Школа Добра

Глава -13-2

Ректор, несмотря на поздний час, был у себя. Даже думать не хочу, чтобы я делала, не окажись его на месте, потому как внезапно поняла, что даже отдалённо не представляю, где глава Школы Добра живёт.

– Детка? – Вельзевул Аззариэлевич удивлённо привстал из кресла, когда я, растрёпанная, запыхавшаяся и без верхней одежды, влетела к нему в кабинет. – Что-то ты…

Осёкся, зацепившись взглядом за одинокий ботинок, который я прижимала к груди как самое-самое дорогое.

– У нас проклятие упыря в корпусе, – выпалила на одном дыхании.

Ректор побледнел, отшатнулся от меня так, словно я его этой новостью ударила, а потом схватился за стеклянный графин с водой и, сделав несколько глубоких глотков прямо из горлышка, проскрежетал:

– Вы меня доконаете, честное слово! Откуда взялось?

– Я не знаю. Я тут… Меня Аврорка за чаем отправила, потому что в Веника влюбилась… А тут запах сирени… а потом… и вот! – отрапортовала я и в качестве доказательства аккуратно положила ботинок в центр ректорского стола.

– Понятно… – кивнул Вельзевул Аззариэлевич, протяжно выдохнул и, взяв в руки спасённую мною обувку, покачал головой.

Поднялся из-за стола, пересёк кабинет, чтобы выглянуть в секретарскую.

– Понятненько...

Закрыл дверь и два раза повернул в замке ключ, а потом открыл огромный платяной шкаф, стоявший тут же, у порога. И я в струну вытянулась, пытаясь рассмотреть, что же он там прячет.

Про этот шкаф по Школе ходили самые разнообразные слухи. Некоторые из них утверждали, что это не шкаф, а проход в другой мир, но я всё же склонялась к мысли, что этот нечто вроде шкатулки желаний, потому как что ректор из этих мебельных недр только не доставал!

– Ох, как же мне все понятно… – оглянувшись через плечо, Вельзевул Аззарилевич рассеянно мне улыбнулся, а я почувствовала, как у меня вытягивается лицо. Ибо в шкафу стоял огромный котёл, в котором что-то пугающе громко булькало и исходило густым белоснежным паром. Вот в это-то варево ректор и опустил спасённый от упыря ботинок, аккуратно придерживая его за длинный шнурок.

Я тихонечко ойкнула, а над котлом взвилось жарко тугое облако, внутри которого внезапно появилась совершенно фантастическая по своему содержанию картина.

В самом центре моей комнаты – моей!! – стоял Альфред Ботинки. И не просто стоял, а самым наглым образом обнимал безмерно счастливую, если судить по блеску глаз, Аврорку. Альфред. Ботинки. Аврорку. Обнимал. Будь прокляты Разъединённые миры и все их жители, но что, ко всем беззубым драконам, произошло на нашем этаже за те пять минут, что я бегала за чаем?

– Понятно-понятно, – уже привычно произнес Вельзевул Аззариэлевич, и я на секунду испугалась, что он попал под заклятие «Одного слова». Таких больных в королевском госпитале папа нам тоже показывал.

– Но ты же, милая, кажется, говорила, что твоя подруга влюблена… эээ, – в этом моменте я облегченно выдохнула, потому что мои подозрения по поводу директорской невменяемости развеялись, а после этого привычно затаила дыхание, ожидая, когда начальство Веника метлой обзовет.

– Если не ошибаюсь, в Вениамина Фростика, – закончил предложение ректор Школы Добра, окончательно разрушая все мои стереотипы, ожидания и надежды.

– Ага!

– Точно?

– Ну, она так думала…

– Понятно… – Снова испугал меня ректор, а потом резким движением захлопнул шкаф и как ни в чём ни бывало, велел:

– Юлиана, веди.

Вот так просто. Будто не было ни странного поведения, ни котла, ни варева, ни сгинувшего внутри странного волшебства ботинка. Ботинок отчего-то было особенно жалко.

– К-куда?

– В вашу комнату, конечно! – начальство соизволило улыбнуться. – Или где, по твоему мнению, Аврора Могила сейчас находится?

И вот мне, наверное, надо было в тот момент задуматься о том, почему ректор знает, как выглядит наша с Авроркой комната изнутри, но я не задумалась. Я честно развернулась к выходу, показывая Вельзевулу Аззариэлевичу дорогу.

А в комнате мы нашли записку, написанную в две руки, а точнее, почерком Авроркиным и еще одним, вероятно, Ботинковским. Первая часть, та которая от подруги, гласила: «Прости, дорогая, вернусь из медового месяца, всё объясню». Вторая была короче, но ещё менее понятнее: «Поль, да. Это она».

И всё. Хотелось ли мне в этот момент убить Аврору смертью мучительно и страшной? Вы даже не представляете, насколько сильно!

Что значит медовый месяц? Какой медовый месяц? Я пробежалась по комнате, зачем-то заглянула в Могилкину тумбочку. Ректор что-то говорил, но я его безответственно не слушала, я суетилась, пытаясь понять, что же мне в этой истории так отчаянно не нравится. И чувство было такое странное, словно я забыла о чём-то важном или что-то потеряла.

– Шкатулка! – внезапно догадавшись, я хлопнула себя ладонью по лбу. – Её опять украли!