Школота!

Глава 20. Ночь

Глава 20. Ночь

Умученные дежурством и выволочкой физрука, девчонки, в своей крайней палатке, заснули, едва только последний закатный луч соскользнул с вершины снежника.
Они не слышали, как возвращалась с дискотеки практика, не слышали смеха Подберезкиной с ее финальным кукольным: «Ой!» Не слышали, как разливался соловьем и гусарил Славка Цветаев, увиваясь за Нинкой в надежде лишний раз порадоваться ее смешку. И как забрела зачем-то к ним в палатку и потопталась у опорного столба Ахмедзянова.
Не слышали, как возвращались снизу, из летнего кинотеатра, десятиклассники, насмешливо иронизируя над слезомойными сюжетными вывертами индийского фильма. И как воспитательница, Любовь Петровна, заглядывая с фонариком по очереди во все палатки, просила веселых практикантов не шуметь и, наконец, угомониться.
Наивная Любовь Петровна… спустилась бы для разнообразия в нижний лагерь и полюбовалась, каково приходится ее коллегам, укладывающим в постели егозливых кишат. Вот уж кто никак не мог угомониться! Дрыхли без задних лапок только те полтора десятка веселых поварят, что вместо тихого часа занимались кулинарией, да и потом от всей души помогали дежурить. Особенно мальчишки.
Но пришла ночь и наступила тишина. Короткая июньская ночь, только шесть часов…
***
Ленка проснулась незадолго до рассвета. В треугольном проеме палатки в безлунном сумраке стремительными промельками носились светлячки. Мельтешили, как вчерашние кишата. Нежно благоухал цветущий боярышник и к его сладковатому запаху примешивался еще и тонкий ментоловый аромат тимьяна.
Склоны гор почти сплошь покрывали заросли цветущего тимьяна, и по ночам его эфирные испарения поднимались над сиреневыми соцветиями и витали в чистом горном воздухе.
Ленка прислушалась. В полном безветрии тишина в спящей дубраве была бы абсолютной, но склоны гор отражали и множили отражениями плеск воды, в реке, стремительно несущейся по камням на дне ущелья. Скромницы речушки, которую в иных пределах и ручьем-то не назвали бы. Но теперь она царила над безмолвным миром, и ее робкий обычно голосок в ночи превратился в грохочущий неумолчный рокот.
Может, ее разбудил этот грохот реки по камням? «Сладострастная отрава, золотая Бричмулла…» Но почему тогда льются неудержимо, как вчерашний утренний ливень, теплые слезы? Теплые и соленые, горючие слезы… Почему…
***
Он сказал ей всего-то пару фраз в ту первую их встречу и еще пару во вторую и последнюю. Беззлобно обозвал матрешкой, посоветовал спрятать композицию. Потом принес ей приглянувшийся ему лист формата А-3 из фонда и пожурил еще раз.
Если бы она знала тогда, если бы только могла знать, к какому шагу он себя готовил… К какому восхождению… Если бы знать! Она бы мигом объяснила ему, что выжить между молотом и наковальней шансов нет. Ни у кого, даже самого умного. «Либо с одной стороны, либо с другой!» — так сказал им в тот черный день историк. Из всего класса поняли его фразу только трое. Серега Неверов, Камал и она…
— Не спишь, Лемешева?
— Не-а-а…
Ленка вытерла слезы, уповая на то, что в полной предрассветной тьме ее соседка по палатке ничего не заметит. Ну, а плакать без звука она давным-давно уже приучилась…
— Он не мог по-другому, — внезапно сказала Марьям. — Просто никак не мог…
— Ты… о ком?
— Ты знаешь, — строго прикрикнула Марьям, — не притворяйся!
— Не буду, — вздохнула Ленка.
— Понимаешь, мы же в школе и день и ночь. А рядом полно шпаны… И кишата, они ведь такие бестолковые! Повадились таскать конфеты из магазина. Какой только идиот устроил этот магазин самообслуживания прямо перед школой, не знаю просто.
Марьям помолчала, видимо, тоже перебарывая рыдания. Ленка не торопила ее. Раз уж Кадырова решилась высказаться — скажет все, что собиралась. А что не собиралась, из нее все равно клещами не вытянешь.
— Сначала кишат засекли они, эти… ну, ты понимаешь. Потом уже участковый. Когда кишата таскали уже не карамельки в карманах, а… в общем, то, на что им эти упыри укажут. Ромка случайно оказался там, просек, в чем дело, и ввязался. Он не мог иначе. И ты бы не смогла…
Одно за другим. Там, у этих гадов, целая отлаженная система. Паутина, знаешь как бы… А в центре главная тварь — дергает за веревочки тех, кто покрупнее, те, свои звенья заводят и дергают уже их… Ну, а наши бестолковые кишата, как планктон в этой пищевой цепи.
— Тебя явно не Надежда Петровна биологии обучала, — смягчила Ленка шуткой нарастающий драматизм повести Марьям.
— Я в юннатский кружок два лета ходила…
— Да я пошутила.
— Знаю… — Марьям помолчала, а потом продолжила. — Участковый повадился ходить к нам, в интернат. Дескать, то, да се, кто, да где. Агентуру вербовал. Правда, Семен Ефимович его мигом выставил, когда узнал, зачем он таскался. И Ромке тогда же мозги прополоскал, но, как видно, тот уже увяз.
Не захотел мент с ним по-хорошему расстаться. Оставить в покое его не захотел. Стал к нему домой наведываться. Пантюша -  Ромкина соседка, она и рассказывала. Каждый день таскался… Добился своего. Ромка влез в эту паутину, чтобы всех разоблачить и сделать улицы любимого города чище… Вот, теперь любимый город может спать спокойно.
— Их, ну, этих, кто Ромку… поймали?
— Еще прежде, чем его Димка нашел. Сами повалили с чистосердечным, валом повалили, наперегонки. То-то чертов мент радовался… Матери только забыл сказать, что живым она сына уже не найдет, что Ромка сделал свое дело и МВД в его услугах больше не нуждается…
Пока Ангелина Викторовна Ромку по больницам и госпиталям искала, он уже давно в морге в Янгиюле лежал. Никем не опознанный. Так бы и похоронили, как неопознанного, если бы Димка Теотокас его не нашел. Только они вдвоем его и искали. Мама и друг… А того упыря, который шпану кровью повязал… Ромкиной кровью… ребята из внутренних войск брали. Ну и… не взяли живьем они его, короче… Автомат Калашникова штука стоящая.
Так что, не грузи себя, Лемешева, ничего бы ты не сделала, даже если бы знала. Ромка по-иному не мог. И я бы не смогла…
Ленка тоже больше не могла точить слезы молча. Она уткнулась в подушку и изо всех сил старалась заглушить так свои сдавленные рыданья. Марьям, конечно, все слышала, спасибо, хоть в соседних палатках рыдания заглушала спасительница-река…