Шейх

Пролог

Бриллиант «Виттельсбах» — крупный (35,56 каратов) бриллиант голубого цвета.
В 1722 году как приданое Марии Амалии Австрийской перешёл к её супругу,
баварскому курфюрсту Карлу Альбрехту из дома Виттельсбахов.
В XIX веке был вправлен в баварскую корону и оставался в распоряжении Виттельсбахов
до Первой мировой войны, когда камень был утерян.

Генрих фон Вильхелм, молодой человек семнадцати лет, единственный наследник рода Вильхелмов, пытался руководить своими сборами в дальнюю дорогу, задрав подбородок к потолку комнаты. Он был очень горд собой — его удостоили рыцарского звания и должности при дворе курфюрста Баварии Карла Альбрехта. Об этом гласил приказ, доставленный только что из дворца гонцом вместе с требованием прибыть пред светлые очи правителя не позднее чем через неделю после оглашения оного. Дорога могла занять и неделю, и более, поэтому следовало поторопиться и не откладывать отъезд на долгий срок.

Матушка Генриха, графиня Генриетта фон Вильхелм, урождённая Брауншвейг-Грубенгаген-Эйнбекская, дородная толстуха, бывшая некогда отменной красавицей, стояла рядом с сыном и непрерывно всхлипывала, вытирая глаза расшитым шелковым платком. Именно её близкое родство с герцогом Виттельсбахом и предопределило судьбу её единственного сына. Она хотела бы отказаться от подобного родства или отправиться вместе с Генрихом, но не могла сделать ни первого, ни второго. Не окажись она в родстве с герцогом Виттельсбахом, её чадо не получило бы такой высокой должности в столице. А последовать с сыном тоже не могла согласно всё тому же приказу короля.

Сам же граф Дитрих фон Вильхелм, не выносивший женских слёз и истерик, находился во дворе замка и подбирал коня для своего сына, на котором тот должен был в сопровождении только одного слуги отправиться ко двору короля Альбрехта.

Набитая одеждой и прочим имуществом карета, на которой настаивала графиня Генриетта, должна была последовать за единственным наследником рода Вильхелмов под покровом ночи. Не могла графиня Генриетта отправить своего сына в путь, не снабдив ворохами одежды и корзинами со снедью.

Наконец, когда конь был подобран, а сундуки набиты тем, чем надо, как казалось графине Генриетте, молодой человек, одетый в дорожное платье и обутый в крепкие сапоги, ни разу ненадёванные, побрякивая новенькими шпорами и таким же ни разу не бывшим в деле мечом, который казался несколько велик для него и цеплялся за каменные ступени замка, вышел во двор и окинул презрительным взглядом всю челядь, собравшуюся проводить молодого хозяина в путь-дорогу.

Погода на дворе стояла под стать настроению графине Генриетты — небо было обложено низкими свинцовыми тучами, такими тяжёлыми, что казалось, что они вот-вот обрушатся на землю, непрерывно моросил мелкий дождик, совершенно не способствующий лёгкому путешествию и приводивший самого Генриха в мрачное расположение духа.

Молодой человек кое-как взгромоздился на коня, свесившись, поцеловал матушку, гордо кивнул головой отцу прощаясь. И, мерно покачиваясь в седле, выехав за каменную стену замка, направил своего коня в сторону столицы. По крайней мере, ему так казалось, что та дорога, по которой он поехал, приведёт его туда, куда надо. Всё равно выбирать не приходилось — за каменным мостом, перекинутым через ров, наполненным водой, начиналась всего один наезженный тракт, все остальные дороги были лишь узкими тропками.

Через полчаса пути Генриху все надоело — и неспешный шаг лошади, по грязи быстрее не разгонишься, и мерное покачивание в седле из стороны в сторону, и моросящий с небес дождик, превративший его тщательно уложенную причёску в висячие сосульки, вода по которым стекала прямо за воротник. Но больше всего Генриха бесило, что его соломенного цвета волосы, блестевшие и переливающиеся на солнце, от воды приобрели рыжеватый оттенок, который он терпеть не мог с детства, так как все мальчишки, что обитали в замке и окрестных деревнях, дразнили его «цыплёнком». А он даже сдачи дать им не мог в силу телесной слабости и высокого сословного положения. И уже потом, когда несколько подрос, всё равно оставался тщедушным, несмотря на все усилия отца превратить его в настоящего рыцаря. Только у Дитриха фон Вильхелма ничего не получалось — все учителя фехтования покидали замок, не выдерживая и недели мерзкого характера Генриха.

И только слуга, его ровесник, незаконнорождённый сын графа, добродушный увалень Максимилиан, мог переносить без ущерба для своей нервной системы все выходки своего хозяина и высокородного единокровного брата. А тот хоть и презирал Макса за низкое происхождение по матери — та была простой крестьянкой из деревни, что располагалась рядом с замком, но преклонялся перед его силой и простодушием, и не мог не считаться с тем фактом, что отцом Максимилиана являлся и его отец. И образование его слуга получил не хуже, чем у самого Генриха — на этом настоял граф Дитрих фон Вильхелм, несмотря на все протесты его жены, графини Генриетты…

В молчании Генрих и Максимилиан доехали до развилки дороги. О чём беседовать в такую погоду?

— И куда дальше? — фыркнул Генрих, которому хотелось как можно скорее добраться до какой-нибудь харчевни, там обсохнуть и переждать дождь.

— Дорога направо идёт через лес, — пробасил Максимилиан, — а дорога налево уходит в горы. Насколько я понимаю, нам надо ехать по правой дороге.

— Ненавижу лес, — воскликнул Генрих фон Вильхелм, — там разбойники, бельвизы, роггенмеме и прочая нечисть. Бр-р.

— Как скажешь, можем поехать и через горы, — великодушно согласился его спутник.

— В горах драконы и цверги. Ненавижу ни тех, ни других. Поедем через лес, — выдал Генрих.

Максимилиан вздохнул и направил коня по правой дороге. Честно признаться, он тоже недолюбливал леса. Одно дело — открытое пространство, когда врага видно за много миль, и другое дело — лес, когда за каждым деревом может кто-то притаиться.