Школота!

Глава 5. Элементаль. Что бы это ни значило

 

Глава 5. Элементаль. Что бы это ни значило

Прополз унылый ноябрь, как стылый полоз по шершавым полусгнившим бревнам колодезного сруба на заброшенном и всеми забытом хуторе. Полетели дни декабря, и почти сразу порадовали легким снежком, который тут же и растаял, но художники успели написать пару-тройку этюдов. Музыкантам от этих зимних радостей было совсем не тепло… знай, грей стынущие руки, да береди подушечки пальцев о звонкие, хлесткие струны. Да и клавиши тоже холодные! Как лед…
Давно ушла в декрет преподавательница специальности у художников в классе звезд и жемчужин, но их без опеки не оставили ни на один день.
Теперь класс вел художник, который совмещал преподавание в их школе со своей основной работой в училище. Жемчужинам повезло, впрочем, как и звездам. Оком профессионала художник мигом определил, что его предшественница Азиза Алиевна сформировала у каждого из своих учеников индивидуальный стиль. И потому он взялся за дело исходя из принципа «Не навреди!»
— Акварели у детей, действительно, на уровне выпускников. А вот рисунок прихрамывает. Строить не все умеют. Ладно, это поправимо. Если же говорить о Камале Рахматуллаеве, Наде Зубовой, и, конечно, Эльвире Ахмедзяновой, то я буквально не поверил своим глазам!
— Да, дорогой, а ведь Ахмедзянова у нас всего третий месяц… — похвастался директор, — Всего третий месяц девочка учится, а? Вот ведь талант!
— Несомненно, — согласился художник, — Я таких учеников еще нигде не встречал, очень талантлива, очень…
— Я ее во дворце пионеров нашел! Не хотела уходить из прежней своей школы. Хорошо, мать меня поняла и выслушала. Ну, в татарских семьях с послушанием старшим нет проблем, только вот беда — тоскует девочка, никак не подружится ни с кем. Ну, да это я мигом исправлю!
Директор черкнул что-то в своем еженедельнике, а художник удивленно приподнял бровь и провел рукой по каштановой треугольной бородке.
— Как исправите? — спросил он и пристальнее оглядел своего собеседника, внешность — как внешность. Обычная, среднеазиатская. Кругловатое лицо, миндалевидные черные глаза, улыбка все еще белозубая, хотя седины в коротко стриженой шевелюре хоть отбавляй. Невысокий, плотный, немного кривоногий…Так ли выглядят могучие маги, способные исцелять человеческие особи от тоски?
— А! Вот сейчас покажу! — погрозил ему пальцем директор с лукавой усмешкой. — Только вы себя не выдавайте… Так и сидите за дверью, я в приемную выйду.
Директор вышел в приемную, не затворяя дверь своего кабинета и, не обнаружив там секретаршу, которую вечно, по его же выражению, где-то шайтан носил, открыл дверь в фойе и громко крикнул в гулкое пространство.
— Эй, маленький, позови Камала Рахматуллаева!
И обратился к художнику, затаившемуся за
дверью:
— Малыши все за ним хвостом бегают, чем уж только он их покорил…
— Вызывали, Рахим Ахмедович? — донесся до художника хрипловатый голос Камала.
— Вызывал, вызывал, сынок,- ласково отозвался директор. — Закрой-ка дверь, пока Халима где-то ходит, в приемной поговорим.
Рахматуллаев, судя по всему, закрыл дверь, звонкие детские голоса из фойе как отрезало.
— Что случилось, если опять про дневник Скляра, то я по-прежнему ничего не знаю…
— Знаешь, знаешь, скажи Скляру, пусть купит новый дневник, на вот пятьдесят копеек, передай ему. Школа потеряла, школа возмещает. Передай своему Скляру, пусть Илоне Бектемировне подает свой новый дневник для ее автографов.
— А если она его отца все-таки вызовет?
— Э! Не торгуйся! Я сам тогда его вызову, я на ковре вольником в молодости был, ну, и ремнем махать умею тоже!
— Он когда трезвый, так душа человек…
— Ладно, я тебе не о Скляре хотел сказать.
— О ком еще? Рахим Ахмедович, может, вы сами будете строить эти козни, лично, без моего посредничества?
— Сынок, ну как ты думаешь, станут они меня слушать? Испугаются, только и всего. Вот помоги еще раз, а? Лена Лемешева…
— Нет! — сразу с места полез на стену Камал. — Только не Лемешева! Я с ней не разговариваю…
— А она с тобой?
— Тоже…
— Ну, и кто дурак? — засмеялся директор.- Ты на нее внимательно смотрел?
— Рахим Ахмедович, — с досадой вымолвил Камал. — Не ждал я от вас, соли с перцем на разверстые раны…
— Эй, что случилось, сынок?
По-видимому, Камал ответил жестом, директор засмеялся еще веселей.
— Как ты мог подраться с девчонкой?
— Я с ней? — возмутился Камал. — Да я ее пальцем не тронул! Влепила как… как не знаю кто! Глазом моргнуть не успел, растянулся на полу! Нет, вы с вашей Лемешевой сами разбирайтесь, с меня хватит…
— Ладно, разберемся, учителя жалуются. Слава Цветаев часто хохочет на уроках?
— Рахим Ахмедович, — с явной укоризной произнес Камал. — Вы бы уж определялись, что ли. Если вы хотели, чтоб он плакал, надо было его тогда с Подберезкиной сажать…
Директор опять рассмеялся.
— Ладно, аскиячи, (*1) к делу, посади тогда со своей Подберезкиной Элю Ахмедзянову.
— Как?
— Сам догадаешься, ты сынок, умный, очень умный, помоги девчонке, никак не освоится, грустит…



Отредактировано: 29.01.2017