Школота!

Глава 16. Цветы для маленькой Иды

Глава 16. Цветы для маленькой Иды

Беспамятство кружило, водило, перемещало мерцающее сознание из одного слоя бытия в другой. Струились сквозь плотно сомкнутые веки ядовито-зеленые, искрящие по контуру, слепящим оранжевым цветом, омерзительные расплывающиеся овалы и круги. Наваливались сверху плотно сомкнутыми рядами грязно-розовые, пульсирующие тяжелые квадраты. Наполнялись невыносимой тяжестью, норовя стиснуть, сплющить выдавить душу из пространства бытия. И тягостно, безысходно накручивал одни и те же убийственные фразы скрипящий, как ржавые петли, отвратный, нестерпимый голос, вызывая в памяти образ тупой деревянной колоды. Убийственные фразы. Тупая колода… Плаха.
Эта мерзавка, захлебываясь, упиваясь подробностями, срываясь в восторженный визг, все повторяла и повторяла чудовищные обстоятельства гибели подростка. И ее мерзостный восторг, призадернутый посконной замызганной шторкой фальшивого «сочувствия», в одно мгновение переместил Ираиду в иное пространство. В пространство иных сущностей. И держал ее здесь сирой и убогой, беспомощной пленницей, засыпая горстями острые железные опилки прямо в измученную, беззащитную душу. Бесконечность… Если это и есть то, что ждет человека за последней гранью бытия, то уж лучше полная тьма!
Промелькнули серые веселые глаза на мальчишеском лице. Осветила и вмиг развеяла злой сумрак его озорная и немного ироничная, насмешливая улыбка…
— Что-то вы загостились здесь, Ираида Фридриховна! А давайте-ка я вам лучше совсем другое кино сейчас покажу.
Мальчишка подмигнул ей и вновь осветил ее душу ясной, немного насмешливой улыбкой.
И прекратили нестерпимое вращенье круги и овалы, сгинули тяжелые давящие квадраты, а самое главное - смолк мерзкий скрип ржавых врат, и будто кто-то вынул легкой рукой все острые железные опилки у нее из сердца.
***
Ираида с первого взгляда в лицо новой квартирной хозяйке поняла, что, наконец, обрела тихое и приютное пристанище. Женщина распахнула перед ней свежеокрашенную деревянную калитку, втиснутую между фасадом глинобитного дома и такой же глинобитной огораживающей двор от улицы, стеной — «дувалом», на местном наречии.
— Комнаты снимать? Да вы проходите, не стесняйтесь…
По дорожке, укрепленной гладкими булыжниками, вмурованными в цемент, Ираида прошла вслед за хозяйкой вглубь наполненного благоуханной зеленью двора. Виноградные шпалеры, пара персиковых деревьев, насколько гряд с помидорами и травами, крыжовник и семь огромных кустов сирени в полном цвету.
— Вот вода, недавно во двор провели, Там купальня. Сын наладил душ, утром шлангом воду в бак наливаем, солнце нагревает. Удобства, уж не обессудьте, в другом углу двора. А вот ваша времянка. Она без фундамента, но полы там деревянные, недавно покрасили, и печка есть. Летом можно готовить в пристройке.
Ираида прошла через деревянную пристройку, вслед за хозяйкой, и увидела интерьер времянки… Две просторные светлые комнаты. Так называемые, кухня и спальня. Окно кухни с кирпичной печкой в углу выходит в виноградник, окно спальни — во дворик благоухающий сиренью.
— Да это же дворец! — ахнула Ираида.;— Любовь Поликарповна сказала, вы сдаете времянку?
— Это и есть времянка, — пожала плечами хозяйка. — Полы ведь почти вровень с землей. Без фундамента…
— Но… это ведь целых две комнаты! Летний душ во дворе! И все в цвету!
— Живите, если по душе… Живите, сколько надо.
— А сколько?
— Говорю же, дочка, живи сколько хочешь, мы, вообще-то, и не собирались ее сдавать, Любовь Поликарповна сказала, что тебе негде жить… Ночуешь в классе… Разве это дело?
— Нет, сколько платить?
— А, оставь, какие с тебя прибытки, — махнула рукой женщина. — Любовь Поликарповна сказала, что ты еще учишься … На третьем курсе?
— На пятом уже. И… я ведь перевелась на вечернее отделение, работаю в школе. У меня зарплата есть!
— Да? Вот и слава богу, мой Санька тоже на вечернем учился, знакомая история.
— Но я не могу вас обременять… Как это — совсем бесплатно?
— Ну, плати, сколько сможешь, если тебе не совестно! Какое там обременение!
— Все-таки сколько? Пятьдесят рублей в месяц, вас устроит?
— Да ты в уме! За что пятьдесят!
— Две же комнаты!
— Одна, вторая кухня!
— Тогда сорок?
— Дочка! Мы же не на курорте, такие деньжищи с девчонки драть! Да как я людям в глаза гляну?
— Ну, тогда тридцать?
— Три! И отстань от меня! — засмеялась женщина.
— Тридцать три! — обрадовалась Ираида.
— Да господь с тобой! Просто три!
— Да как же это можно! Ну, хоть двадцать пять тогда?
Чей-то громкий смех прервал тогда их торг, грозивший стать бесконечным. Любопытная соседка, заглянувшая на «огонек», оказывается, слышала их с начала до конца и, наконец, не выдержала.
— Ну, вы обе и коммерсантки! Как ни зайдешь к вам, Лемешевым, всегда обхохочешься! Слышишь, жиличка, если тебе так приспичило четвертной платить, ступай ко мне, у меня тоже есть времянка, только гораздо хуже! Я тогда своего ирода, тунеядца выгоню.
— Ты тоже, Лукерья, та еще купчиха! — насмешливо укорила соседку хозяйка времянки. — Сама же парня иродом называешь, а пиво ему на опохмелку покупаешь!
— Так жалко дурака! Несчастная у него любовь… Вот и из отряда попятили…
— Так еще бы и нет! Ему кукурузник для чего народ доверил? Поля обрабатывать! А он что удумал? Накосил сирени полны закрома, да и вывалил все эту красу желанной во двор, да еще крылышками помахал!
— Да уж, а желанная оказалась с норовом… Не любительница сирени.
Ираида рассмеялась, эта история про незадачливого влюбленного романтика, тунеядца и ирода в одном лице ей почему-то сразу пришлась по сердцу.
— А вот я сирень люблю, души в ней не чаю! — призналась она женщинам.
Те внимательно посмотрели ей в лицо, а потом переглянулись.
— Ну, как уж ты, Лена, напророчишь… — обронила загадочную фразу соседка.— Рука-то у;тебя легкая…
— Так сколько? Может, хоть двадцать? — вернулась квартирантка к теме квартплаты.
— Пять, может? — спросила у соседки хозяйка времянки.— И за свет по счетчику…
— Елена Александровна! Да и цен таких нигде нет! — чуть не плача, воскликнула Ираида.
— Десять! Продано! — припечатала соседка.— Располагайся, жиличка. Лена, ты бы заглянула ко мне, что-то никак у меня твой рулет не получается…
Хозяйка с соседкой ушли, а Ираида с улыбкой на лице отправилась полюбоваться сиренью.
— Вы его не бойтесь! Его Борзиком зовут, кусается, но не больно, зубы еще молочные! Не рычи, глупый, свои… Вас Любовь Поликарповна прислала? Она папина учительница!
Девчушка возилась со щенком и ее, из-за густого полного молодых свежих листьев подроста сиреневых побегов, почти не было видно.
— А как тебя зовут?
— Ленка!
Немного времени понадобилось Елене Александровне чтобы раскрыть соседке свой очередной кулинарный секрет. А когда хозяйка вернулась, то застала двух юных леди на скамейке под сиреневым кустом. Квартирантка заплетала в косы ее внучке синие ленточки и рассказывала сказку Андерсена. Цветы маленькой Иды.
Елена Александровна всплеснула руками и восторженно вскрикнула, затаив лукавую улыбку в зеленых глазах.
— Вот ведь никогда бы не подумала, что Ленку можно расчесать и заплести без помощи всех родов войск!
Картинка внезапно расплылась, Ираида открыла глаза.
— Очнулась, наконец! Ирушка, Ирушка моя… Как же ты нас напугала!
— Почему так пахнет сиренью? Разве еще не отцвела?
— Да он тебе ее откуда только не возит, летчик твой! Эта вон из Мурманска аж!
— Это вы, тетя Луша…
— Ну, слава богу, в ум пришла!