Шанс

Шанс

1

«Какого черта», – подумалось мне, когда, еще в полудреме, я ощутил ее противно-слюнявые поцелуи. Мне сейчас не до нежности: голова расползается гнилым яблоком, а в глотке полыхает ядерный реактор с привкусом кошачьего дерьма. Кажется, вчера кому-то было очень хорошо.

Медленно начинаю осознавать свое возвращение в реальный мир. Мозги сделали головокружительный кульбит и небрежно шмякнулись на место, вызвав жуткую боль. Эта дура все ещё дышала нежно в шею, прикасаясь влажными губами к щеке.

Кто она такая – я понятия не имел.

Страдая от боли и придерживая ладонью рвущийся через рот желудок, я чуть приоткрыл левый глаз.

На мгновение сердце замерло, затем, пихнув желудок коленом под зад, застряло в горле.

– Ой, блиин! – с этим боевым кличем я вскочил на ноги с лавочки в парке и тут же осел на землю. С минуту тупо молчал, а затем, глядя прямо во влажно-печальные глаза, разразился потоком нескончаемой речи на непереводимом местном диалекте.

Стайка воробьев испуганно вспорхнула с дерева, зачирикала, заистерила, местами заглушая своим гомоном особо сильные места в моем монологе.

Выплюнув из себя сгустки красноречия, я перевел дух и прикрыл глаза. Липкий пот испариной окутал тело. Сердце все еще резво колотило в бубен.

Я открыл глаза и посмотрел на несчастного пса. Мне вдруг стало стыдно: животное не виновато в том, что я напился вчера до положения риз, уснул на лавке в парке и очнулся от жуткого похмелизма, приняв его влажный нос за губы девушки.

– Ну… ты это… прости, друг, -  промямлил я, протягивая в знак примирения руку.

Пес обиды не держал. Доверчиво подошел и ткнулся лбом в мою ладонь.

Я сгреб его в объятия, почувствовал тепло и окончательно успокоился.

Собака не была дворнягой. Но, хоть и на шее болтался ошейник, не выглядела домашней. Минимум – потерялась. Максимум – выгнали, наигравшись.

Рыже-белая, с тёмными подпалинами шерсть, длинные уши, печальные глаза. Я не знал, как называется эта порода. Да и какая разница? Меня начинало колотить.

Из заднего кармана порванных и грязных джинсов достал смятую пачку и выудил сигарету. Зажимая её пляшущими губами, яростно попытался добыть огонек из газовой зажигалки. Наконец, удалось прикурить, и я блаженно опёрся спиной  о бетонный остов лавки. Жадно глотая едкий дым и машинально поглаживая пса, задумался над тем, что делать дальше.

Философско-риторический вопрос, однажды заданный господином Чернышевским, с педантичностью огромного молота периодически бил по наковальне моей жизни. Перед тем, как посмотреть правде в глаза и дать ответ, я напивался, а уж потом, выворачивая карманы потрепанной совести, пытался сложить пасьянс из колоды, в которой вечно не доставало парочки карт.

Мне тридцать два. Что называется, – ни родины, ни флага. Перекати-поле, вертопрах, бабник и пьяница. Нечесаный хиппи, тюрьма по мне плачет.

Список ярлыков и афоризмов при желании можно продолжить. Дай Бог вдохновения и долгих лет жизни бабулькам, что сидят на лавочках у подъездов и подозрительно обходят меня стороной на улицах.

«Опустившийся ты элемент, Нелипа», – частенько осуждала меня начальница ЖЭКа,  где я в последнее время работал дворником. Не гнала она меня только из морально-этических принципов. Ей все казалось, что я несчастный и обездоленный, поломанный жизнью и правительством. Иногда, в порыве откровения, мне хотелось выкричать ей, что никакой я не воин-интернационалист, не «афганец» и не «чеченец», никто в меня не стрелял, не бил по голове, и не уродовал психику. Я даже в армии не служил – не сложилось.

Когда-то давно был мальчик Костя. Жил с мамой, отчимом и маленькой сестренкой. Ходил в школу, играл в подворотне на гитаре. В институте учился. Все было бы хорошо, вот только жизнь его временами меняла полюса и вставала с ног на голову. И тогда случались всякие дикие истории, после которых приходилось принимать решения, как жить дальше.

Никто не понимал, какого рожна со мной творятся подобные вещи. Но стоило только моей жизни устаканиться, как тут же подворачивался случай, способный нарушить видимость хрупкого равновесия. И я не отказывал себе в удовольствии получить новую дозу приключений.

– Ты наркоман, твою мать! – кричала мама и таскала меня за длинные патлы. Когда она входила в раж, то в выражениях особо не церемонилась. Я мог ее понять: разукрашенный красным дневник призывал повлиять на поведение сына. В особо торжественных случаях маму вызывали к директору.

Я не был мелким хулиганом, что подкладывал кнопки учителям и привязывал концы лент девчоночьих фартуков к спинкам стульев. Мои истории носили глобальный характер.

Мини-взрыв на уроке химии с клубами удушающего дыма ещё долго служил погребальной темой бесед по технике безопасности.

Повальный гипнотический сон на уроке истории. После просмотра дурацкого фильма я, обезьянничая, скопировал действия главного героя. Тряс бабушкиным медальоном и гнусавил: «Спать, спать!». Кто ж думал, что одноклассники повалятся на парты, как спелые абрикосы с дерева? Насмерть перепуганная историчка подняла такой шум, что его отголоски добрались даже до отдаленных школ города.