Штефан

Часть 2. Глава 4. Последнее Рождество

Вот и наступил долгожданный Сочельник. Из дворов уже соблазнительно пахло хлебной выпечкой и студнем, приправленным чесноком и петрушкой, а кое-где по воздуху плыл ароматный дымок от запечённого гуся или цыпленка. На улицах города, несмотря на продолжавшуюся войну, царила предпраздничная суета: все куда-то непременно спешили, закупали свечи и масло для лампад, доставали из сундуков елочные украшения; почтальоны разносили по адресам поздравительные открытки и письма. Как-то незаметно настроение предстоящего праздника увлекло и Алексея Петровича. Его коллега, Егор Прохорович, недавно женился и теперь звал его в гости на Рождество. Чета Мироновых предвидела, что сыщика придется упрашивать долго, ведь по его же словам он "не хотел докучать молодоженам своей холостяцкой религией». И все же им удалось совершить невозможное - случилось на входе в сыскное отделение

- Алексей Петрович, - с укоризной выговаривал ему Егор Прохорович, - ну неужели вам не надоело жить, подобно затворнику? Пора уже выбираться на свет из вашей зашторенной квартиры. В темноте ведь все предметы кажутся серыми, но это же обман: мир полон красок!

- Да бросьте, Егор Прохорович, - усмехнулся в ответ Белозеров. – Мне сейчас неудобно перед вашей многоуважаемой супругой, ведь она наверняка подумала, что перед ней сам граф Дракула. Поэтому, дабы развенчать о себе все мистические домыслы, мне, судя по всему, придется принять ваше предложение.

Елизавета Леопольдовна улыбнулась.

- Вы зря беспокоитесь, Алексей Петрович, что я могла как-то неправильно о вас подумать, - произнесла она мягким и приятным голосом. - Егор Прохорович достаточно много рассказывал мне о ваших расследованиях, и после его слов я смогла прийти к заключению, что вы неисправимый реалист и совершенно не склонны к мистицизму. К тому же я заметила, что в отличие от множества людей у вас абсолютно отсутствуют клыки. Поэтому я очень рада, что вы приняли наше предложение и отпразднуете Рождество вместе с нами.

Белозеров любезно поклонился; Елизавета Леопольдовна протянула ему руку, и он поцеловал ее.

- Да, - спохватилась женщина, - если вы не станете возражать, Алексей Петрович, я приглашу свою подругу.

- Я не вправе запрещать вам этого, - ответил он.

И вот – канун Рождества, Сочельник. Белозеров и Миронов освободились с работы пораньше. В квартире у Егора Прохоровича, еще недавно имевшей печальный вид холостяцкого жилища, теперь все сияло чистотой и пахло ёлкой, которая с подвязанными ветвями стояла в углу и терпеливо дожидалась, когда ее расправят и начнут наряжать. Рядом, на полу, лежала деревянная крестовина.

- Сам выстругал, - похвастался Егор Прохорович.

 Елизавета Леопольдовна встретила их в коридоре, извинилась за свой домашний наряд и вновь устремилась в кухню, успев сделать распоряжение:

- Егор Прохорович, напоите Алексея Петровича чаем.

Как только она скрылась из виду, с кухни стали доноситься звуки, свидетельствующие о весьма кипучей кулинарной деятельности.

Мужчины проследовали в гостинную. Посреди неё располагался стол, застеленный белой накрахмаленной скатертью, с каждой стороны которой стояла чистая тарелка и лежало по нескольку столовых приборов, а центральную часть занимал большой медный самовар и вафельница, заполненная печеньями; на спинках стульев лежали сложенные в несколько раз чистые полотенца. Скромное убранство комнаты завершал сервант, два кресла и диван, рядом с которым стояла большая картонная коробка с ёлочными украшениями.

- Егор Прохорович, - заговорчески зашептал Белозеров, - наверняка ваша супруга рассказала своей подруге… Кстати, как ее зовут?

- Любовь Павловна.

-  Замечательно. Так вот, наверняка она сказала Любови Павловне, что я отъявленный холостяк и совершенно свободен для новых отношений.

- А разве это не так, Алексей Петрович? – изумился тот.

Белозеров украдкой оглянулся на дверь, ведущую в кухню.

- Помните, я рассказывал вам о помещице, с которой познакомился в отпуске?

Егор Прохорович уставился на него как баран на новые ворота:

- Так это же еще до войны было, Алексей Петрович. - И тут его словно осенило: - Постойте-постойте, - он стукнул себя ладонью по лбу, - это не та ли дама, что месяца три назад явилась прямо в отделение? Хотя, нет – по слухам она гораздо моложе той женщины, о которой вы мне рассказывали.

Белозеров устало вздохнул и покачал головой.

 - Даже за стенами полиции невозможно укрыться от сплетен, - посетовал он. - Это была моя дочь, Евдокия.

Егор Прохорович даже присвистнул:

- Вот это да! И… - тут он замялся, вспомнив, насколько болезненна для его коллеги данная тема, но Белозеров сам завершил начатую фразу:

- ... мы с ней подружились.

- Да вы что, Алексей Петрович, - искренне обрадовался Миронов, – вот это новость! Я очень рад за вас. Эх, кабы уже можно было, - он с тоской посмотрел в сторону серванта, в котором дожидалась своего звездного часа бутылка шустовского коньяка. – А что же насчет той помещицы?

Белозеров пожал плечами:

- На какое-то время я почти забыл её, а в последние месяцы, знаете ли, вспоминать начал, и чувства к ней будто заново ожили. Что-то со мной происходит, Егор Прохорович: многое я стал переосмысливать в своей жизни. И вот, в иной раз думаю: «Зачем всё»?

- А вы не пытались ей писать?

- Пытался, но писатель из меня никудышный. Перечитываю, сминаю и в печку -  таков удел моих творений. Не письма у меня выходят, а какие-то признательные показания.

- Эх, Алексей Петрович. Главное в подобных делах – это искренность и сердечность. Ей нужны вы, а не Пушкин. А насчет подруги Елизаветы Леопольдовны не беспокойтесь. Ее муж не так давно погиб на фронте, и вряд ли она рассчитывает закрутить с вами роман. Просто ей сейчас непросто, и мы решили хоть как-то её поддержать.