Шантаж

Вокруг тебя театр из аристократов

— «…и даже имя у него Максим, от латинского слова «Максимус» — величайший, не то, что я. Просто Маша, Машка, Мария от древнееврейского, то ли горькая, то ли святая, то ли еще какая. Величием уж точно не пахнет. Куда не плюнь — тривиальность. Я обычная серая мышь, из обычной семьи, с обычным средним аттестатом, обычными интересами и отсутствием прекрасной внешности супермодели…» — вот, это вообще бомба, — заржал парень, перелистывая страницу увесистой тетради в клетку, — «…у Макса глаза, про которые говорят, будто омут с чертями, такие, знаете, глубокие, невероятно-синие и притягательные, мои же светло-зеленые, не то, что омутом не назвать, даже на пруд с лягушками не тянет…» Блин, Маслова, да ты поэт, а мы все годы и не догадывались! — кучка одноклассников и несколько девчонок из параллели стали просто заливаться смехом, надрывая животы.

Выпускной, конец июня, шикарный клуб, где собрались две параллели и множество учителей. Танцы, радость по случаю окончания школы, а посреди всего этого веселья стояла красная как рак Маша, сжимая свою сумку, как спасательный круг. Внутри что-то оборвалось, возможно, у нее случилось сразу несколько микроинфарктов, а заодно Земля сменила орбиту, потому что Машу повело в другую сторону. Девушка попыталась вырвать свой несчастный дневник, который потеряла в школе несколько дней назад, но тщетно. Ее одноклассники и не думали его отдавать, продолжая смеяться, выкрикивая особенно смачные цитаты. Но самым душераздирающим было то, что тот самый Макс из дневника стоял со всеми и ржал громче всех.

Не желая это все больше ни видеть, ни слышать, Маша развернулась и побежала по ступеням коридора клуба вверх, мечтая спрятаться в самом отдаленном уголке вселенной. Бежать, бежать скорее домой. Глаза так сильно застилали слезы, что Машка споткнулась и упала, разбив обе коленки в кровь. Размазывая рукой сочащуюся кровь, перемешивающуюся с пылью, выпускница кое-как встала, зашипев от боли и обиды. Стоило хранить одиннадцать лет школы репутацию непримечательной тихони, чтобы так смачно опозориться на весь их выпуск. Выпуск!

Единственным утешением было то, что скоро она поступит в Москву на юрфак, уедет и поминай как звали. Перетерпеть июль, а дальше паковать вещички, удалить все соцсети, стереть себя из этого города, как опечатку в вордовском документе. Нет и не было никакой Маши, влюбленной дурочки, которая рисовала в тетрадях на уроках и отвечала только тогда, когда ее спрашивали.

Но несмотря на это, слезы, душившие ее, никак не прекращались. И дело было даже не в ее позоре. На что она надеялась? Дневники пишутся, чтобы их читали. Можно сколько угодно оправдываться тем, что она начала вести личный дневник два года назад, потому что было тяжело от скандального развода родителей и хотелось выплеснуть боль на бумагу. Но так было изначально. Потом она писала просто, потому что было ей что рассказать самой себе. Девушка писала сама себе рецензии на фильмы, что смотрела, выписывала хорошие цитаты из понравившихся книг, писала, как сильно ей стал нравиться звезда школы Максим Симаков. Писала часто, когда было грустно или когда просто хотелось поразмышлять. Конечно, все это можно было рассказать своей школьной подружке, но некоторые личные вещи хотелось сберечь.

— Отлично сберегла, — Маша шмыгнула носом, глядя на испачкавшееся после падения на асфальт платье.

А может, она вела дневник, потому что мечтала, что его найдет Макс? Прочтет и поймет, какая она классная, как много у них общего, как она его любит, и как он был слеп все эти годы.

— А потом над нами бы засияла радуга и побежали бы розовые единороги, — вздохнула девушка, приближаясь к двери родного подъезда. — Ванильная чушь из ванильных книг, а я ванильная дура.

— Стой, Маша! — окрикнули вдруг сзади.

Девушка снова почувствовала, как внутри все сжимается от ужаса. Неужели ее одноклассники настолько моральные уроды, что побежали за ней из клуба, чтобы унизить еще сильнее? Потому что прямо к ней бежал по залитой тусклым светом фонарей улице Артем Дементьев — лучший друг Макса из параллельного класса и еще одна школьная звезда.

Парень поравнялся с ней и странным взглядом посмотрел на грязные, мокрые от крови острые коленки.

— Ты в порядке? — зачем-то спросил он, глядя то на ее колени, то на заплаканное лицо с потекшей тушью под глазами.

Маша даже отвечать не стала, только повернулась боком, чтобы набрать код на домофоне. Как будто Дементьев не в курсе ее позора. Как будто его там не было.

— Держи, Маслова, и не теряй больше, — Артем стукнул легонько ее по плечу ее же тетрадью.

Девушка не знала, было дело в его чересчур мягком голосе или в участливом лице, которому она не верила, но она обернулась и посмотрела на него так зло, что парень отшатнулся, удивлённый такой переменой. Она сверлила его яростным взглядом не меньше минуты, а потом развернулась и вошла в подъезд, решив для себя, что больше никогда не прикоснется к этой тетрадке, испоганившей все.

Такой жалкой и униженной она еще никогда себя не чувствовала. Ей было стыдно, обидно, но хуже всего оказалось разочарование на весь мир и на Макса. Она всегда считала, что у нее неплохой класс. Близко она ни с кем не дружила, но у них были простые ровные отношения, которые всех устраивали. Маша была рада паре своих подруг и кружку рисования после школы, а ее одноклассники были рады, что иногда она давала списывать алгебру и не была занудой. А теперь Маша убедилась, что ее одноклассники — исчадия ада, которых она не захочет видеть и через десять лет на встрече выпускников. А Макс не стоил ее поэтических высказываний, как и сладких грез, как и убогих, наивных фантазий. Это был просто мыльный пузырь, а она была пустоголовой мечтательной дурочкой.

Маша зашла в ванную и, открыв кран с холодной водой, принялась яростно тереть лицо, словно пытаясь смыть позор. Вместе с тушью, следами макияжа и слезами она словно пыталась смыть саму себя, решив, что с этого дня все будет иначе. Она больше никогда не позволит никому выставить себя на посмешище, больше никогда не будет вести никаких личных дневников и вообще, удалит все соцсети. Она переедет и начнет все с чистого листа.