Штефан

Часть 2. Глава 15. Настасья

                                                                                 1

После обеда над селом сгустились тучи и зарядил мелкий колючий дождик. Сделалось темно и прохладно. Осенняя земля жадно впитывала влагу и вдосталь напившись, зажурчала мутными ручьями. Только оврагу, густо поросшего лопухами и крапивой, все было мало и вода устремилась в его мохнатое брюхо, неся с собою листву и мелкие ветки.

Степан, переведенный за грамотность в должность секретаря отряда, только что закончил править очередное распоряжение командира и, отвалившись от стола, посмотрел в запотевшее окно. Последние два дня он чувствовал себя больным и разбитым. Сильный кашель не давал ему по ночам покоя, а врач отряда, как назло, не так давно исчез. Поговаривали, что он сбежал к белогвардейцам.

- Не зги не видать, - молвил Степан, отворачиваясь от окна. – Вот погодка выдалась.

- Чего ж ты хочешь, - ответил Игнат Захаров, зашедший в штаб по служебному делу. – Осень, как-никак.

- Да, - хмуро произнес Степан.

- Что-то не веселый ты, Федорин. Болезнь замучила или еще чего?

Степан машинально оглянулся по сторонам и наклонился поближе, к самому уху Игната. Кроме товарища его сейчас никто не слышал - дверь в комнату командира была плотно прикрыта, а часовой находился снаружи.

- Устал я, сил нету, - прошептал он, ударяя себя в грудь. – Болит тут все. На прошлой неделе расстреляли двух молодых парней. Они будто бы доносили о нас Петлюре[1]. А на самом деле, поговаривают, Сенька Кривой из нашего отряда, давно на их отца зуб имел. Вот и состряпал донос, чтобы отомстить, да побольнее. А на днях повесили четверых крестьян, отказавшихся отдавать зерно. Детки-то их, оборванные, тощие, плакали возле эшафота. У меня теперь всю жизнь их голоса в голове звучать будут. Когда же это закончится, Игнат? Когда жить-то начнем по-человечески?

- Тихо, - шикнул на него товарищ, – место для разговора ты выбрал неподходящее. Потерпи, Степан. Все рано или поздно разрешится.

Договорить он не успел, потому что вдали раздались ружейные выстрелы. Стекло со звоном раскололось и вылетело из оконной рамы, впуская в натопленную избу шум дождя и волны сырого воздуха. Пуля ударилась в портрет Ленина и, пробив его, смачно впечаталась в деревянную стену.

- Белые! – раздался вдалеке истошный крик, и все во дворе ожило, задвигалось.

Теперь стрельба доносилась отовсюду. Земля задрожала от топота ног и конских копыт.

Бух! - пол и стены содрогнулись от разрыва орудийного снаряда.

Дверь в комнату командира, ржаво взвизгнув на петлях, распахнулась. Сам он, не спавший двое суток после дерзкой вылазки в тыл белогвардейцев, возник в проеме, на ходу застегивая гимнастерку и портупею. Лицо его выглядело помятым, но глаза уже горели лихорадочным блеском.

- Где начальник штаба? – закричал он.

- Только что тут был, - ответил Степан.

- Все бумаги собрать и держать при себе, - распорядился он и, вызвав часового, приказал ему отыскать Лихачева.

Степан тут же принялся засовывать документы в папку, а в это время начальник штаба объявился сам. Он вымок до нитки и тяжело дышал. Сказал, что под ним убили коня и ему пришлось немного пробежаться.

- Сколько их? – коротко спросил его Воронов.

Бух! - взрыв снаряда прервал его, а оставшиеся стекла жалобно зазвенели в рамах.

- Много, - ответил тот. – Сотен пять-шесть. Идут наметом[2]. Если задержимся, они окружат село.  Надо уходить и немедленно.

Воронов ничего не ответил и выскочил на улицу. Ему подвели коня, и он тут же вскочил в седло.

- Потапов, бери пятьдесят самых лучших бойцов - прикроешь отступление отряда. Если окружат, прорывайтесь в направлении на Кузьмину Гать. Будем вас ожидать в условленном месте. Остальные, за мной!

Тем временем Степан и Игнат тоже выскочили на улицу, но про них будто все забыли.

- Вот-те на! – удивленно воскликнул Игнат, видя, как последние бойцы отряда скрываются за серой пеленой дождя. - И куда нам теперь деваться?

Звуки боя приближались.

- Дуй к оврагу, - скомандовал Степан.

Они побежали. Дождь полил так плотно, что избы сделались едва различимы в накрывшей их темноте. Под сапогами, вязнущими в грязи и лужах, громко хлюпало и Степан, поскользнувшись на мокрой траве, грохнулся на землю. Папка с документами выскользнула из его рук, и все бумаги высыпались под холодные струи дождя. За несколько мгновений они превратились в мокрую и грязную кашу.

- Брось, - крикнул ему Игнат, но Степан кинулся собирать документы и пихать их обратно в папку.

Стрельба и крики усилились. Степан вдруг увидел, как из толщи воды образовался темный силуэт всадника, и топот конских копыт на несколько мгновений заглушил шум ливня. Что-то зловещее и беспощадное таилось в этой темнеющей фигуре в высокой меховой шапке, вынырнувшей из темноты, словно из преисподней. «Нет!» - закричал кто-то внутри Степана, когда на его глазах голова Игната с хрустом отделилась от тела и с глухим ударом шлепнулась возле грязной лужи. Ему захотелось умереть вместе с ним, но мысль о папке с документами тут же отрезвила его замутненное сознание. Всадник на некоторое время вновь исчез и Степан рванул в сторону оврага. За спиной послышался конский топот. Он приближался, становясь все сильнее и сильнее. Степану уже чудилось на затылке чье-то дыхание , он зажмурился, ожидая смертоносного сабельного удара, когда ноги его соскользнули и полетели впереди его тела. Мир закружился перед глазами словно карусель. Он и сам не заметил, в какой момент потерял сознание…