Злить без толку игрока,
Чай не сыщешь дурака.
Окромя едина только
Шибутного паренька.
Но поскольку энтот спец,
К Лене клинья бьёт, стервец.
Рунич на флажок французский
Враз порвёт его. Конец!
И вернувшися домой,
Пожалел, что том-другой,
Из сынулиных запасов,
Недодумал взять с собой.
Потому как у сынка,
Руки вперены в бока.
И скандальны намеренья,
Видно прям издалека.
«Сыночка, дитя моё,
Что ж ты чёрн, как мумиё?
Кто тебе в моё отсутствье,
Мог испортить житиё?»
Тот, шипя, как керозаг:
«Кто я? Брякни ещё раз!
Пап, любимой погремушкой,
Отоварю сей же час!»
«Я твою, дружок мечту,
Обязательно учту.
Нет, ну, если ты, стервец,
Впрямь считаешь, что отец,
День и ночь шкребёт затылок,
Чем споганить твой житец,
То, пардон за прямоту,
Но мне прям невмоготу…
Антересно, где ж такую,
Достаёшь ты наркоту?
Сделай милость, как-нибудь,
Мне такой же раздобудь.
К деньрожденьевой пирушке.
Ты улавливаешь суть?
Ну-ка мне дыхни в лицо!
Налимонился винцом?
Ты когда ж на вид тверёзый,
Перейдёшь, в конце концов?!»
«Я ж, папа, по словарю,
Для «Блондинок» говорю!
Что сопишь-то? Перебрал я,
Невзначай… нашатырю.
Впрочем, счас во мне взыграл,
Не поверишь, либерал!
Дуться хочешь – бубен в руки,
А я к Леночке погнал!»
Рунич гаркнул, вдруг:
«Стоять!
Чтоб тапереча сбежать
Твои шансы нулевые
Уж должон соображать!
И по здравому уму,
Бубен энтот мне к чему?
Забери его обратно.
Чай сгодиться кой-кому!
Хочешь ты, але не хошь,
Но отец, ядрёна вошь,
Испокон имеет право,
На положенный гундёж!»
Сын насилу свой рукав
Из клешней отца изъяв,
Молвил:
Я всё понимаю.
Пардон, папа, был не прав».
«Как же! Понимает он!
Энто ж ты в неё влюблён?
Домогаясь беспробудно.
Ты – «французский охламон»!
Неча супиться в лице!
О тебе, о стервеце,
Вся прислуга балабонит,
Меж собою на крыльце.
Нет, я рвению твою,
Офигительно ценю!
И, глядишь, под энто дело,
Те импичмент объявлю.
Не сопи! Сыму зараз,
Весь греховный твой запас!
Я вапче душой радею,
За судьбу греховных масс!»
«Папенька, ты мне под ночь,
Лучше мозги не песочь!
Ты сперва, послушай что ли,
А потом уж мироточь!»
«Сыночка, твой антилект,
Уникален, спасу нет!
Мне доколь твердить, что знаю
Всё, про твой с ней, «тет-а-тет»?!
Мне молчать уже невмочь,
Что б упрямца превозмочь,
Горло драть тебе над ухом,
Я готов и день и ночь!»
Дабы успокоить дух,
Сын, на притолоке мух, счёл,
По три раза, и с вздохом
Сел на стул, заметив вслух:
«Ладно, только не ори.
Ты, папа, не истерии.
Энто папам шибко вредно,
Покороче говори».
Рунич: «Вот давно бы так!
Уперся же, как ишак!
Подозрительное дело…
Всё. Сейчас начну. Итак.
Утром, значиться, сижу,
И в окошко не гляжу,
А по выпитому кофе,
Себе свадьбу ворожу.
Вдруг, как с под земли возник
Алексей – то наш денщик,
И спросил: "Где можно справить
Погребальный модерн-шик?"
Дескать, ноне, чуть заря,
Ты надрался «Вискоря»,
И подперши колом двери,
Материшься почем зря».
Сенька хмыкнул:
«Ай да я!
Без зазнайства говоря,
Шуткаль заломить такого
В новом веке словаря!»
"Сеня, чтоб тебе пропасть.
После поглумишься всласть.
А покудова в рассказку,
Прекращай всё время влазть!
Катька ж, что я не спроси,
Только знай себе, визжит:
«Окаянный, мол, запёрся,
Над собой что учинит!..»
И мол: «Надо, дохтур! Надо!»
На всю хату голосит!
Как же тут прикажешь быть,
И сынку не подсобить?
В столь похвальном намеренье,
Надо ж лексикой снабдить!
«Красный крест» ни дать ни взять!" –
Не сдержался сын опять, -
"Плачет по тебе, пап, орден!
Да чавой там! Цельных пять!»
«Снова пьёшь?! Твою рас так!
Ты – вредитель, энто – факт!
Вознамерился досрочно
Обеспечить мне инфаркт?
Я примчался. Вот те раз!
Ты, здоровый, невредимый,
Поглощаешь спиртзапас!»
Сынка:
«Йохарный божок!
А ты думал я, дружок,
Замест крепенького виски,
Пулю слопаю в висок?»
«Нет уж! Я насмешкой быть
Не желаю! Так и быть,
Твои шалости, посмертно,
Отредактировано: 23.09.2019