1
Январский вечер. Суровый преемник московской зимы. Это был 1994-й год — медиана самого жесткого десятилетия новейшей истории России.
Атмосфера вокруг противоречила всем канонам гедонизма: перрон вокзала, вдоль которого вязко бродили уставшие работники станции. Железнодорожные пути, шпалы которых придавали им вид горизонтальных лестниц, бесконечно уходящих в противоположные стороны. И не понять, какая из них ведет вверх, а какая — вниз.
Посреди перрона стояла группа мужчин. Возраст у них был разный, чего не скажешь об одежде: на каждом одинаково потускневшие зимние куртки и трикотажные шапки, натянутые до верхушки бровей. Из под этих бровей, в зернистой мгле студеного вечера, просачивался взгляд, одинаково суровый, уставший и устремленный вперед.
Некоторые из мужчин держали во рту сигарету, янтарный наконечник которой проигрывал световую битву огням вокзальной архитектуры. Кто-то заводил рефлекторный танец, переминая ногами, в отчаянной попытке спастись от холода.
Среди этих мужчин был двадцатипятилетний Никита Померанцев. Он не курил, никогда. А от холода спасался периодическим разворотом корпуса и иррациональным натягиванием шапки на уши, хотя она оттуда никуда и не девалась.
Туловищем он шевелил еще и потому, что, как и все в этой группе, ждал прибытия грузового состава. Время было позднее, а мужикам еще предстояла длительная работа по разгрузке вагонов. Впрочем, надежд, что кто-то из них вернется домой раньше рассвета, не было ни у кого. Они ошиблись.
К толпе подошел другой мужчина, возраста старше пятидесяти, в такой же неприглядной куртке. Правда, на голове у него была шапка из меха.
— Мужики, расходимся. Поезд не придет, — сказал подошедший, дыханьем согревая ладони.
Толпа переглянулась, послышались возгласы в перемешку со смешком.
— Почему? — Спросил Никита.
— Там какая-то авария под Калугой, все составы встали. Сегодня точно ждать нет смысла.
В толпе снова послышалось бурчание.
— Так это че, сегодня без денег? — Выкрикнул один из мужиков.
— Ну раз работы нет, то и денег не будет.
— Зашибись! — Произнес тот же мужик.
Толпа начала рассеиваться. Три человека из нее организовались чуть поодаль, намереваясь залить отсутствие труда в ближайшей рюмочной.
Никита остался на месте, продолжая смотреть в даль уходящих путей. Сегодня он придет домой без денег. В последние несколько месяцев такой исход трудового дня был для него не редкостью. Впрочем, как и для половины страны.
Постояв так минуты две, Померанцев зашагал вдоль перрона. Метро еще было открыто.
2
Никита отворил дверь своей квартиры. В прихожей было темно, но мужчина не стал включать свет. Привычка экономить въелась в его мироощущение, к тому же, для того, чтобы разуться, хватало света, доносимого из кухни.
— Привет, — сказал он, входя в кухню и глядя на жену.
— А ты чего так рано? — Спросила девушка, оторвавшись от своего занятия. Она вручную перебирала на столе гречневую крупу, изымая из нее мелкие камни и прочие побочные элементы.
— Поезд не пришел, — ответил Померанцев и подошел к газовой плите. Он поднял крышку кастрюли и заглянул внутрь.
— То есть, вам не заплатили? — Девушка посмотрела на мужа.
Никита повернулся лицом к жене и скрестил на груди руки. Не дождавшись ответа, она продолжила перебирать гречку.
— Данил заболел, — сухо произнесла девушка, не отрывая взгляд от стола.
— Что с ним?
— Температура. Днем тридцать девять было.
— Он спит?
— Да.
Никита медленно подошел к свободному стулу и сел напротив жены.
— Сейчас он как? — Спросил молодой отец.
— Врач приходила, выписала лекарства. Температуру сбили, но все равно…
Никита опустил голову.
— Дорогие лекарства? — Он снова посмотрел на жену.
— А что сейчас дешево? Я маме позвонила, попросила приехать, одолжить денег. Она привезла лекарства и дала пятьдесят рублей. Неудобно было брать, но что делать. Сказала возвращать не надо.
— Мы вернем.
Девушка ничего не ответила, в комнате повисла пауза.
— Завтра я позвоню в ментовку, напомню о себе, — продолжил разговор Никита.
— Если б хотели взять, уже давно сообщили бы.
— Все равно позвоню.
— Нам нужно что-то с этим делать, — девушка оторвалась от своего занятия и посмотрела на мужа. — Так мы долго не протянем. Сколько я еще буду у мамы деньги просить?
— Я знаю, Наташ, я устроюсь куда-нибудь.
— Может, снова обратишься к своему ротному? Вдруг, у них что-то появилось?
— Нет, — мужчина покачал головой. — Недавно с сослуживцем общался, он разговаривал с ротным. В армии сейчас совсем плохо. Мест нет, а те, кто служит, сами еле концы с концами сводят. Не переживай, завтра позвоню в милицию. Если туда не получится, устроюсь куда-нибудь охранником.
Девушка снова опустила взгляд на стол и продолжила перебирать крупу.
— Разогреешь себе суп? — Спросила она, не поднимая головы.
— Сначала зайду к Дане.
Никита медленно отворил дверь детской. Не включая свет, он подошел к люльке, где спал его сын.
Тихое, размеренное дыхание ребенка казалось особенно хрупким на фоне гремящего шторма России 90-х, а детская кровать являла собой остров спасения. Увиденное обострило отцовские чувства Никиты. Глядя на своего годовалого сына, огражденного от мира решетчатыми стенками люльки, он понимал, как хрупка эта ограда. Раз его сыну выпало родиться в такое тяжелое время, то только он, его отец, является гарантом безопасности для всей семьи. Суть отцовства, смысл жизни взрослого человека — оградить детей от суровой реальности окружения. И за это Никита готов был положить свою жизнь.
Мужчина наклонился к люльке и прикоснулся губами ко лбу малыша. «Температура есть», — подумал молодой отец и вышел из комнаты.
3
#3670 в Детективы
#453 в Криминальный детектив
#12798 в Проза
#5635 в Современная проза
Отредактировано: 05.10.2024