционально отреагиировала на эту сказку. Я пыталась спорить с мамой, недетской серьезностью пытаясь доказать, что это не сказка, у сказок бывает хороший конец.
- А Белая змея Шахмара – хороший герой, сколько раз она приходит на помощь людям и в итоге сама же страдает от их вероломства. Это не сказка, в сказке положительный герой побеждает, это правда, просто это было давно, давно, давно! – шипела и хрипела я, в итоге окончательно потеряв голос почти на месяц.
Но теперь я умнее, понимаю, что надо скрывать свои мысли, чувства, эмоции. Ни один человек не признается, что виновен в страданиях Шахмары, они, люди, и думать забыли о ней, а ведь она, только Шахмара может гарантировать спокойствие и процветание, мирное существование всех людей на Земле. Зря, зря обидели Шахмару. Ужасающая смерть Шахмары положила начало вражде между змеями и людьми. У Шахмары был только единственный сын, который тоже носил имя Шахмара, и именно он должен был восстановить гармонию и равновесие в мире. Его мощь была меньше, чем мощь матери Шахмары, ведь он был рожден в ее союзе с человеком. Да, как было хорошо, когда люди и змеи жили вместе и дружно, образовывали пары, семьи, в которых рождались самые мудрые дети. И сначала у Шахмары, сына Шахмары все получалось. Перед глазами мелькают картинки старинных странных обрядов, танцы, хоровод, звуки веселья, счастье переполняет весь мир и казалось – вот он, Эдем, живи и радуйся. А потом… потом пропал голос, а вместе с ним и счастье, веселье, довольствие. Они отобрали наш голос, оставив слабое его подобие. Чернокрылые птицы, хитрые, жестокие. Мир стал другим, покрытым тревогой. Остались шепот, шипение, вялые попытки что-то делать. Только редко откуда-то раздавался мучительный рык-крик, и все снова затихало… Прежде чем понять, были последние видения иллюзией, болезненной галлюцинацией или обрывками прошлых жизней, я снова проваливаюсь в сон. Три дня. Через три дня я сдам последний экзамен в колледже и поеду… куда я поеду? Не знаю, но Шахмара и ее сын дадут мне знак. Должны дать.