Сиеста

Сиеста

Дженис не собиралась приходить на суд над Ханом Нуньеном Сингхом. Она вообще не собиралась приходить ни на чей суд. Все, что ей было нужно в этом дурацком городе, – скоротать на аэровокзале время до прибытия пассажирского лайнера, который должен был перенести ее и еще сотню-другую счастливцев на далекие и бесконечно желанные после целого года без отпуска жаркие Виргинские острова. Но так как пересадки в Сан-Франциско ждать нужно было около пяти часов, подруга попросила ее заглянуть в здание федерального суда и передать прокурору Вирлесту папку с документами о наследовании каких-то земель в Западной Калифорнии. Просьба была пустяковой, времени на ее выполнение – достаточно, и Дженис не хотелось огорчать Энни.

В результате теперь она стояла в зале суда, прижатая к телу межгалактического преступника, с фазером у виска. Дженис очень медленно закрыла и открыла глаза.

Только не теряй сознание.

– Не торопитесь падать в обморок, – обладатель низкого голоса за ее спиной, казалось, прочел ее мысли. – И прекратите дрожать, вы можете себе навредить.

Дженис против воли почувствовала, как ее брови поползли вверх. Немного придя в себя, она коротко вздохнула и попыталась вернуться к окружающей реальности.

Реальность была не то чтобы очень радостной. После того, как, высадившись из такси перед дворцом правосудия и отыскав в лабиринте его коридоров и комнат нужный ей кабинет, она обнаружила, что Вирлест на месте отсутствует, девушка хотела было оставить папку с бумагами на столе его секретарши и благополучно убраться оттуда, но секретарша папку не приняла, указав рассерженной Дженис на красовавшуюся на ней пометку «Отдать лично в руки», и практически вытолкала девушку из приемной, направив в зал для публичных процессов, где, по ее словам, как раз сейчас пребывал прокурор.

На поиски нужного зала ушло еще полчаса. Открыв, наконец, тяжелую высокую дверь и войдя в помещение, до отказа заполненное людьми, Дженис нашла свободное место в амфитеатре рядом с проходом и приготовилась ждать перерыва. Прокурора, защитника и еще кого-то из выступавших она слушала вполуха, лица подсудимого не видела и видеть не хотела, и каждые десять минут нервно посматривала на часы. Когда в зале поднялся ропот, и первые три ряда за проходом вскочили, пытаясь то ли броситься вон, то ли помешать сделать это кому-то другому, она не встревожилась и не испугалась – лишь удивилась, и уже хотела подняться тоже, когда ее неожиданно сдернули с жесткого стула, прижав к высокому сильному телу и ткнув чем-то холодным в висок.

– Бросьте оружие, или я ее застрелю!

В низком глубоком голосе говорящего не было ни сомнений, ни злости, ни той истеричности, с которой обычно выкрикивают свои требования злоумышленники в детективных или шпионских фильмах. Он был спокоен, сдержан и не оставлял сомнений в том, что, сделай охрана в зале неверный жест – и мозги девушки украсят выложенный дорогой мозаикой мраморный пол.

Представшая перед ее мысленным взором картина была столь реалистичной, что Дженис заколотило; раздавшийся за спиной тихий шепот преступника вначале не возымел на ее обезумевшее от страха сознание действия, но уже в следующее мгновение до нее дошел смысл его слов.

– Не сопротивляйтесь, молчите и не мешайте мне. Как только мы выберемся отсюда и оторвемся от погони, я отпущу вас. Обещаю.

Дженис дышала рвано и медленно. Перед глазами все плыло. Краем глаза она заметила, как откуда-то слева к ним приближаются размытые человеческие фигуры. Мужчина, держащий ее, развернулся и, оторвав на секунду фазер от виска девушки, отрывисто прокричал что-то и двинулся к выходу.

Пока они пробирались к распахнутой настежь двери, до Дженис внезапно дошло, что удерживающая ее стальной хваткой мужская рука не сдавливает и не причиняет боли, лишь прижимая к чужому телу и не давая вырваться и ускользнуть. Отлично, Дженис, на пытки и издевательства можешь не рассчитывать, скептически подумала она. Когда ты будешь ему не нужна, тебе просто-напросто сломают шею. Так сказать, по доброте душевной.

Очередной коридор сменился другим, затем – новым дверным проемом, за которым показалась лестница. Миновав ее, они вышли на ровную устланную магнитным покрытием площадку. Дженис прищурилась от ударившего по глазам яркого солнца. Парковка для пассажирских глидеров. Он собирается?..

– Залезайте, – подойдя к ближайшей машине, мужчина коснулся панели замка на двери и легко толкнул девушку в спину.

– Послушайте… – попробовала было запротестовать Дженис, но на ее шею немедленно легла знакомая стальная рука.

– Я сказал, залезайте, – указывая на глидер, спокойно повторил мужчина, не пытаясь, впрочем, усадить ее туда силой или угрожать.

– Вы обещали…

– Я помню, что я вам обещал. Обстоятельства немного изменились. Мы теряем время.

Неожиданно для себя Дженис фыркнула и закатила глаза.

– Если я правильно понимаю ситуацию, мне, в отличие от вас, терять нечего. Может, оставите мне какой-никакой шанс?

Она обернулась. Мужчина стоял позади нее, улыбаясь и опустив руку с фазером, и его слегка растрепавшиеся темные волосы шевелил ветер.

– Вы сумасшедшая или самоубийца? – спросил он так, словно интересовался, сможет ли с помощью беспилотного глидера добраться до центра города.

– Должно быть, и то и другое, – в тон ему ответила Дженис, в задумчивости покачав головой. – Отпустите меня, пожалуйста, – сказала она, глядя в его светлые, какого-то невозможного цвета глаза.

– Отпущу обязательно, – улыбка, одновременно хищная и мальчишеская, на миг вновь озарила его лицо, и тут же исчезла, уступив место сосредоточенности и серьезности. – Но после. Нам нужно уйти от погони.

С этими словами он отодвинул ее и не оглядываясь, словно был совершенно уверен в том, что она последует за ним, первым запрыгнул в глидер и, наклонившись, высунулся и протянул ей руку.

Уйти от погони. Нам.

Дженис несколько раз моргнула, уставившись на длинные изящные пальцы и невольно прикидывая, остались ли синяки от знакомства с ними у нее на шее, и будто во сне вложила в них собственную все еще холодную от пережитого страха ладонь.

Мужчина высунулся из машины сильнее и, обхватив Дженис второй рукой за талию, так же бесцеремонно, как по дороге сюда и в зале для заседаний, втащил ее внутрь и вручную захлопнул автоматическую дверь.

– Куда мы летим? – только и успела она спросить, прежде чем глидер поднялся в воздух и набрал высоту.

***

«…Молодой галерист Дженис Уингли была взята в заложницы и похищена Ханом Нуньеном Сингхом из зала суда. В настоящее время ее местонахождение неизвестно». – Дженис сидела за столом и в отчаянии смотрела в экран компьютера. – Мои родные с ума сходят. А Энни поседела. Моя галерея…

– Кто такая Энни? – подходя к ней и ставя на стол тарелку с яблоками, спросил Хан.

– Моя подруга, – не оборачиваясь, сказала Дженис. Она покосилась на тарелку и, взяв яблоко, вгрызлась зубами в сочный плод. – Из-за нее я оказалась на этом чертовом заседании. Она…

– Твоя галерея теперь продаст свои картины втридорога, – сказал Хан, также выбрав себе яблоко и усевшись на диван позади Дженис. – Сколько тебе лет? – вдруг спросил он после недолгого молчания.

– Двадцать пять, – Дженис недоуменно обернулась. – А зачем тебе?..

– Так просто, – Хан пожал плечами и откинулся на спинку дивана. – Забавно, – задумчиво повертев в руках яблоко, проговорил он.

Дженис сердито тряхнула головой и отвернулась.

– Мои родные с ума сходят, – вновь уставившись в мерцающий монитор, словно там можно было прочесть, как выбраться из ситуации, в которую она попала, повторила она. – А я сижу неизвестно где с человеком, который не убил меня по чистой случайности и утверждает, что не отпустит меня домой, потому что привык.

– Не потому, что привык, – Хан лениво потянулся. – А потому, что для того, чтобы выбраться за пределы города, мне нужен заложник, а захватывать нового, когда у меня уже есть один, – он ухмыльнулся, – нерационально.

Дженис только руками развела. На это ей нечего было сказать.

Несколько дней назад, когда Хан притащил ее в этот небольшой домик, расположенный в крохотном городе в окрестностях Сан-Франциско, она все еще была так напугана и измотана, что даже не стала слушать его рассказ о конфликте с адмиралом Маркусом и Звездным флотом, и, похоже, просто отключилась на середине какой-то его длинной и пафосной речи. Проснувшись следующим утром, она обнаружила себя в одной из спален, располагавшихся на втором этаже, укрытой одеялом и без признаков цепей, веревок или наручников. Когда, наскоро приняв душ и спустившись вниз, она упомянула о последних в разговоре с Ханом, тот смеялся так долго и весело, что Дженис почти обиделась.

В ходе дальнейшей беседы выяснилось, что они находятся далеко за городом, и выбраться отсюда при всем желании без посторонней помощи девушка бы не могла.

– Я выбросил твой коммуникатор, и тебе не удастся связаться с полицией или вызвать такси, – закончил Хан, довольно глядя на нее, и добавил: – Как видишь, нет никакой необходимости тебя связывать. Но если тебе так будет спокойнее…

– Хан.

Он улыбнулся и как ни в чем не бывало продолжил рыться в холодильнике, за изучением содержимого которого она его застала.

Позже Дженис узнала, что дом этот Хан купил еще в то время, когда работал на адмирала Маркуса, и полностью обустроил его как временное убежище на случай, если план побега провалится или ему по какой-то другой причине понадобится залечь на дно. Дом внешне ничем не отличался от сотен таких же, стоящих вдали от цивилизации, людей, инопланетников и переполненных ими оживленных трасс. Просто двухэтажное здание с гостиной и кухней на первом и тремя спальнями на втором этаже, окруженное яблоневым садом и с видом на реку, протекавшую невдалеке. Для Дженис, всю ее жизнь прожившую в Лондоне, где даже ночью трудно было отрешиться от постоянного шума и сами мысли, казалось, двигались непрестанно, вращаясь калейдоскопом в попытке создать очередной уникальный узор, наиболее непривычной и странной здесь была бархатная, бесконечная и какая-то совершенно уютная тишина. Она обнимала, захватывала, создавая мягкое чувство парения в прогретом солнцем густом летнем воздухе, и от этого накатывало спокойствие и первые пару дней постоянно хотелось спать.

А после она… привыкла. Не только к ленивой жаре и спокойствию, к расслабленному безлюдью и тишине, но и к самой… к самому ритму этого места. К долгим прогулкам до завтрака, к появляющимся еще прежде, чем она спускалась на кухню, на большой плетеной тарелке ярко-красным огромным яблокам, к рассеянным разговорам за чашкой чая, которые каждый раз заканчивались ее укоризненным взглядом и просьбой настроить как следует репликатор, потому что пить это невозможно, к искрящейся на солнце теплой воде и к прилипшим к спине мокрым после купания волосам.

Хан уходил, возвращался, раскладывал посреди гостиной ворох каких-то деталей, часами сидел, склонившись над ними, исследуя и перебирая, разворачивая и сворачивая сложные голографические схемы с падда рядом с собой. Пил тоннами кофе из репликатора, чертил на экране фигуры, в которых лишь иногда смутно угадывались абрисы шаттлов и звездолетов, и время от времени тихо ругался на древнем английском, после чего бросал мимолетный взгляд на сидевшую рядом или проходившую мимо Дженис, иронически ухмылялся и переходил на стандарт.

…Громкий хруст заставил ее вернуться к реальности.

– Тебе не нужен заложник, чтобы выбраться из этого Богом забытого городка.

Хан выбросил огрызок яблока в мусорную корзину.

– Выводы?

– Ты – подонок.

Хан фыркнул.

– Ничего нового.

Он поднялся и, подойдя к столу, за которым сидела Дженис, заглянул в монитор через ее плечо.

– «В настоящий момент ее местонахождение неизвестно», – процитировал он задумчиво. – Прекрасно сказано, ты не находишь?

Дженис непонимающе уставилась на него.

Вместо ответа Хан поднял правую руку и провел пальцами по ее шее.

– Это должно быть примерно здесь, – негромко сказал он, легко надавив за ухом, рядом с сонной артерией.

Кончики его пальцев были теплыми и шершавыми. Дженис несколько раз моргнула.

– Что… здесь?

– Спящий агент, – отозвался Хан таким тоном, будто других объяснений не требовалось, и убрал руку.

– После того, как мы выбрались из зала суда, – продолжил он, выпрямляясь, – я отпустил бы тебя. Не было смысла тащить тебя с собой дальше – сбить мой глидер они не решились бы, – я все еще был им нужен. И все еще нужен сейчас. Суд был обычным фарсом, способом принудить меня действовать так, как они хотят. Те, кто пришел в руководство флота на место Маркуса, мало чем отличаются от него. Разве что лучше умеют дурачить общество и репортеров, – он поморщился и замолчал. – Когда мы стояли там и я угрожал охране… Ты ничего не заметила?

Дженис безмолвно качнула головой. Она окончательно перестала что-либо понимать.

Хан кивнул.

– Ты была слишком напугана. Это естественно. Но я… я заметил. В общем, не мог не заметить.

Он потянулся к лежащему рядом падду и, полистав документы, развернул над столом голограмму.

– Что это? – тихо спросила Дженис, глядя на парящий перед ней серебристый цилиндр с иглой на конце, похожий на дротик без оперения.

– Масштаб – один к десяти миллионам, – Хан коснулся изображения пальцами и повращал его в одну и в другую сторону. – Модифицированный наноробот, аналог того, что используют для введения успокоительного пациентам психиатрических клиник.

Пару мгновений Дженис смотрела на устройство, поблескивающее в свете падающих из окна солнечных лучей.

– Почему они выстрелили в меня? – спросила она.

– Потому что в ситуации с захватом заложника удобней и проще отследить жертву, чем преступника, – ответил Хан. – Он разжал пальцы и свернул голограмму. – Неочевидное решение.

– Неочевидное... – Дженис помотала головой; этого она совсем не ожидала. – Почему... почему жертву?

Хан отложил падд и уселся на край стола.

– Что происходит, когда террорист захватывает заложника? – спросил он, вытянув перед собой ноги и скрестив руки на груди.

Дженис нахмурилась.

– Паника, ужас. Полиция перекрывает улицы или блокирует здание…

– Кто в центре внимания, Дженис? – перебил ее Хан.

– В центре… преступник, конечно! – она непонимающе уставилась на него.

– И это дает возможность совершить обходной маневр, пока все вокруг, включая самого террориста, полностью замкнуты на него.

Низкий голос был уверенным и прохладным, и Дженис мгновение просто слушала, не вникая в смысл, а когда он дошел до нее, едва не подскочила на месте.

– О жертве никто не думает, – сказала она. – Преступник уводит ее с собой, как ты увел меня из зала суда, и, пустившись в бега, либо пользуется ей как щитом, либо… Либо он ее убивает, – она подняла на Хана глаза. – Но как же тогда?..

– Спящий агент устроен по принципу, которым в двадцатом веке пользовалась разведка СССР, во время крупной спецоперации против британской Ми-6, – Хан поднялся и пересел на диван. – О ней сегодня никто не помнит, а стоило бы. – Шпион, – его еще называли «кротом», – засылался в страну и жил там обычной жизнью, такой же, как тысячи остальных людей. В нужный момент ему подавали сигнал, и агент «просыпался», внедряясь в среду враждебной разведки, после чего, выполнив миссию, опять «засыпал».

Дженис смотрела на Хана с ужасом.

– Когда мой отдел получил заказ на создание гаджета с возможностью на расстоянии отследить преступника, спящий агент был моей первой ассоциацией, – продолжил тот как ни в чем не бывало, – но вскоре я понял, что если хочу добиться успеха, придется делать скидку на время.

Хан поморщился, заметив ее вопросительный взгляд.

– Большая часть преступников в этом веке – хорошие хакеры, и первое, что они делают, уйдя от погони и очутившись в надежном месте, – сканируют свой организм на наличие электронных «жучков». Ясно, что до момента, когда террорист проверит, нет ли на нем киберметки, можно успеть его обнаружить, и даже – при хорошем раскладе – догнать. Но шансы на положительный результат в таком случае невысоки, и это меня не устраивало.

– И тогда ты придумал… Ты это придумал, – скрипнув по полу ножками стула, девушка встала и подошла к дивану, остановившись прямо напротив Хана. – Придумал сделать так, чтобы спящий агент…

– Во время захвата заложника у группы быстрого реагирования обычно есть один или два момента, когда, при известной меткости, можно внедрить наноробота в тело жертвы, после чего террористу дают уйти. Никакой слежки или преследования. Через несколько дней – возможно, недель – он перестанет нуждаться в жертве и отпустит ее или убьет. В любом случае, террорист и заложник физически разойдутся в пространстве. Когда расстояние между ними достигнет трех километров, спящий агент «проснется» и перейдет в режим активного трекинга. Программа ориентируется на информацию, собранную агентом в режиме глубокого сна, и автоматически настраивает систему на поиск. Радиус действия ограничен пределами планеты Земля.

Дженис устало кивнула и, отвернувшись, села рядом с ним на диван.

– Ты не убил меня лишь потому, что смерть заложника не выключает трекер, – сказала она в пространство. – Почему ты не вынул его из меня?

Она развернулась и посмотрела ему в глаза.

– Я не хирург, – промолвил он тихо. – При необходимости я мог бы извлечь из тела крупный осколок или даже стандартный чип. Все, на что я способен в случае с глубоко интегрированным в организм наноботом, – заставить его по пробуждении передавать белый шум.

Дженис не сразу осознала услышанное.

– Это значит, что я свободна?

– Есть еще версии?

– Хан.

Он небрежно пожал плечами и ничего не сказал.

Дженис сидела к нему так близко, что могла разглядеть редкие темные точки в глубине его светло-зеленых глаз. На бледном спокойном лице не читалось никаких эмоций.

Хлопнула форточка, закрытая налетевшим порывом ветра, и Хан повернул голову, оглянувшись на звук.

У него слишком курносый нос, как для преступника межгалактического масштаба, вдруг подумала Дженис, и тут же перехватила обращенный к ней внимательный взгляд.

– Я хочу тебя, – слова сорвались раньше, чем она успела их остановить.

Хан улыбнулся.

– Уверена?

Дженис нахмурилась.

– Почему нет?

Он наклонил голову, в задумчивости разглядывая ее.

– Может быть, потому, что ты – девственница?

– Как ты… – скомкав, она отшвырнула смущение, мокрым листом бумаги шевельнувшееся в груди. – Как ты узнал?

Хан по-прежнему смотрел на нее, безмолвно, словно пытаясь решить, что именно ему следует, а чего – не следует говорить.

– Твой коммуникатор, – сказал он наконец, откидываясь назад и устраиваясь поудобнее.

– Ты понял по состоянию моего коммуникатора, что я – девственница?

– Когда я его выбрасывал, то заметил, что ты носишь в сумочке гигиенические средства для подростков, – продолжил Хан спокойно. – Немного… поздновато пользоваться ими в двадцать пять лет, не находишь?

Дженис вскинула голову и нехорошо сощурилась.

– Ты прав, – медленно сказала она. – После двадцати пяти самое время начинать пользоваться контрацептивами. Чем я, собственно, и… Постой, – прервала себя Дженис, неверяще посмотрев на него. – Откуда ты знаешь, что я ношу в своей сумочке?

Хан закатил глаза.

– Я должен был убедиться, что ты не агент разведки или любое другое подосланное ко мне с далеко идущими планами подставное лицо.

– С далеко идущими планами… – отстраненно протянула Дженис. Поерзав на месте, она поджала под себя ноги и, помедлив, выдала тоном спичрайтера, только что написавшего лучшее в своей жизни коммюнике: – Я связалась с преступником, который совершил покушение на адмирала, взял меня в заложницы и рылся в моей сумочке.

Хан ухмыльнулся.

– Какое из этих пятен на моей репутации наиболее ужасно?

– Я… – начала было Дженис и замерла, увидев, как Хан придвигается к ней и берет обе ее ладони в свои. – Понятия не имею, – проговорила она, глядя, как он поднимает вначале одну, а затем другую руку, по очереди касаясь губами каждой из них.

– Значит, пока отложим этот, вне всяких сомнений, важный вопрос.

Дженис еще успевает выдохнуть что-то невразумительное, прежде чем он осторожным коротким жестом притягивает ее к себе, а после все ненадолго смешивается, – верх и низ, ощущение пылающей обнаженной кожи, его руки, исследующие ее с какой-то спокойной лаской, жар прижатого к ней большого и сильного тела и бисеринками пота дрожащее на висках желание прямо сейчас почувствовать все до конца.

– Если ты сию же минуту меня не трахнешь, – чуть слышно проговорила Дженис, слегка отстранившись и тут же уткнувшись ему в плечо, – я сдам тебя чертовой федеральной полиции без всяких спящих агентов. – И перестань, бога ради, меня щадить.

Хан приподнялся и посмотрел на нее со смесью улыбки и любопытства.

Проведя ладонью снизу вверх по ее телу, он обвел пальцами полукружие левой груди и внезапно сильно ущипнул за сосок. Дженис рассерженно вскрикнула и попыталась было отодвинуться, но Хан удержал ее и наклонился, касаясь соска губами, подтягивая ее ближе и медленно проникая в нее.

Она замерла, слегка изогнувшись. Боль была, но несильная, и казалось, будто она окрашена чем-то еще. Это было странно. Девушка подняла глаза на Хана.

– Прилив эндорфинов. Тело таким способом гасит неприятные ощущения, –спокойно сказал он.

Она фыркнула.

– Долбаный гений. Давай двигайся уже.

Хан усмехнулся уголком рта и, вновь приподнявшись, оперся на ладони с двух сторон от ее тела.

Как ему это удается, спустя минут пять подумала она. Не сделав ни одного жесткого движения и даже, кажется, не ускорив темп, создать ощущение абсолютного…

– Хан!

Он поднял голову, словно бы говоря: «Я предупреждал, что тебе может расхотеться меня дразнить?».

Она смежила веки, признавая свое поражение.

Чуть отстранившись, Хан провел ладонями по ее напряженным бедрам и, закинув ноги девушки себе на талию, скользнул рукой между их телами.

«Я точно где-то читала, что в первый раз не бывает оргазма» – успела подумать Дженис, прежде чем наслаждение накрыло ее с головой.

***

У Хана ушло еще около трех недель на то, чтобы завершить подготовку к побегу. Они расстались ранним воскресным утром у трассы, ведущей к расположенному вблизи Сан-Франциско грузовому космопорту. Дженис понятия не имела, как Хан собирался туда проникнуть, и еще меньше себе представляла, что он намерен был делать, когда окажется на орбите. Должно быть, у него был план. Впрочем, в тот день она об этом не думала.
Стоя на обочине покрытой пылью дороги, она смотрела на удаляющуюся высокую темную фигуру, держа в руках новый коммуникатор и небольшой потертый рюкзак. «Просто вызови такси» – все, что сказал он, прежде чем улыбнуться и, коснувшись ее руки поцелуем, развернуться и зашагать вперед. Дженис подождала, пока его силуэт скроется вдалеке, и, подхватив рюкзак поудобней, двинулась в сторону Милбро пешком.

Полицейская машина подобрала ее в паре километров от пригорода. Двое сидевших в ней офицеров решили сперва, что перед ними просто турист, путешествующий автостопом, но стоило Дженис усесться внутрь, как младший из них – короткостриженый юноша с россыпью светлых веснушек на носу и щеках – смущаясь и чуть не краснея, склонился к управлявшему глидером командиру и быстро что-то ему зашептал. Уже через два часа Дженис сидела в комнате для допросов Центрального отделения полиции Сан-Франциско и давала свидетельские показания.

Так она проходила по его делу – свидетелем.

Ей задавали вопросы, участливо улыбались, хлопали по плечу, пытались укутать в плед и предлагали чай, и снова задавали вопросы. Сухощавый психолог в новомодном асимметричном пенсне что-то записывал в обычный бумажный блокнот, периодически вздрагивая после очередного вопроса.

Дженис отвечала спокойно и односложно. Да, Хан похитил ее из зала суда. Нет, он не причинил ей вреда. Нет, за время пребывания рядом с ним она не подвергалась насилию. Нет, ей неизвестны его планы. Да, он просто отпустил ее. Да, просто оставил посреди дороги и ушел в неизвестном направлении. Нет, она не голодна. Да, она с удовольствием выпьет воды. Нет, она не нуждается в психологической помощи.

Вскоре ее отпустили.

К выходу из полицейского участка ее сопровождали те же двое, что привезли сюда, – на их предложение доставить ее в Сан-Франциско и помочь устроиться в гостинице Дженис ответила отказом и вызвала беспилотное такси.

«Посттравматическое стрессовое расстройство», – услышала она тихий голос подошедшего психолога, когда глидер с легким шелестом остановился перед ней. Дженис не стала спорить. Поблагодарив полицейских за помощь, она устроилась на заднем сиденье и продиктовала роботу маршрут.

В 18.38 она вышла из такси в аэропорту Сан-Франциско. А еще через два часа переступила порог своей лондонской квартиры.

Родители были счастливы. Энни примчалась к ней в первый же вечер, умоляя простить за все, что Дженис пришлось пережить. Дженис задумчиво улыбалась, подливая свежего чаю в стремительно пустеющие чашки на кухонном столе.

Спустя неделю она отправилась в городскую больницу, где из нее под местным наркозом вынули спящий агент, а в следующем месяце устроила в галерее новую крупную выставку.

Картины и в самом деле продавались очень хорошо.

***

Дженис была в торговом центре, когда на одном из экранов, по которым обычно транслировались общемировые новости, возникла панорама Сан-Франциско, сменившаяся изображением штаба Звездного флота. Дженис остановилась, скользя рассеянным взглядом по монитору – Энни, с которой они условились встретиться в одном из местных кафе, должна была появиться с минуты на минуту.

«…по-прежнему остаются идеалы дружбы и сотрудничества. Планета Ифимеда из системы Вергиуса изъявила желание присоединиться к Федерации этим летом, – донесся до нее закадровый голос ведущего. На экране возник общий план просторного холла, затем – помещения, похожего на конференц-зал. – Группа послов, возглавляемая Ханом Нуньеном Сингхом – предводителем колонистов, населяющих еще несколько лет назад считавшийся необитаемым мир, сегодня утром прибыла на Венеру для переговоров».

Вздрогнув, Дженис подошла ближе и уставилась в тонкий прозрачный экран.

Из пестрой толпы людей и инопланетников, заполнявших конференц-зал и рассаживавшихся за длинным столом, камера выхватила высокого темноволосого мужчину, одетого в черное. Рядом с ним стояли мужчина и женщина, чем-то неуловимо похожие на него, – такие же стройные и высокие, красивые строгой и несколько... неожиданной красотой. Развернувшись в ответ на чью-то обращенную к нему реплику, мужчина взглянул прямо в камеру – и на Дженис уставились светло-зеленые насмешливые глаза.

Она рассмеялась так громко, что несколько проходивших мимо посетителей центра испуганно оглянулись. Дженис весело улыбнулась им и, бросив еще один взгляд на экран, повернулась и зашагала в сторону эскалатора, ведущего на второй этаж. С тех пор, как два с половиной года назад Дженис посреди бела дня исчезла больше чем на три месяца, Энни возненавидела опоздания. Уже возвращаясь домой, просматривая в такси новостную ленту, она узнала, что венерианские переговоры прошли успешно.

***

Дженис коснулась рукой деревянной ограды и, нажав на округлую ручку, отодвинула засов. Мягко толкнув калитку, она вошла и закрыла ее за собой.

Изумрудно-зеленый газон казался не по-осеннему ярким. Сделав пару шагов вперед, девушка наклонилась и подобрала алое яблоко, валявшееся в траве. Сунув его в рюкзак, она двинулась дальше по узкой гравийной дорожке к дому.

Все было таким же, как она помнила. Бросив рюкзак в гостиной, Дженис прошла на кухню и отворила створку оконной форточки, впуская внутрь прохладный вечерний воздух и вечный калифорнийский сквозняк. В доме было тепло и уютно, – ни пыли, ни грязи, ни запустения. Казалось, он ждал ее.

«– Этот дом теперь твой.

– Зачем?

– А зачем он мне?

– В самом деле…»

Дженис улыбнулась и, выйдя из кухни, поднялась по лестнице вверх. В спальне она сняла покрывало с широкой постели, сбросив кроссовки, скользнула под одеяло, и через минуту уже спала как младенец.

***

Утро было солнечным и безветренным. Среди запасов, которыми до отказа был набит холодильник, нашлись масло и пара десятков яиц, а принесенного с собой свежего хлеба было достаточно, чтоб приготовить сносные тосты.

В одном из кухонных шкафов она обнаружила банку с малиновым джемом.

Монитор управления комплексом «умного дома» показывал оптимальную для прогулок температуру воздуха и обещал ясную и безоблачную погоду на весь предстоящий день.

Дженис рассеянно потянулась к тарелке с тостами, когда ее руку, сжимающую чашку с чаем из репликатора, накрыли сильные бледные пальцы.

– Вылей сейчас же, – послышалось сзади. – Это же совершенно невозможно пить.