Школа безумия

Часть 4

После полумрака плохо освещенной тесной комнаты с клеткой, Лёне Осипову показался удивительно светлым и просторным кольцевидный коридор, по всей видимости, проходящий в середине этого круглого здания. По обе стороны в нем угадывались двери, двери – множество дверей. Откуда лился дневной свет, было  непонятно, потому что нигде не было видно ни окон, ни светильников, однако в лучах этого света по всем закругляющимся стенам, огибая двери, в красивых кашпо плелись и цвели живые растения. Приятная музыка, казалось, доносилась  откуда-то справа и Лёня, решив, что там могут быть люди, с опаской пошел в ту сторону, стараясь при этом не шуметь,. Музыка становилась все громче и громче, послышались детские голоса, и у Лёни замерло сердце, от того, что ему показалось - он вернулся в родной детский дом.

Комната тоже была очень светлой, в ней тоже было много цветов и мало мебели, она имела эллипсовидную форму и была заполнена детьми. Человек сорок мальчиков и девочек, приблизительно одного с Лёнькой возраста, шумно завтракали за большим полукруглым столом. Когда вошел Лёня, все перестали жевать и, повернувшись к нему, притихли.

- Смотрите, у нас пополнение! – радостно воскликнул, подскочив к самой двери, где стоял растерянный Лёня, пухленький, лысый и вислощекий, при этом очень улыбчивый и подвижный, словно шарик ртути, низенький человечек. Он был немолодым, но и не старым, а, как говорят, неопределенного возраста. Его костюм  был цвета ртути, застегнутый на манер косоворотки, а поверх него - синий джинсовый жилет, множество карманов которого украшали молнии и замысловатые пряжки.

 – Добро пожаловать в наш пансионат «Приют»! Как тебя зовут? – спросил человечек.

- Леонид. Осипов.

- А меня зовут Груль Цалович, я здесь заведую всем имуществом движимым и недвижимым, завхоз, если проще сказать, а заодно по совместительству еще и воспитатель на вашу голову, - человечек задорно хихикнул и продолжал:

- А это все новые воспитанники, вот теперь и ты вливаешься в нашу дружную семейку. Садись к столу и завтракай со всеми, а заодно постепенно и перезнакомишься.

Лёня не нашел, что сказать, хотя его подмывало спросить, что это за приют такой, куда детей привозят насильно,  воруют таким необычным способом, да потом еще и в клетках запирают?

 Но он понимал,  что ни один ответ его не успокоит. Если детей здесь будут расчленять на органы – ему не скажут правду. А, если правда не так ужасна, дело затевается доброе, и ему скажут правду, он этой правде не поверит сам, потому что не сможет распознать, правда ли это.

Видя его нерешительность, из-за стола вышла девочка с длинным конским хвостом из каштановых волос над левым ухом и взяла Лёню за руку. Она, как и Юля, оставшаяся сидеть в клетке, была одета в такое же топорчливое конусовидное платье с пелериной. Как и у Юли из клетки, оно, казалось, было того же  мятого парашютного шелка, только оно было не белого, а ярко-желтого цвета.

- Пойдем, Лёня, я покажу тебе свободное место, - сказала спокойно девочка, и Лёнька послушно пошел за ней. – Меня зовут Эллина Тонкачева, а в нашем детском доме меня  звали просто Элка. Выбирай на свой вкус.

- Буду звать тебя Эля, можно?

-Да, пожалуйста! – тряхнув хвостом, разрешила девочка.

 -Ты, значит, тоже из детского дома? – удивился Лёня.

-Конечно. Здесь все из детских домов, только разных. И из разных городов тоже. Видишь, как нас много!

- Странно, - удивился Лёнька, оглянувшись по сторонам. Увидев, что все дети одеты в довольно яркую нарядную одежду, он смущенно заправил майку в трусы, в которых он так и оставался, не успев одеться в спальне своего детдома. Однако по этому поводу он решил не «париться», а спокойно занял указанное место и, беря в руки вилку, чтобы наколоть какой-то странный предмет на своей тарелке, спросил, повернув голову к девочке:

- Эля, а зачем мы здесь? Что с нами будут делать?

 Но девочка не успела ответить. Сидевший по другую сторону от нее паренек лет тринадцати - долговязый, с маленькой, но лохматой ярко- рыжей головой, не прекращая с ожесточением поглощать куски какой-то непонятной пищи, раздраженно вклинился в их разговор.

-Не слушай ты эту Тонкачеву! Нашел «знатока»  «Что? Где? Когда?»! Что она может знать, малявка! Это ты у меня спроси, зачем мы здесь!

И не дожидаясь подтверждения своему предложению, продолжал с издевкой и циничным брюзжанием:

- «Пансионат» тут у них! Как же! Техника у них на грани фантастики, это – да, а намерения, как я соображаю – самые прозрачные и примитивные. Внаглую наворовали со всей страны сирот из детских домов, тех, кого никто не хватится, кого искать очень уж не станут. Откормят нас этой вкусной гадостью, а потом сделают с нами, что захотят. Слышал я, что есть вероятность всем нам попасть на операционный стол и быть разрезанными на мелкие и крупные запасные части для богатеньких буратинов. А некоторых отправят в рабство.

 - Вот так-то вот, голуба моя, как говаривал мой папанька в те времена, когда ему еще удавалось иногда просыхать от самогонки, - веско заключил он и представился: – Витёк, потом добавил: - Калабухов, - и протянул Лёне  руку прямо с вилкой, на которой остались висеть кусочки еды.