Шахта

Шахта

Грохот. Скрежет. Взрывы. Крики. Всё воняет страхом. Всё воняет болью. Наверняка этот обвал войдёт в историю. Однако сейчас это никого не волнует. Есть куда более насущные проблемы…

— Чёрт побери, там кто-то есть! Я слышу стон! — крикнул огромных размеров мужик, из которого килотоннами выделялся пот. Он был весь в наичернейшей саже. 

— Успокойся… Мы сидим тут уже несколько часов. Если там кто-то и есть, то он если и не помер, то скоро подохнет. Я тем более, вообще ни черта не слышу, — сказал уставший, щупленький, однако жилистый мужичок, держащий в руках слабогорящую свечу. 

Большой шахтёр не успокоился, встал и начал ходить взад-вперёд. Однако спустя пару шагов запнулся об какой-то большой камень и чуть не расшиб себе лоб. На полу что-то зашевелилось и заворчало, крупный мужчина принялся извиняться:

— Ей Богу, прости, Сан Саныч, не заметил! Чес слово, забыл, что ты тут прилёг!

Проснувшийся мужчина, которого согласно шахтёрской субординации звали Сан Санычем, оказался тоже довольно тощим, но крепким шахтёром. Под его глазами находились еле заметные в свету одной-единственной свечки огромные мешки. Кажется, он постоянно не высыпается и вне работы, поэтому, когда выдался небольшой перерывчик, он не стал зря тратить время, уверенный, что его вскоре найдут. Проснувшись, он молчал. Со стороны можно было подумать, что он немного в себе или, может быть, у него психическое расстройство, однако ему просто-напросто слабо верилось, что он попал в такую ситуацию. Парень-то был ещё совсем молодой.

— Ничего страшного… — медленно разлепив губы наконец-то проговорил он, всё ещё продолжая тупо смотреть на коллегу. — Вода есть?

— Да тут совсем чуть-чуть. Нам ведь ещё долго сидеть, надо подождать, когда все пить захотят и только потом поровну поделить, — с важным видом сказал толстяк, у которого было целых две фляги воды. Половину одной из них он уже успел осушить во время общей неразберихи.

— Ладно, — сказал Саныч и снова сел на землю. 

Спустя пару минут из дальнего угла, заваленного с обеих сторон, помещения послышался томный и задумчивый голос:

— Как думаете, нас уже ищут?

— Да, конечно же ищут! — нервно воскликнул толстяк. 

— А я вот так не думаю… — раздался тот же самый, снедаемый безнадёжностью голос.

— Ну и молчи тогда! На кой чёрт ты нам это рассказываешь?! — сказал продолжающий сидеть перед расхаживающим в разные стороны толстяком маленький мужчина. — Вечно ты, Романыч, устаёшь, да жалуешься. И так всем тошно, можешь ещё хуже не делать! — яростно добавил он, закрыл лицо руками и немного потряс головой. Если бы у него были длинные волосы, то он бы, из-за чёрных рук и лица, был бы точь-в-точь какое-нибудь лихо болотное. Однако он всего лишь шахтёр. 

Мужчина, тот, который Романович по батюшке, подошёл поближе к горящей свече.

— Надеюсь из-за обвала ниоткуда газ не пойдёт…

При очередном печальном высказывании мускулистого, чёрного мужчины, тощий сидящий в центре сплюнул. 

— Воду экономь! — тут же взволнованно воскликнул толстяк. — Нечего попусту её тратить! А то ничего не получишь!

— Успокойся, Серёг, хватит паниковать, — сказал сплюнувший.

Толстяк лишь хмыкнул и жадно посмотрел на висящую на поясе фляжку. Оба рукава были уже полностью мокрые от пота. 

— А всё-таки, Лёха, у меня плохое предчувствие… — пробормотал Романыч, впрочем, ожидая, чтобы его услышали. 

Лёха, – тот самый, который раздражительный и тощий, – быстро обматерил меланхолика. По видимому он изо всех сил старался сохранять положительный настрой. Однако очень скоро получил оплеуху от толстяка, который хоть и был даже немного более, чем в полном теле, однако силой обладал немеренной. Лёше ответить ему было нечего, и он просто продолжил ругаться, но уже про себя.

Вдруг откуда-то из-под завала раздался тяжёлый и долгий стон. Его услышали все. Его нельзя было не услышать. Он был слишком громким. Дискуссия прервалась. В маленьком, заваленном коридорчике наступило молчание. Стонов оттуда больше не доносилось. 

— Может, его того, выкопать попробовать? 

— А если ещё раз обрушиться? Или же, что ещё хуже – бомба?

Все снова замолчали. Всего одного стона в этой затхлой, прогнившей и старой шахте было достаточно, чтобы нагнать на всех атмосферу напряжённости, безнадёжности. В один миг стало как-то тоскливо. Что делать дальше никто не знал. С каждым прошедшим часом вера в спасение уменьшалась, волнение росло. Саша, первым отойдя от шока, повторил свой самый первый вопрос, с того момента как он встал:

— Так что с водой-то?

Сергей нерасторопно начал отстёгивать от ремня фляжку. За это время количество воды в ней почему-то уменьшилось, а вот пота на лице толстяка, наоборот стало только больше. Помимо вони от пыли, грязи и ветхости, был ещё один малоприятный запах – запах немытых тел. Вряд ли в скором времени получится от него избавиться.

Неожиданно Серёга вскрикнул:

— Чертовщина какая-то! Воды всё меньше и меньше! 

Выжившие шахтёры забеспокоились.

— Ты сам её что ли выдул? — начал возмущаться Леха. 

— Я? Ни за что! Она протекает! Вон, посвети на землю, там наверняка будут следы! 

Они там и правда были. Одна из фляжек, – не та, из которой уже успел выпить половину толстяк, – протекала. Там по всей видимости была какая-то маленькая дырочка. Сейчас там осталось уже совсем на донышке. Незамедлительно воду начали делить. По два глотка каждому и дальше, сколько останется. Первым пил Сан Саныч, потому что Сергею слабо доверяли. 

Уставшему от всего шахтёру вручили почти пустую фляжку и поднесли, почти что дотлевшую свечу, прямо к шее. Глотки считали все вместе. Раз… Два… Незамедлительно, как только шея содрогнулась во второй раз, флягу отобрали и передали Романычу, полное имя которого Ипполит Романович Краснощёк. Его щёки раньше может и были красными, однако сейчас они совершенно чёрные. Чернощёк отнёсся к фляге с большим интересом, он, кажется, даже забыл о своей меланхолии, чем вызвал бурную настороженность среди остальных. На этот раз свеча чуть ли не просвечивала шею, будто рентген. Один глоток, второй глоток, фляга опустела. Он вытер рот языком и начал требовать добавки: