Шат'инкхар

Глава 5 - Видящая

Аверус не нашёл в себе сил на долгие разговоры с дочерью, а просто без лишнего шума отправился наверх, в свою спальню. Там, даже не раздеваясь, он рухнул в кровать и провалился в сон без сновидений. Сон, который охраняли две собаки, забравшиеся на кровать и разместившиеся в ногах хозяина. 

Поськи (Младший и Старший) всегда были добрыми и спокойными собаками, хоть и обладали чрезмерным жизнелюбием, временами приносившим кое-какие проблемы и Аверусу, и его дочери, но в целом они никогда не буянили и не хулиганили без повода. Вот и сейчас, разместившись рядом с Аверусом, обе собаки, тихо свернувшись клубочками, так же стремительно погрузились в объятия сна, как и их хозяин. 
 

***

Но долго наслаждаться сном Аверусу не пришлось. Странное давящее чувство тревоги пронзило его словно копьё, заставляя открыть глаза. 

За окном темно. Это значит, что ночь ещё не миновала, а спал он вряд ли больше часа. Головная боль, слипающиеся глаза и ещё несколько замечательных, но невероятно неприятных признаков недосыпания тут же дали о себе знать. Только вот все они меркли рядом с чувством неправильности, разбудившем Аверуса, а теперь становящимся всё сильнее. Что-то было совершенно неправильно… только вот что? 

В комнате достаточно темно, но всё равно Аверус видел, что здесь нет ничего, что могло бы вызывать беспокойство. Прислушавшись, он также удостоверился, что стоит абсолютная тишина. Тишина, не нарушаемая ни единым звуком. Редкое благоденствие, которым надо пользоваться, пока есть возможность. 

— Дурак старый, — пробормотал Аверус, переворачиваясь на другой бок и надеясь вернуться ко сну. 

— Не такой уж старый.

Голос. Мягкий мужской голос. 

Резко вскочив с кровати, Аверус не увидел ничего. По крайней мере, в первые секунды. Но затем, через мгновенье, потребовавшееся, чтобы произнести заклинание, когда в руках зажглись два огненных шара, в достаточной степени освещавших всю спальню, он понял, насколько был слеп.

В дальнем углу комнаты, на просторном обтянутом кожей кресле сидел мужчина в потёртой, но от того не менее дорогой одежде. Тарвер. Слуга. 

— И не такой уж дурак, — сказал человек, расплываясь в издевательской улыбке. 

Сам факт появления того, кого он считал своим пленником, уже мог привести к небольшому сердечному приступу, но Аверус не просто так прожил на свете три сотни лет. Он был готов к неожиданностям, даже таким. Пламя на его руках угрожающе разгоралось, набирая силу и мощь, а глаза отсвечивали решимостью.

Кем бы Тарвер не был, но сомнений в том, что перед ним сидит не человек, не осталось. Он знает язык ашкилари, проникает в его спальню, не потревожив ни единого охранного заклинания… и теперь сидит здесь, словно какой-то король. Но ничего. Ещё посмотрим, кто с кем играет. 

— Где собаки? — тихо спросил Аверус с нескрываемой угрозой в голосе. Сейчас это было единственным, что его интересовало. В комнате псов не было, а если… не «если», а когда он начнёт медленно жарить этого ублюдка заживо, не хотелось бы, чтобы огонь перекинулся на кого-то из собак, столь любимых его дочерью. 

— Вон там, — сохраняя улыбку, сказал Тарвер, указывая на плотно запертую дверь. — Отдыхают. Милые, хоть и туповатые звери. 

В коридоре. Хорошо. 

Первый огненный шар в тот же миг рванулся в сторону неподвижно сидящего на месте Тарвера, но стоило ему коснуться его груди, как огонь за какие-то доли секунды попросту погас, не оставив после себя и следа. 

— Аверус, — покачал головой Тарвер, и в голосе его блеснули нотки насмешливости, — как же так — первый чародей, а не знаете, что люди имунны к магическим воздействиям. Я близок к тому, чтобы разочароваться в своём выборе. 

— Я на тебя дом обрушить ещё могу. Если что, — хмуро сказал Аверус, внутренне поражаясь тому, что Тарвер действительно оказался человеком. Со стремительно разрастающимся в душе ужасом он начал понимать, что не знает, что делать. Слишком неожиданно этот ублюдок появился здесь. Разум, не знавший отдыха уже бог знает сколько, не мог так быстро решать возникающие проблемы, и сейчас оставалось только тянуть время. 

— Не стоит, первый чародей, не стоит, — покачал головой Тарвер, сохраняя на лице ту же проклятую улыбку. — Я ведь пришёл поговорить с вами, не больше. А так вы и дочь свою похороните, и собак. Разве вам это нужно? Не думаю. Повторюсь — я пришёл поговорить с вами. 

— Разговор у нас должен был состояться утром. Для этого не стоило забираться в мою спальню. Право слово, я никогда не причислял себя к тем хрупким красавицам, которым юные мужчины выражают внимание подобным образом. 

— Конечно, вы бы больше предпочли пытки, допрос и снова пытки, — кивнул Тарвер. — Как и любой верный слуга человека, вы перенимаете их привычки. 

— Их? — поганец либо пьян, либо сошёл с ума, либо пытается его запутать. А может, и то, и другое, и третье. Что, мать его, происходит?..

— Людей, — кивнул Тарвер. 

— Ты же причислял себя к ним ещё минуту назад, или мне показалось? 

— Себя? — Тарвер негромко рассмеялся, и в смехе его послышалось что-то зловещее. Он поднялся со своего места и встал около стены, словно желая что-то показать… Тут же шар огня в руке Аверуса полыхнул особо ярко, заливая комнату таким ярким светом, что за Тарвером отразилась весьма явная тень… нет, это была не тень. За спиной Тарвера стоял ашкилари! Ашкилари, которого даже полному бездарю сложно было не узнать. 

Словно сошедший со старых гравюр: высокий, устрашающий, богоподобный, в поблёкшем стальном доспехе и изорванном сером плаще… Аверус имел неосторожность думать, что люди раздували внешность своего старого врага, но сейчас понял — люди рисовали его настоящим ангелочком. В жизни же предводитель мятежных магов выглядел намного более похожим на какой-то оживший ночной кошмар.

Ростом он превосходил Аверуса едва ли не на голову; длинные загибающиеся назад рога покрыты металлом, похожим на серебро; нижнюю часть лица скрывает железная маска, изготовленная таким образом, что предстаёт в образе пасти какого-то неведомого демона. Незакрытая часть лица покрыта немногочисленными шрамами, на фоне которых выделяется один: огромный ожог, проходящий через всю левую половину лица. Чёрные, длинные, спадающие почти до пояса волосы сплетены в одну косу, повязанную железными цепочками. 

Самыми пугающими были его глаза. Один — тронутый тем самым ожогом, чёрный как смоль. Второй — ярко-жёлтый, словно внутри него полыхало настоящее пламя. В нём Аверус видел безумие. Настоящее всепожирающее безумие.

Но это невозможно. Это не мог быть он. Не мог!

— Я не причисляю себя к ним, — прозвучали одновременно два голоса: один тяжёлый, шипящий и гулкий, несомненно, принадлежал ашкилари, а другой, мягкий и спокойный — Тарверу. — Я использую их, первый чародей, — титул Аверуса он обозначил так, словно тот был оскорблением.

— Кто ты, мать твою, такой? — только задав этот вопрос, Аверус понял, насколько тот был бессмысленным. Он ведь узнал его. Узнал, хоть никогда и не видел в жизни. Шат’Инкхар собственной персоной.

— Я? — ашкилари наклонил голову, и Тарвер повторил это его движение. — я свобода для всего нашего народа, Аверус. Ты ведь знаешь моё имя. 

Аверус знал, но язык не желал озвучивать его. Слишком невероятно. Легенды не оживают, байки не приходят к тебе посреди ночи, чтобы ухватить тебя за зад!

Невозможно. Это всё невозможно!

— Знаешь, — кивнул Шат’Инкхар, посмотрев в глаза Аверусу.

Обрушить дом — сейчас казалось не таким уж и плохим вариантом. Всяко лучше, чем тягаться силами с тем, кто даже сейчас имел славу одного из лучших магов, рождавшихся среди ашкилари со времён магистров.

— Ты ведь погиб, — выдохнул Аверус, борясь с крепнущим ужасом, — тебя убили… или пропал. Неважно! Ты не можешь стоять здесь и разговаривать со мной! 

— И всё-таки, — Инкхар развёл руками, — я здесь. 

— Невозможно…

— Для вас многое стало невозможным, Аверус. Вы многое забыли. Не осталось тех, кто застал времена Башен. Наш народ выродился. Ушли те, кто помнит, а их место заняли такие как ты. Те, кому легче приспособиться, чем сразиться за то, что должно принадлежать нам по праву. Вы видите перемены, творящиеся в мире, и меняете свои жизни так, чтобы эти перемены не уничтожили вас, — два голоса, произносящих одни и те же слова. 

— Даже не думай, — выдохнул Аверус, чувствуя, к чему тот ведёт. 

— Вы — ашкилари. Дети драконов, — Инкхар не обратил никакого внимания на его слова. — Дети истинных Богов! Вам должно ломать мир! Должно созидать его заново и снова ломать так, чтобы он принял идеальную форму! Но вы забыли. Вы оставили себя там, на полях Талавера. Вы сдались. Вы стали такими же как люди. Животными, живущими по законам природы. Вы забыли. Но я заставлю вас вспомнить. 

— С чего ты взял, что мы хотим вспоминать? 

— Я явился не для того, чтобы исполнять желания слабых, ничтожных рабов. Я пришёл, чтобы вернуть мой народ, Аверус. Мой. Не твой. 

От последних слов Инкхара повеяло таким холодом, что Аверус едва ли не впервые в жизни не нашёл, что ему ответить. Ему стало страшно. По-настоящему страшно за судьбу ашкилари.

— Зачем ты пришёл? — наконец прошептал он.

— Я оставил тебе послание, Аверус, — продолжил Инкхар, и Тарвер всё также служил его слабым эхом. — И хотел бы удостовериться, что ты его получил. 

— Валерт… ты убил его? 

— Разумеется. 

— Зачем?

— Предупреждения лучше воспринимаются, когда к ним прилагается мёртвый человечек, — пожал плечами Инкхар. — Хотя, признаюсь, его смерть была мне приятна. 

— Я получил только мёртвого императора и какую-то мазню на стене, — сказал Аверус, делая шаг в сторону двери. Та, несомненно, заперта, но выбить её не займёт и секунды. Затем пробежка по коридору, схватить дочь и уйти в Тар, предварительно обрушив дом. Плохой план, но лучше не было. Надо только подойти ещё ближе к двери. 

— Аверус, не разочаровывай меня, — покачал головой Инкхар, — вскоре ты возьмёшь власть над большей частью своего народа. Они будут верить тебе, идти за тобой. От тебя потребуется только одно: не дать им угробить себя. По крайней мере, до того момента, пока я не сниму эту тяжкую ношу с твоих плеч.

— Смешно, — кивнул Аверус, припоминая, как относились к нему другие хардаши. Он, разумеется, не был обделён амбициями, но проблема была в том, что и другие хардаши обладали точно таким же, если не большим, властолюбием, и вряд ли кто-то позволит Аверусу взять себе все Крылья ашкилари.

— Ничуть. Вскоре я сокрушу Солатийскую Империю, друг мой, ты же должен будешь сохранить свой народ для того, чтобы они смогли воспрять на руинах людского царства. Воспрять как мой народ, частью которого суждено стать всем, кто того пожелает. 

— А те, кому такая перспектива не улыбается?

— Объятья смерти широки, — Аверус не видел нижнюю часть лица Инкхара, но на лице Тарвера расползлась та самая поганая улыбка. — Она примет всех.

— Кто-то из нас сошёл с ума, — негромко сказал Аверус, ещё ближе подходя к двери, — и я склонен думать, что это не я. 

В ответ Инкхар лишь вновь пожал плечами, видимо допуская подобную вероятность, но не более. 

— Иди к Сайлит. Ей нужна твоя помощь. 

— Да какое право ты вообще… 

Договорить Аверус не успел. Инкхар положил руки на голову Тарверу (сам слуга также положил руки себе на голову) и резко повернул её. Хруст. Тело, словно мешок, падает на деревянный пол с гулким стуком… а затем дверь за спиной Аверуса распахнулась будто под напором воздуха. 

Времени на то, чтобы думать над всем произошедшим, не было. Гори оно всё, да ни о чём, кроме последних слов незваного гостя, Аверус думать не мог. Бегом проносясь через коридор, он распахнул дверь в спальню дочери с такой силой, что та чуть было не слетела с петель, но Аверуса это не волновало.

Огненный шар, всё ещё горевший в его правой руке, осветил Сайлит, бьющуюся в судорогах на кровати. Её глаза широко раскрыты, зрачки закатились, по щекам текут слёзы вперемешку с кровью. 

— Когда падёт под Мёртвым Всадником последний конь… — голос Сайлит, то и дело прерывающийся тяжёлым хрипом, прозвучал ровно в тот момент, когда Аверус переступил порог.