Шарлатан

- ПРОЛОГ -

«Иллюзию магии» — двухэтажную квартиру, находящуюся на первом и втором этаже в углу многоэтажного дома, — омывал со всех сторон дождь, беспощадно бивший в окна. Ливень как будто напал этим вечером на весь Нью-Йорк, желая проникнуть в каждый тёмный уголок этого опасного, большого города. И «Иллюзия магии» будто только притягивала к себе тьму не только своим довольно необычным названием, но и тем, что она принадлежала одному из местных шарлатанов, а у таких всегда были свои не самые светлые тайны, уж поверьте мне, сыну шарлатана, — Кайману Ньюту Сайлесу.

Часы на столе отца тикали так, будто отмеряли сколько оставалось мне жить. Хотя мне было всего шестнадцать лет, и это, если так посмотреть, было достаточно мало. Но что поделать, смерть могла прийти в любой момент, и сегодня я в этом даже убедился, хотя желал этого меньше всего на свете. 
 

— Ты хочешь испепелить взглядом мои часы? — рассмеялся светловолосый мужчина, входя в комнату, а точнее в приёмную, куда обычно приходили клиенты, желающие исцелиться «магическими» травами или узнать своё будущее.

— Нет, я уже как десять минут тебя жду, — усмехнулся я, потому что ни капли не сердился и не обижался на отца, и посмотрел на него своими синими, как у моей умершей матери, глазами.

Это был красивый мужчина сорока лет с зачёсанными назад кудрявыми волосами назад, которые сейчас, к концу рабочего дня, уже изрядно истрепались и выбились из причёски. Загорелое лицо, на фоне которого словно терялись карие глаза, сверкнувшие в свете скромной люстры в потолке. Острый подбородок, вытянутое лицо, длинный нос и такое же длинное тело, которое в своём возрасте ещё не потеряло свою силу и мускулатуру. Единственное, что портило красоту моего отца, так это ожог от огня на виске, тянувшийся ещё и по лбу. Не знаю, откуда он у него появился, но ещё буквально месяц назад его не было. И это меня напрягало. Но спрашивать что-либо у папы не стал — он сам мне когда-нибудь расскажет, как он до этого рассказал мне все секреты шарлатанства: гипноз людей, предсказывание будущего, лечение внушением, «магическими» растениями или амулетами и так далее. Поверьте, это бред полный, даже не понимаю, как люди до сих пор велись на это и верили каждому слову.

Но человеку свойственно во что-либо верить, такова его природа. Даже в ту самую магию.

— Извини, долго переодевался, — Флинт, так звали моего отца, слегка улыбнулся и сел рядом со мной, тяжело от усталости опустившись на стул.

— Что-то не видно, — скептически окинув его взглядом, язвительно усмехнулся я, пытаясь придумать какую-нибудь очередную шутку, к которым всегда прибегал, когда мне было скучно и неинтересно.

Папа и вправду был почти что в той же одежде, в какой и пришёл недавно домой: поверх белой рубашки была надета тёмная жилетка, мокрые от дождя брюки прилипли к ногам, на чёрных туфлях сверкали капли воды, галстук тянулся до самого ремня. Только пиджак куда-то пропал, наверное, отец только его и снял. Тогда что он так долго делал в своей комнате?

— Да позвонил кое-кто... — словно прочитав мои мысли, тихо ответил Флинт, на лице которого отпечаталась глубокая задумчивость, словно тяжёлые мысли никак не давали ему покоя.

В таком состоянии у него отчётливо были видны морщины вокруг глаз, отчего мужчина терял свою красоту, которая, скажу без хвастовства, досталась и мне.

В ожидании продолжения, я снова посмотрел на часы. Скоро наступит девять часов вечера. И почему-то это время внушало мне непонятное беспокойство...

Но продолжение оказалось совершенно не в том направлении, в котором я ожидал.

— Я почти что тебе всё рассказал из того, что нужно знать о нашем деле, — «нашем делом» Флинт называл шарлатанство. — Насколько ты понял, Кай, — он посмотрел на меня задумчивым взглядом карих глаз, вокруг которых собрались морщины, — я не совсем признаю то, что и вправду занимаюсь шарлатанством, обманываю людей ради выгоды и денег вместо того, чтобы реально им помочь. На самом деле, я и вправду им помогаю. Как-никак, а название нашего заведения «Иллюзия магии», а, значит, магия всё-таки происходит с людьми, хоть это порой и кажется нам иллюзией. В этом, кстати, и есть весь смысл этого названия. Иллюзия того, чего якобы нет, но во что многие верят... — отец вдруг замолчал, о чём-то задумавшись и невидящим взглядом смотря вперёд, на шкафы, в которых лежали «магические» предметы: амулеты, камни, книги, зеркала, картины...

И всё такое бесполезное.

Я пристально следил за секундной стрелкой часов, словно она могла навести меня на правильный путь, открыть мне некую правду, тайну, которую скрывал мой отец. Но что за тайна? В чём она могла скрываться? Я не видел ничего подозрительного в папе, но в то же время что-то чувствовал внутри, что-то такое тревожное и терзающее, что я всеми силами отгонял от себя...

— Ты сказал «якобы», — заметил я, когда в голове перематывал слова отца.

— Что? — Флинт вздрогнул и посмотрел на меня чуть затуманенным от множества мыслей взглядом.

Прядь волос упала ему на обожжённый лоб, и я подавил в себе внезапное нежное желание убрать её, тогда как обычно всегда это делал. Заботился об отце. Помогал ему, делал порой за него работу, принимал клиентов, набираясь таким образом опыта на будущее.

Я чувствовал, что отца иногда что-то тревожило, что-то волновало и никак не давало покоя, словно мысли нападали на него, как дикие волки на беззащитного зверя. То же самое было и сейчас. Флинт выглядел растерянным, задумчивым и смертельно усталым, будто слишком много забот и проблем выпало за последние несколько дней, как бы я не старался ему помочь после того, как приходил со школы. Я любил отца, потому что кроме него у меня никого не было: ни бабушки, ни дедушки, ни сестры или брата, ни даже мамы, которая умерла после родов.

У меня даже друзей не было.

Все говорили, что я какой-то странный, «тёмный и жестокий», какой-то не такой, видел что-то необычное и злое в простых вещах или в людях, тогда как никто этого не замечал или не обращал внимания. Все считали меня смешным чудаком, пока я не подрос, сменив очередную школу, и не решил, что лучше помалкивать и делать вид, что ничего не происходило вокруг интересного. И я настолько в этом преуспел, что уже не понимал, как мог быть раньше таким дураком и чудаком.