Школота!

Глава 21. Первый пробный камень

Глава 21. Первый пробный камень

С дискотеки Эльмирка возвращалась одна. Чтобы не оказаться третьей лишней для Подберезкиной и Цветаева. Ни спичек, ни свечей в палаточном лагере, разбитом на террасах дубравы, конечно, никто и не думал заводить. На каждую палатку выдали по фонарику. И вот теперь эти двое беспечно кокетничали, хихикали и ойкали, освещая себе путь двумя лучиками. А Эльмирка да еще Славкин сосед по палатке молча плелись позади в густеющей темноте.
Плелись, чертыхаясь сквозь зубы и спотыкаясь о корни. Тропинка смутно белела под ногами только в тех местах, где смело с лессового склона сухую листву, многолетний, не истлевающий, дубовый опад. Эльмира была подавлена и расстроена.
Вчера Марьям Кадырова, кивком головы отозвала ее в сторонку и, смерив оценивающим взглядом своих черных глаз, тихонько спросила.
— Ты только никому: может, поменяемся? Я перееду к Нинке, а ты к Лемешевой?
Эльмирка тогда отказалась наотрез, опасаясь обидеть Нинку, единственную подругу. Сегодня же ей отчаянно хотелось эту единственную подругу все же обидеть. Поэтому Ахмедзянова завернула в крайнюю палатку, но и Лемешева, и Кадырова спали, как каменные.
Она не стала их будить, отправилась к «себе». Отсчитывала в полной тьме палатки, чтобы найти нужную, спотыкаясь и запинаясь о колья, путаясь в веревках растяжек, Эльмира не сразу, но нашла свою с Подберезкиной палатку. Едва только вошла в нее, Нинка, укутавшись в одеяло, погасила фонарик.
— Где тебя только носит, Ахмедзянова! Не шуми, я спать хочу!
Конечно, Элька могла бы ответить соседке, что не шуметь, укладываясь в свою постель, ей было бы сподручнее при свете фонарика, а не в кромешной темноте. Но она предпочла молча, наощупь, добраться до своей постели. Потом, так же молча, разделась и улеглась. Потому что никакого желания разговаривать впредь и отныне с этой эгоистичной, кокетливой фарфоровой куклой у Эльмирки больше никогда не возникнет.
Она молча лежала в темноте палатки и думала, что завтра же с утра подойдет к Марьям и скажет, что согласна на переезд. Ленка Лемешева никогда бы не оставила человека на темной дороге без света их общего фонарика. И никогда;бы не предала доверенную тайну огласке насмешливых одноклассников. И уж тем более, никогда не стала бы отбивать парня у подруги. Да, и не у подруги тоже. Да что там говорить! Лемешева даже у Пантелеевой не стала бы отбивать парня, будь он хоть принцем ее мечты!
Эльмирка воспринимала мир не совсем так, как его воспринимает большинство нормальных людей. Будучи глубоким интровертом, она при этом обладала незаурядной наблюдательностью и острой восприимчивостью. Действительность представляла девчонке не просто панораму окружающей среды, а все свои слои, пласты и разломы, всю многомерную структуру бытия. И людей Эльмирка с раннего детства видела в окружении искристого ободка. Каким-то чудом ей удалось наткнуться в журнале на статью об этом явлении. С восхищением Элька тогда узнала, что ободок называется аурой, а она, по-видимому, все же не душевнобольная.
Так тягостно было до сих пор вспоминать, как испугалась мама, когда шестилетняя Элька после смерти долго и тяжело болевшего отца, сказала ей, что у папы больше нет ободка. Что он погас.
Хорошо еще, что строгая бабушка за нее заступилась и не позволила матери затащить Эльку на прием к врачу. Врачей, любых, Эльмирка боялась, как огня.
— Не сходи с ума, Амиля! Это же дитя! Она еще ангел сама и даже ангелов может увидеть, — заявила бабушка своей невестке.- Не вмешивай сюда врачей!
Конечно, Эльмирка понимала, что видит ободки над головами людей не глазами, не наяву… Но легче ей не становилось.
С самого раннего детства Эльмире казалось, что помимо нее самой, в ее сознании обитает кто-то еще. Огромный, неохватный, жуткий. Этот «кто-то еще» смотрел на мир глазами Эльмирки, видел тысячи оттенков, граней, форм, воспринимал и поглощал краски и звуки, слова и жесты окружающих с какой-то болезненной скурпулезной отчетливостью. Этот кто-то заставлял Эльмирку видеть мир сущий сквозь какой-то волшебный фильтр и так бесконечно мешал ей в этом мире просто жить!
Жить, как ей самой хотелось. Как жили все нормальные люди вокруг нее! Ленка, Марьям, Нинка, Славка или даже тот же Камал, которому, видимо, удалось справиться со своим «подселенцем». «Подселенец» у Камала точно был. Эльмирка почти сразу же это почувствовала, когда увидела, как Камал пишет акварелью. Потом она пару раз перехватила и его взгляд на свой рисунок и буквально кожей ощутила, что он тоже про нее все понял. Камал тогда быстро отвел взгляд. Слишком поспешно. Наверное, правильно сделал. Если бы их «подселенцы» встретились взглядами, ее мир уж точно обрушился бы внутрь себя. Как песчаная круглая башня на пляже.
Так много вмещало Эльмиркино сознание, что справиться с этим несущимся стремительным, сверкающим всеми красками мира потоком, не было никакой возможности. И тогда Элька хваталась за спасительный карандаш. Ей было очень много дано. Но еще большего не хватало!
Ахмедзяновой не хватало бесстрашия и находчивости Ленки, врожденной грации, обаяния и даже кокетливого лукавства Подберезкиной. Ей так не хватало прямолинейности и стойкости Марьям. Не хватало беззастенчивой уверенности в себе Славки Цветаева и даже детской бездумной непосредственности отличницы Леки. Эльмирка осознавала, что жить в этом мире с ее не вмещающимся ни в какие рамки восприятием без внешней защитной оболочки, которая есть у всех ребят, ей будет невыносимо трудно.
И вот оно началось. Первый же пробный камень на ее пути… Эльмир.



Отредактировано: 29.01.2017