Шепот Эдельвейса

Глава двенадцатая. Ловушка для феникса

Вечерняя тьма опустилась на остров. В комнате была зажжена всего одна свеча, да и она то и дело чадила. В этом тревожном полумраке Лина все еще была одинокой пленницей. Она сидела на полу; бумаги Аннабель лежали перед ней, и она касалась их, перекладывала, беззвучно шевеля губами. Лицо ее было бледным, вытянувшимся, на нем все еще оставались следы слез. Лина вновь могла двигаться, однако ее магия застыла где-то глубоко внутри, словно бесформенный кусок льда, а мысли блуждали в прошлом.

Ее первое расставание с родителями состоялось, когда ей было всего четыре года, и воспоминания об этом стерлись. Однако она хорошо помнила, как родители вернулись. Ей тогда исполнилось шесть. Когда она увидела отца и мать в дверях, потрясение было таким глубоким, что она разрыдалась. Аннабель подхватила ее на руки, рассмеялась и принялась утешать дочь. Потом пришла радость от осознания того, что отец и мать снова с ней. И едва она успела к этому привыкнуть, они уехали снова. 

Лина никогда не спрашивала, почему ее родители уезжают, почему оставляют ее одну. Она просто не осмеливалась. Никогда не терзала вопросами и капризами тетушку Вильгельмину. И она всегда верила, что однажды ее родители вернутся и останутся с ней навсегда.

Пальцы ее вновь задрожали, и Лина закрыла глаза. Все это время, все эти пять лет ее отец и мать были мертвы. Они погибли, защищая свою дочь и проклятую Двенадцатую Дверь… И теперь, благодаря глупости дочери, которую они так пытались спасти, портал все же будет открыт. Ее убьют. И Рэй… Что с ним будет? Рэй, ее нареченный, ее любимый, чувства к которому она так и не смогла по-настоящему выразить…

Она точно знала, в какой момент стала уверена в своей любви к нему. Однажды вечером они сидели в библиотеке поместья в Кине, и Лина задремала в кресле, удерживая толстую книгу на коленях. Она проснулась через пару мгновений и первым, что увидела, было лицо Рэя в свете свечей, горящих на столе. Он склонился над свитком, в котором что-то быстро писал, однако почувствовал ее взгляд и поднял голову. Когда Рэй улыбнулся, в его глазах засияла нежность. Он никогда не скрывал своих чувств, никогда не сомневался в них. Во всем, что он делал для нее, проявлялась любовь. И тогда на грани сна и бодрствования она вдруг осознала это невероятно четко. Тогда она поняла, что всем сердцем любит его.

Сейчас спасительное забвение удерживало ее от возвращения в реальность, в которой ее родители были мертвы. Однако она должна была рассеять этот туман. Ради Рэя. Ради Гвен, которая оказалась в беде только потому, что хотела помочь подруге.

Лина развернула свиток и разгладила его ладонями. Ее губы шептали знакомые слова легенды:

— И там, где тело его истлело, выросли эдельвейсы…

А строчки плясали перед глазами, и буквы складывались совсем в другие слова.

«Вот оно как», — подумала Лина отстраненно. — «Так все было на самом деле…»

— Мир вновь содрогнется от гласа драконов…

— Мне придется тебя укусить.

Лина оставила без внимания тонкий голосок, который раздался рядом с ней. Однако боль, которая последовала, заставила ее вздрогнуть, вскрикнуть. На мгновенье комната, в которой Лина была заточена, обрела четкие очертания. Девушка зажмурилась и вновь открыла глаза. 

— Приди же в себя!

Теперь Лина узнала этот голос. Ей потребовалось еще несколько мгновений, чтобы полностью осознать происходящее.

— Матильда, — прошептала она и едва не расплакалась снова. Мышка проворно прыгнула на ее раскрытые ладони. — Ох, Матильда, как я рада тебя видеть! Но как ты здесь оказалась?

Матильда фыркнула и торопливо пригладила усики.

— Все началось с того, что я уснула на твоих вещах и оказалась в твоем саквояже. Когда я очнулась, мы были в этой странной комнате, и ты была как в забытьи! Я несколько раз пыталась с тобой заговорить, но ты не отзывалась! Что с тобой произошло?

— Связывающее зелье, — сказала Лина и принялась поспешно собирать свитки и бумаги. Метнувшись через комнату, она открыла саквояж и вытащила из него свою старую сумку. — Нужно убираться. Это логово врагов.

Свитки, включая тот, что хранил заклинание, открывающее Двенадцатую Дверь, оказались в сумке, которую Лина перекинула через плечо.

— Моя магия не действует, — объяснила она, вновь застегивая на шее цепочку, которая удерживала материнский медальон. — Я придумаю как сбежать, но прежде отыщи Гвен. Думаю, ее держат неподалеку. 

— Хорошо, я найду ее. И вернусь за тобой.

Матильда быстро проделала щель в стене и скрылась. Лина огляделась, убедилась в том, что не забыла ничего важного, после чего приблизилась к окну и распахнула его. Внизу в темноте плескались беспокойные волны. Девушка вскарабкалась на подоконник и закрыла глаза.

* * *

Гвендолин казалось, что ее голова треснула на две части, такой сильной была боль. Это и вырвало ее из забытья. С трудом разлепив веки, Гвен приподняла голову и огляделась. Она была одна в маленькой комнате, которую не узнавала. Постепенно в ее памяти всплывали события уходящего дня. Гвен вспомнила, как они пили чай с бургомистром. Она вспомнила, как чашка вдруг выскользнула из ее отяжелевших пальцев, ударилась о пол и разлетелась на тысячу осколков. Потом ее сознание провалилось во тьму. 

А пришла в себя она уже в незнакомой комнате. Гвендолин выпрямилась и села, сложив руки на коленях. Она прикрыла глаза и сделала глубокий вдох. Привкус горечи во рту. Головная боль, способная заставить умолять о смерти. И — Гвендолин щелкнула пальцами — полностью заблокированная магия. Сомнений быть не могло, ее опоили связывающим зельем. Это означало, что они в руках врага. Так глупо попались…

Гвен встала, с трудом сдерживая тошноту, и подошла к крошечному окну. Она поняла, что находится на вершине башни, однако было трудно разглядеть в темноте что-то кроме моря внизу. Задыхаясь от негодования, Гвен бросилась к двери, попыталась ее открыть и без особого удивления поняла, что дверь заперта.