Схождение Первородной

1. Ксанта в огне

Лорен

Подлость судьбы состоит в том, что она никогда не выбирает достойных и виноватых. Просто бросает кости, и никто не умеет мухлевать в этой игре. И победителей тоже не бывает. Мы проиграли судьбе всё, что только можно было проиграть. А ведь игра идет даже без нашего согласия. Судьба — хитрый игрок или искусный кукловод. Или просто сволочь. Какой бы из этих ярлыков я на неё не повесила, сути это никогда не меняет.

Пока судьба играла свои жестокие игры с другими несчастными, я жила в Бразанасе и у меня даже получалось верить, что всё не так плохо, как кажется. Трагедии жизни, война и голод всегда были где-то далеко. Несчастья разваливали одну страну за другой, но Бразанас как-то держался. Море давало пропитание, а Айрис — защиту. Айрис не была моей матерью по крови, но во всем остальном полностью подтверждала своё абсолютное право на это слово. Я жила с ней шестнадцать лет и никогда не задавалась вопросом, почему у нас так мало общих черт. Это и не было важно. Айрис заменила мне всех, кого я потеряла и до какого-то момента я даже не осознавала масштабы своей потери. Она отдала мне всё, что имела, чтобы в конце отдать и жизнь. А в этом уже скрывается подлость любви, только к этому уроку я была ещё не готова.

Бунт Стихий не начался за один день. Когда Созидатель спустил свои мёртвые легионы на мирные города, небо не взорвалось, мир не окутал Мрак, не пришли жестокие морозы, а мы все не исчезли в круговороте неотвратимого катаклизма по щелчку пальца. Нет, тогда судьба дала нам поблажку. Или то была насмешка? Как знать. Созидатель исчез, и мир не разорвал себя на части. Катастрофа подбиралась незаметно, словно болезнь, погружая свои гнилые пальцы в каждого из нас. И оставалась тенью в наших жизнях до тех пор, пока не стало слишком поздно.

Сначала пришли холода. Год за годом зима становилась длиннее, лето всё чаще проходило в дождях. Я ещё помню те времена, когда лето было таким, как любила Айрис. Было очень жарко и выходить в море всегда приятно, когда жара и лёгкий бриз вступают в тандем. Сейчас я уже и не могу вспомнить, когда солнце в последний раз приносило жару. О тепле теперь оставалось лишь мечтать и благодарить судьбу за то, что мы ещё можем отличить день от ночи.

Земля погибала медленно, но неумолимо. Поля приносили все меньше урожая, а деньги теряли смысл. Если нельзя купить самое необходимое, от золота нет толку. Разве что удавиться им, когда всё станет слишком плохо. Даже когда в Форфилде начался голод, мы не ощущали его, потому что морская дева всё ещё была к нам благосклонна. Пока весь мир запускал гонку на выживание, мне жилось неплохо. Айрис была со мной, а когда рядом есть кто-то, кого ты любишь, и кто любит тебя, даже самые ужасные вещи не кажутся такими уж и ужасными.

И всё же море становилось холоднее и великаны, среди которых мы жили, начали передавать друг другу тревожные истории и даже Вождь не мог пресечь панику, он поддавался ей сам. Великаны — хороший народ. Многим кажутся грозными и жестокими, но под грубой кожей прячутся добряки. Они приняли нас с Айрис, дали место, которое можно называть домом и научили рыбачить. Со временем у Айрис появилась даже своя небольшая шхуна и я помню, как великаны трубили в свои горны, когда мы пересекались в море. Они махали ей рукой, а она махала в ответ и улыбалась. Солнце бросало блики на их разнообразные рога и по силуэтам я всегда могла узнать, кто проплывал мимо.

Иногда великаны помогали нам, порой мы помогали им. И это была хорошая жизнь. Я часто вспоминаю, как лежала на палубе шхуны Айрис и слушала волны, пока лицо нещадно обгорало под ослепляющими лучами солнца. Вспоминаю саму Айрис и крики чаек, звуки горна и запах рыбы. Раньше воротило, а теперь я готова отдать душу, чтобы ещё раз увидеть, как она готовит рыбу и невольно скривиться от запаха, потому что она совершенно не умела её готовить. Во времена, когда мои руки пахли сталью и кровью, а слух терзали крики боли, я вспоминала о той жизни, которая теперь казалась чужой.

Я помнила имена великанов, их истории и дорожки, что вели к дому, где мы с Айрис жили, и эта память ранила ту часть моего естества, что ещё была способна радоваться хоть чему-то. И скучала по морю, по великанам и по той жизни, что теперь была мне чужой. Когда бремя службы было слишком тяжёлым, я утешала себя мыслью о том, что когда-то у меня снова будет шхуна и полные сети рыбы, которую я тоже не умею готовить. Но даже если я вернусь домой, ничего не будет так, как было раньше.

Айрис говорила, что боги благословили её, направив в Бразанас. И я верила ей. Верила, пока не поняла, что боги не благословляют, а просто дают промашку. А за прочие блага нужно платить. Боги никогда ничего не дают просто так. Я поняла это, когда мне было шестнадцать и с возрастом лишь убедилась в своих выводах.

Стояла прохладная весенняя ночь. Мы уже давно не входили в море. Воды стали слишком грозными для нашего маленького судна, приходилось полагаться на запасы и милость природы. В ту ночь я лежала в постели и смотрела, как за окном кружатся мелкие снежинки — слишком непривычно для месяца Трав. Лишь спустя время я поняла, что это был очередной рубеж Бунта Стихий. Точка невозврата, после которой о летних деньках можно лишь вспоминать. Именно тогда, в ту самую ночь всё привычное и непривычное резко потеряло значимость. А я потеряла Айрис, дом и жизнь, что у меня была и могла бы быть.

Культ Весифера разрастался, словно чума. Последователи Весифера, увидев мощь Созидателя, задались целью отыскать своего господина и исправно жертвовали своему кровавому богу жизни. Счёт шёл на тысячи, а Созидатель все не возвращался. Наверное, даже у мёртвых есть свои пределы. Спустя столько лет никто и не надеялся на его возвращение, но Весифер щедро награждал смертных слуг, даже не имея связи с ними через Созидателя. Именно этот факт сделал Культ главной болезнью погибающего мира. Все, кто не хотел сражаться, выживать или просто имел достаточный запас жестокости, пополняли ряды культистов, и скоро небольшая группа белденских фанатиков превратилась в мощнейшую военную машину, останавливать которую многим странам было просто некем и нечем.