Штефан

Часть 1. Глава 18. Четвертая вершина

                                                                               1

Степан с Мироном, услыхав условный сигнал, двинулись вперед. Елизаров ожидал их, прислонясь к стволу дуба. Белки его глаз светились, словно их натерли фосфором. У его ног сидел немецкий часовой. Степану показалось, что тот задремал на посту, опершись плечом на винтовку и склонив голову на грудь, но разум подсказывал, что подобное невозможно и немец, на самом деле мертв. Второе тело, принадлежавшее офицеру, лежало в канаве на расстоянии нескольких шагов позади дерева - смерть настигла его во сне. Из-под шинели, которой он был накрыт, свисал на перекрученном ремешке бинокль. В его полевой сумке были найдены: тетрадь, компас, линейка, карандаш и целлулоидный круг для измерения углов. Рядом, прямо на земле, стоял телефонный аппарат. Исправный. Елизаров приподнял над травой провод, уходящий в темноту между деревьями. Судя по всему, это был немецкий наблюдательный пункт, корректировавший огонь артиллерии.

- Это хорошо, - прошептал Елизаров, - один глаз мы немцам подбили, теперь станут хуже видеть. Кто там упоминал про нить Ариадны?

- Я, - отозвался Федорин.

- Молодец. Вот по проводу мы и двинемся. Авось, и укажет нам, где прячется их батарея.

По расчетам Елизарова, они сейчас находились недалеко от передовых немецких позиций. Где-то здесь, в лесу, пряталась пулеметная точка, которая весь вечер не давала русской пехоте подняться в атаку. Хорошо бы накрыть и ее, но темнота, обволакивающая деревья, не позволяла рассмотреть даже свои руки.

 - Ваше благородие, - удивленно прошептал Степан, склонившись над одним из мертвецов, - да вы ему шею как цыпленку скрутили.

Поручик ничего не ответил, только белки его глаз зловеще сверкнули. То ли от усталости, то ли еще отчего, но Федорину вдруг показалось, что он все еще крепко спит в своем грязном окопе, а все происходящее на опушке ночного леса – всего лишь игра его воспаленного воображения. Ничего удивительного в этом не было: за три недели в его жизни случилось столько невероятных и трагических событий, сколько не случалось за все предыдущие двадцать лет.

- Федорин, - прозвучал над ним чей-то голос, и, потянувшись к нему, Степан будто выбрался из вязкой и холодной тины.

- Я здесь, - ответил он, непонимающе хлопая глазами.

Мирон усмехнулся и покачал головой. «Свалился на нашу голову, - подумал он про себя, - возимся с этим Федориным, как с дитем малым». Вслух же произнес:

- Крепко спите, господин унтер-офицер. Мы вас минуты две уже не можем добудиться. 

Оглядевшись вокруг себя, Степан понял, что опушка леса ему не приснилась. Также безмолвно и страшно застыли на земле тела немцев. Вокруг по-прежнему растекалась темнота, но на горизонте уже понемногу светлело. Воздух сгущался и холодными тонкими пальцами заползал под гимнастерку.

- Надо спешить, - прошептал Елизаров и указал пальцем в чащу. – Тащите их туда.

Степан с Мироном перенесли тела немцев в канаву и забросали их валежником. После этого группа двинулась по телефонному проводу вдоль опушки леса. Через некоторое время Елизаров снова поднял руку, и разведчики замерли на месте. Еще шаг, и они бы запутались в клубках колючей проволоки. В тишине послышалась негромкая немецкая речь, а до ноздрей Степана долетел ароматный дымок трубочного табака. Несколько мгновений Елизаров всматривался в темноту, потом медленно попятился и махнул два раза: мол, двигайте обратно. Разведчики стали медленно отступать (телефонный провод пришлось бросить). Почти не дыша, они отошли от опасного места и, изменив направление, двинулись в обход.

- Мы чуть не напоролись на немецкий дозор, - прошептал Елизаров. – Нужно отыскать проход между их позициями. В поле мы окажемся как на ладони, так что пойдем через лес.

Словно в подтверждение его опасений, из-за облаков вынырнула луна, коснувшись верхушек деревьев своими мертвенными лучами. Поручик направил группу в самую чащу. Степан не переставал удивляться, как тому удается ориентироваться в такой темноте? Несколько раз они останавливались, прислушиваясь к шорохам ночного леса - порой до них доносился отдаленный топот марширующих колонн и поскрипывание лошадиных повозок. По их лицам, царапая в кровь кожу, скребли ветки, а пни и коряги цеплялись за сапоги, заставляя спотыкаться. Необыкновенное чутье Елизарова вывело группу на звериную тропу. Ветви здесь переплетались не так плотно, и идти стало полегче. Когда же Степан потерял счет времени (ему казалось, что минула целая вечность), они вновь вышли к опушке леса. Луна уже побледнела на фоне светлеющего неба, а в складках холмов начинал сгущаться туман. Мирон забрался на дерево и в бинокль рассмотрел колонны противника. Они перемещались на северо-на восток, окутанные облаками дорожной пыли. Сомнений не оставалось: немцы готовили наступление, подтягивая войска и тыловые части к линии фронта. Дорога тянулась вправо и, обогнув холм, сворачивала в направлении небольшой рощи. Мирон спустился с дерева и доложил, указывая в ее сторону:

- С левой стороны несколько пней, прикрытых ветками. Возле кустов рассыпана глина, лопат на пятьдесят. Похоже на скрытую артиллерийскую позицию, но самих орудий не видно.

-  Окопались, черти, - процедил сквозь зубы Елизаров.

Место и впрямь казалось подходящим для укрытия в нем одной-двух батарей, но утверждать наверняка было затруднительно: ложементы могли оказаться брошенными. По мере того, как туман прижимался к земле, с левой стороны от рощи начали проступать очертания каких-то развалин. Видимо, недавно на этом месте находился хутор. Он тоже мог служить прикрытием для огневых точек противника, но ничто не выдавало этого – в той стороне по-прежнему царило сумеречное безмолвие. Оставалось только одно: наблюдать.